Страница 159 из 178
Вместо «Булочной» и «Героев преферанса»… — Одноактный водевиль П. А. Каратыгина «Булочная, или Петербургский немец» шел впервые в Александринском театре 26 октября 1843 г. «Герои преферанса, или Душа общества» — трехактная комедия-водевиль П. И. Григорьева, поставленная в Александринском театре 7 ноября 1844 г. Оба автора были актерами этого театра.
…мы слишком часто видим гг. Озерова и Шемаева… — Актер Д. И. Озеров (Дудкин) служил в Александринском театре в 1844–1854 и 1859–1880 гг., В. Р. Шемаев — в 1854–1903 гг. Оба, не блистая талантами, были непременными исполнителями ходовых комедий, водевилей и оперетт. Озеров, например, в сезоне 1868/69 г. выступал в опереттах Оффенбаха «Орфей в аду», «Званый вечер с итальянцами», «Прекрасная Елена».
Из прежних актеров остался один Самойлов… — О сложно менявшемся отношении Салтыкова к В. В. Самойлову см. т. 5, стр. 583.
Подумайте, читатель, что не только Мартынов, но даже Максимов до сих пор не заменен… — А. Е. Мартынов, выдающийся актер Александринского театра с 1835 г., художник демократической складки, талантливо воплощал на сцене протестующую тему «маленького человека», — например, был первым исполнителем роли Тихона в «Грозе» Островского. Он принадлежал к числу самых ценимых Салтыковым актеров. 10 марта 1859 г. писатель принял участие в чествовании Мартынова: «Тургенев и Салтыков-Щедрин увенчали артиста лавровым венком, ленты которого поддерживали Л. Толстой и Гончаров» («Ежегодник императорских театров», сезон 1904/05, приложение, стр. 323–329). А. М. Максимов, одаренный актер Александринского театра с 1834 г., не обладал такой определенностью творческого и гражданского облика, как Мартынов; с 1853 г., после смерти трагика В. А. Каратыгина, занял его амплуа.
Загляните… в балет, и там вы убедитесь, что каждый год непременно приносит что-нибудь новое: то г-жу Канцыреву, то г-жу Вергину, то г-жу Вазем. — Названные танцовщицы были недавно выпущены из Петербургского театрального училища в балетную труппу: К. И. Канцырева — в 1866, Е. О. Вазем — в 1867 и А. Ф. Вергина — в 1868 г. В статье «Проект современного балета» Салтыков одобрительно упомянул Канцыреву, исполнившую заглавную роль в осмеянном им балете «Золотая рыбка» (1867).
Внучка панцирного боярина. Роман из времен последнего польского мятежа И. И. Лажечникова. В трех частях. СПб. 1868 г*
ОЗ, 1868, № 12, отд. «Новые книги», стр. 252–256 (вып. в свет — 11 декабря). Без подписи. Авторство указано В. В. Гиппиусом — Z. f. sl. Ph., S. 184; подтверждено на основании анализа текста С. С. Борщевским — изд. 1933–1941, т. 8, стр. 504–505.
Рецензия Салтыкова на новый роман И. И. Лажечникова, темой которого было польское восстание 1863 г., повторяет и развивает ряд тезисов, высказанных в рецензии на его предыдущий роман — «Немного лет назад» (С, 1863, № 1–2; см. т. 5 наст. изд., стр. 307–319). Салтыков вновь противопоставляет «прежнего» Лажечникова, автора исторических романов, написанных в 30-е годы и тогда заслуживших высокую оценку критики и популярность у читателя, — Лажечникову «новому», пытавшемуся изобразить современную действительность в шаблонах «старой дорафаэлевской манеры» — наивноромантической поэтики нравоописательного романа начала XIX века («Герои почтенного автора разделяются на добродетельных и порочных»; ср. в рецензии на роман «Немного лет назад»: «изображаемые им лица разделяются на две половины: на добродетельных и плутов» и т. д. — т. 5, стр. 310).
Новая рецензия Салтыкова, однако, является более резкой, чем предыдущая. Это, несомненно, объясняется тем обстоятельством, что, напечатанный первоначально в 1868 г. в журнале «Всемирный труд», роман «Внучка панцырного боярина»[120] был проникнут антинигилистической и антипольской тенденцией. Он оказался реакционным не только в чисто литературном смысле, по самому типу художественного мышления автора, но и по своей идейной направленности. Этим объясняется, в частности, ироническое замечание Салтыкова, что добродетельные герои Лажечникова «не читают ни Бокля, ни Молешотта, ни даже Либиха» — авторов, популярных среди передовой молодежи начала 60-х годов (см., например, в «Отцах и детях» Тургенева). Для идейной тенденции романа показательна следующая характеристика главного героя, участника польского «повстания» Владислава Стабровского: «Ему предстояло защищать дело темное, революционное, которое он сам в душе осуждал; но он продал душу свою этому делу, как сатане, и должен был стоять за него…» Поэтому Салтыков не мог теперь повторить того, что им было сказано в рецензии 1863 г.: «г. Лажечников самая сочувственная молодому поколению личность из всей фаланги старых литераторов» (т. 5, стр. 308).
