Страница 191 из 210
В настоящем издании статья печатается по тексту гранок с устранением цензурных купюр и изменений и учетом дополнительной работы Салтыкова, отраженной в авторских гранках и журнальной публикации.
Наряду со стилистической правкой и устранением опечаток, в авторской корректуре имеются вычеркивания и замены явно цензурного происхождения, и сделаны они самим Салтыковым (исключена, например, фраза о петербургских пожарах — стр. 302, строки 20–21).
Все окончание статьи — от слов: «Но это презрение к практической деятельности» и до: «Скоро ли поймут эту истину господа вислоухие и юродствующие?» (стр. 326, строка 38 — стр. 329, строки 25–26) — заменено в «Современнике» следующим кратким заключением:
Вот это-то именно и имел я в виду, когда упоминал о «чаше». Впрочем, это такой предмет, о котором кратко говорить нельзя, а потому я предпочитаю отложить мою беседу до более удобного времени.
Этой проблематике («протест своими боками», «презрение к практической деятельности») и посвящена следующая (не увидевшая свет) апрельская хроника, в которой использовано, иногда и текстуально, окончание мартовской. Включенная в статью часть текста (от слов «Воображаю я себе…», стр. 250, строка 14 и кончая словами «…необходимыми ударениями», стр. 251, строка 14) была запрещена цензурой в январской хронике 1864 г. Однако причиной непоявления окончания мартовской хроники в печати был, по-видимому, не цензурный запрет, а внутриредакционные трения. В сохранившейся цензорской корректуре отмечены красным лишь три места окончания: 1) «сверх того, в своем настоящем практическом развитии <…> своего собственного бессилия»; 2) «сражаться против которой <…> своими собственными средствами»; 3) «и кроме окончательного торжества тех темных сил, которые и без того торжествуют не мало».
Перечень главнейших мест, не появившихся в «Современнике» в результате вмешательства цензора (кроме указанных выше):
Стр. 290, строка 15 — стр. 291, строка 8: «Хотя «мальчики» не со вчерашнего дня <…> бывало когда-нибудь видано?»
Стр. 291, строки 24–35: «Я рассуждал бы так <…> простил бы даже «мальчишкам»…»
Стр. 292, строки 13–22: «Да, я был неправ! <…> беспорядочном и бессильном виде!»
Стр. 292, строка 28 — стр. 296, строка 26: «Разве они не дети <…> я попытаюсь…»
Стр. 300, строки 35–39: «и продолжалось оно <…> положило таковому конец».
Стр. 311, строка 22: «проклятая система, это целая проклятая каста».
Стр. 313, строки 17–19: «которая дотоле <…> условия жизни».
Стр. 313, строки 22–41: «потому что мысль, в своем развитии <…> очень было похоже на безделье».
Мартовская хроника, в основном, посвящена вопросу о «мальчиках», противопоставляемых «мальчишкам» и «нигилистам». «Мальчики» — это очень емкий образ всех и всяческих молодых сил реакции и консерватизма, в том числе новых «деятелей», «молодых драбантов», представителей послереформенной администрации. Они, по Салтыкову, — «особенное молодое поколение», стремящееся «насильственно остановить развитие действительно живых сил общества», задержать общество «на тех битых колеях, из которых оно давно рвется выбиться». «Мальчики» тесно связаны со старым порядком вещей, надоевшей всем «яичницей», которая выступает как символ дореформенного самодержавно-крепостнического устройства. Писатель подчеркивает, что и после реформы основы этого устройства не изменились, что «яичница» осталась той же, а «местами даже и попротухла», что ее лишь немного подправили, придав ей другую видимость. «Мальчики», по мнению Салтыкова, «не со вчерашнего дня завелись на Руси», «нов не факт… ново его положение». Новым является то, что они пришли к власти, сменили старых «деятелей». Отстаивая старую «яичницу», «мальчики» стремятся представить ее так, «чтоб издали казалось как будто нечто новое». Их работа «безнравственная», «не умная», «напрасная», «но это не мешает ей быть… в высшей степени вредною». Салтыков утверждает, что «мальчики», задумавшие подправить «яичницу», — «мразь», а не «общественные деятели», что они более опасны и мерзки, чем «старые драбанты» (см. прим. к стр. 248).
