Страница 17 из 180
Дмитрий Иваныч. Сейчас, папаша! (Выходит на короткое время и потом возвращается.)
Разбитной. Он очень часто о вас вспоминает — такой, право, памятливый старикашка! Я вам скажу, что если бы этому человеку руки развязать, он, я не знаю, что бы наделал!
Хрептюгин. Попечение имеют большое; я сколько начальников знал, а таких заботливых именно не бывало у нас!
Доброзраков. Взгляд просвещенный, Иван Онуфрич!
Разбитной. Д-да; он ведь у нас в молодости либералом был, как же! И теперь еще любит об этом времени вспоминать: «Я, говорит, mon cher, смолоду-то сорвиголова был!» Преуморительный старикашка.
Входит лакей во фраке с подносом, на котором поставлены разные закуски; в дверях показывается Гнусова; в течение всей сцены она стоит за дверьми и по временам выглядывает.
Хрептюгин. Милости просим, Леонид Сергеич, закусить!
Разбитной. Э… я охотно съем этого страсбургского пирога. (Подходит к столу и ест.) Да вы гастроном, почтеннейший Иван Онуфрич!
Хрептюгин. Уж куда нам, Леонид Сергеич!.. вот здоровье мое все плохо… все, знаете, желудок! иной раз и готов бы просить его сиятельство сделать мне честь хлеба-соли откушать…
Дмитрий Иваныч. А что, в самом деле, папаша! князь к нам так милостив, что с нашей стороны даже свинство, что мы не покажем ему нашей признательности.
Хрептюгин. Если его сиятельству угодно, то я завсегда готов… Для нас, Леонид Сергеич, это большого счета не составляет.
Разбитной. Хорошо-с… я скажу князю; он, вероятно, назначит вам день, когда вы можете принять его… Однако пирог этот так хорош, что я решаюсь съесть еще кусочек… Ma foi, tant pis pour le diner du prince![71] A вы, доктор?
Доброзраков. А вот сейчас-с. Мы, признаться, ко всем этим тонкостям не привыкли; по-нашему, этак колбасы кусок, чтоб, знаете, жевать было что́.
Разбитной. Вы добрый, доктор!
Доброзраков (налив рюмку водки, кланяется). За здоровье его сиятельства, князя Льва Михайлыча!
Жив нов с кий. А мне, видно, без потчеванья выпить! (Подходит к столу.)
Хрептюгин (Доброзракову). Что ты, что ты, Иван Петрович! — кто ж пьет здоровье водкой… Démétrius, что ж?
Дмитрий Иваныч. Сейчас, папаша! (Убегает.)
Разбитной (вслед ему). Mais dites, mon cher, qu’on do
Лакей вносит поднос с стаканами и бутылку шампанского; Дмитрий Иваныч наливает всем, кроме Живновского. За здоровье его сиятельства, князя Льва Михайлыча! (Выпивает.)
Дмитрий Иваныч. Ура! (Выпивает.)
Доброзраков. Желаю здравствовать! (Выпивает.)
Живновский. Что ж, и мне, видно, выпить! Я, признаться, не охотник до виноградного! — ну уж для его сиятельства! (Наливает сам себе стакан и пьет.)
Хрептюгин. Сто лет жить да богатеть! Вот это я вино люблю, Леонид Сергеич! потому что оно вино легкое… тонкое…
Разбитной. Господа! я требую слова!
Дмитрий Иваныч. Шш…
Все умолкают.