…выставкой магазина Дациаро… — Известные в свое время магазины гравюр и эстампов в Петербурге на Невском проспекте и в Москве на Кузнецком мосту.
…тип Авзония… — то есть итальянца.
…не бежал бы до лясу — то есть в лес (польск. — do lasu), иными словами — не стал бы повстанцем.
Когда-то г. Лажечникову был высказан совет оставить область творчества и заняться… изданием мемуаров, которые во всяком случае должны быть небезынтересны. — Этот совет высказал сам Салтыков в рецензии 1863 г., руководствуясь, вероятно, успехом воспоминаний Лажечникова о Белинском, напечатанных в 1859 г.
Воспоминания прошедшего. Были, рассказы, портреты, очерки и проч. Автора «Провинциальных воспоминаний». Москва. 1868*
ОЗ, 1868, № 12, отд. «Новые книги», стр. 256–258 (вып. в свет — 11 декабря). Без подписи. Авторство указано В. В. Гиппиусом — Z. f. sl. Ph., S. 184; подтверждено на основании анализа текста С. С. Борщевским — изд. 1933–1941, т. 8, стр. 505.
Автором «Воспоминаний прошедшего» был И. В. Селиванов — один из представителей дворянской интеллигенции 40-х годов, проделавший характерную эволюцию от сочувствия Герцену, с которым он встречался за границей в 40-х годах, и революции 1848 г., которую наблюдал в Париже, через либеральное обличительство — к активному участию, в качестве русского чиновника, в проведении правительственной политики в Польше после усмирения восстания 1863 г. (подробнее см. в сообщении Б. П. Козьмина «И. В. Селиванов и его письмо из революционной Франции 1848 г.». — ЛН, т. 67, М. 1959).
Широкой известностью пользовались в свое время «Провинциальные воспоминания» Селиванова, в которых «обличалось» русское чиновничество; они печатались в 50-х годах на страницах «Современника» (отд. изд.: ч. 1 — 1857 г.; ч. 2 — 1858 г.; ч. 3 — 1861 г.). Этим «воспоминаниям» Чернышевский дал такую характеристику: «Плохо, разумеется, со стороны таланта и ума, но эффектно и выгодно по своей резкости»[121]. В 50 х годах имя Селиванова как литератора «обличительного направления» упоминалось нередко рядом с именем Салтыкова — автора «Губернских очерков».
«Воспоминания прошедшего» уже решительно отличались от «Провинциальных воспоминаний», о чем свидетельствует хотя бы предисловие, приводимое Салтыковым в его рецензии. Салтыкову, конечно, был известен и факт службы Селиванова в Польше, что также могло повлиять на характер его отзыва.
Вот и еще старичок… — Рецензия на «Воспоминания прошедшего» И. В. Селиванова была напечатана в «Отечественных записках» непосредственно после рецензии на роман И. И. Лажечникова «Внучка панцырного боярина».
Говорят, что юмористы наши нередко впадают в преувеличения и что, например, повествования г. Щедрина о разных губернских помпадурах и помпадуршах представляют некоторые юмористические излишества, ни для кого будто бы несомненные. — В таком духе высказался о «Старой помпадурше» (ОЗ, 1868, № 11) Ф. Толстой в письме к Некрасову (см. прим. к названному очерку в т. 8 наст. изд.; а также статью и публикацию К. И. Чуковского «Ф. М. Толстой и его письма к Некрасову». — ЛН, т. 51–52, М. 1949). Подобные характеристики сатиры Салтыкова появлялись и в печати. Так, например, М. Загуляев писал в обозрении «Столичная жизнь» о «Новом Нарциссе»: «Г-н Салтыков представляет нам преувеличенную до невозможности карикатуру <…> земских собраний» («Всемирный труд», 1868, № 2, стр. 132–133 второй пагинации).
120
Панцырные бояре — особый род польской пограничной стражи.
121
Н. Г. Чернышевский. Литературное наследие, т. 2, 1928, стр. 353.