Большое значение имеет в хронике и сама антитеза «мальчиков» и «мальчишек», связанная с раздумьями, определяющими, в сущности, всю проблематику мартовской хроники о «силах» и «деятелях» «исторического момента, когда разрозненные общественные стихии ищут опознаться и организоваться» (стр. 304).
Важное место занимает в хронике и защита новых людей, «молодого поколения» от нападок реакции, критика антинигилистической литературы.
Продолжается и полемика с «Русским словом». В № 2 этого журнала за 1864 г. были опубликованы статьи «Глуповцы, попавшие в, Современник”» В. Зайцева и «Цветы невинного юмора» Д. Писарева. Первая из них являлась прямым откликом на январскую хронику «Современника», вторая — по меньшей мере учитывала ее; редакция «Современника» обвинялась здесь в отходе от революционных традиций, Салтыков — в нападках на молодое поколение, в глумлении над романом «Что делать?», произведения сатирика отождествлялись с «чистым искусством». Продолжалась полемика с «Современником» и по другим вопросам принципиального характера. В статье Писарева вновь подчеркивалась основополагающая роль естественных наук, значение популяризации их, утверждалось, что «скромное изучение химических сил и органической клеточки составляет такую двигательную силу общественного прогресса, которая… должна подчинить себе и переработать по-своему все остальные силы»[168]. В статье П. Бибикова «Границы положительного знания» также говорилось, что лишь распространение «истин положительных», выводов естественных наук, может привести к «всеобщему возрождению»[169].
Ответом на выступления «Русского слова» явились рассуждения Салтыкова в мартовской хронике о «вислоухих и юродствующих», действия которых, по мнению писателя, служат на руку реакции, подрывая авторитет демократических идей, доводя их до абсурда, компрометируя их. Салтыков также счел необходимым разъяснить, в связи с обвинениями Зайцева, свое отношение к Чернышевскому, его роману, утопическому социализму, демократической молодежи. В то же время образы «вислоухих и юродствующих» отнюдь не сводились целиком к сатирическому изображению сотрудников «Русского слова». Как всегда у Салтыкова, эти образы отличаются большой емкостью содержания, широтой обобщения. Их характеристика начинается словами: «Всякая партия, всякое дело имеет своих enfants terribles…» Детализирующие признаки, которыми Салтыков наделяет «вислоухих», — непомерное их «честолюбие», «нечистоплотность», принципиальная их непричастность к «практической деятельности», — во многом напоминают обвинения Герцена в адрес «молодой эмиграции»[170]. Все это выводит изображение «юродствующих» и «вислоухих» за рамки сатиры на определенных лиц.
Отвергая решения, предлагаемые «вислоухими», Салтыков в мартовской хронике пытается наметить пути борьбы за осуществление общественного идеала. Он считает, что в условиях, когда нет надежд на близкое революционное переустройство, нужно действовать, трезво оценивая обстановку, используя всякую возможность усиления борьбы (рассуждения о тюкалинском городничем и белебеевском исправнике). Эти рассуждения определялись отнюдь не склонностью Салтыкова к либеральным иллюзиям, а пониманием, очень трезвым и верным, того, что всякая безнародная деятельность, имеющая в виду коренное преобразование жизни масс, обречена на провал, а «народ», «массы», тогдашнее крестьянство не способны на той исторической ступени, в той исторической ситуации стать подлинными обновителями «обветшавшего мира».
…mensa, mensis, mensorum, о mens’e — нарочито ошибочное склонение латинского слова «стол».
168
Д. И. Писарев. Соч. в 4-х томах, т. 2, стр. 362. Подчеркнуто мною. — П. Р.
169
«Русское слово», 1864, № 2, стр. 25.
170
См., например, публикации об отношении Герцена и Огарева к «молодой эмиграции». — ЛН, тт. 41–42, 62 и 63.