Разбитной. Господа! мне приятно будет засвидетельствовать перед князем о тех чувствах искренней преданности, которые я нашел в вас. Поверьте, господа, что для сердца начальника дороже всяких почестей, дороже всех богатств сердечное расположение подчиненных. Нет сомнения — и история нам доказывает это с последнею очевидностью, — что все сильные государства до тех пор держались, покуда в сердцах подчиненных жили чувства любви и преданности. Как скоро эти истинные, основные начала благоустроенных обществ исчезали, самые общества переставали быть благоустроенными. Я говорю это, господа, здесь, в этом доме, потому что нигде в другом месте слова мои не могут иметь такого смысла. Здесь я вижу почтенного отца семейства, жертвующего всею жизнью на пользу общую (указывает на Хрептюгина); вижу старых воинов, принявших грудью не один удар во имя любви к отечеству (указывает на Доброзракова и Живновского; последний крутит усы), и, наконец, вижу юношу, полного надежд и веры в будущее… И все эти лица: и маститая старость, и увенчанная розами юность — соединяются в одном общем чувстве преданности к любимому начальнику… Господа! мае приятно от лица князя изъявить вам полную его признательность! Господа! я пью за здоровье любезнейшего нашего хозяина! (Подходит с стаканом к Хрептюгину и жмет ему руку.) Иван Онуфрич! да продлит бог ваш век для того, чтоб вы могли на долгие времена следовать влечению вашего доброго сердца и отирать слезы сирых, лишенных крова… (Выпивает.)
Дмитрий Иваныч. Ура! (Пьет.)
Доброзраков (в сторону). Ловко подпустил!..
Живновский (в сторону). А по-русски это значит: пермете… ле бурс[73] (показывает руками). Молодец!
Хрептюгин. Очень, очень вам благодарен, Леонид Сергеич! утешили вы меня… Именно это правда, что на пользу общую! Вчера был пожар, Леонид Сергеич, остались там вдовы… смею просить вас принять от трудов моих двести рублей на общественное устройство! (Вынимает из бумажника деньги и отдает Разбитному.)
Живновский. Молодец, Иван Онуфрич!
Хрептюгин. Мало жертвовать, Леонид Сергеич, не стоит-с, так, по крайности, пущай хоть богу за нас помолят! а деньги что-с? деньги — дело наживное-с!
Живновский. Разумеется, благодетель, разумеется… вот в вино вассервейнцу малую толику подпустите* — ан пожертвование-то в тот же карман и возвратится… дивны дела твои, господи!*
Хрептюгин. Я, Леонид Сергеич, люблю благодетельствовать… Я коли деньги имею, так желаю, чтоб всякий, можно сказать, от лозы виноградной вкусил!
Разбитной (кладя деньги в карман). Поверьте, Иван Онуфрич, князь сумеет оценить…
Те же и Фурначев.
Фурначев (останавливается в дверях и говорит за кулисы). Скажи, братец, моему кучеру, чтоб он ехал домой и доложил Настасье Ивановне, что я прибыл в дом Ивана Онуфрича благополучно. Да сейчас же чтоб и воротился… Иван Онуфрич! Леонид Сергеич! Доктор! (Жмет всем руки. кроме Живновского.) Вы, господа, кажется, с утра за делом!..
Доброзраков. По благотворительной части, Семен Семеныч!
Живновский. Призираем этак вдов и сирот-с… А больше насчет вдов-с…
Хрептюгин. Да не угодно ли присесть вашему высокородию! (Суетится около Фурначева.)
Фурначев. Не трудись, любезный, я сяду сам!.. Так вы, господа, по благотворительной части? что ж, это хорошо! всякий из нас должен уделять от избытков своих!
Разбитной. Скажите, пожалуйста, Семен Семеныч, вы не были сегодня у князя?
Фурначев. Не был, Леонид Сергеич, не был, потому что не имел чести быть приглашенным.
Разбитной. Странно! а он хотел вас просить!.. знаете, вчера был пожар, погорела вдова с детьми… что-то много их там… княжна очень интересуется положением этих сирот.
Фурначев. Это наш долг, Леонид Сергеич, отирать слезы вдовых и сирых; это, можно сказать, наша священная обязанность… Я не о себе это говорю, Леонид Сергеич, потому что у меня правая рука не знает, что делает левая*, а вообще…
Вносят стаканы с шампанским.
Разбитной. Так вы заезжайте к князю: ему будет очень приятно. (Берет стакан и намеревается пить без тоста.)
71
Честное слово, тем хуже для князя!
72
Но скажите, голубчик, чтобы подали бокалы и заморозили шампанское.
73
позвольте… кошелек.