Страница 14 из 16
Платон. Да напрасно меня и просить, это смешно даже.
Мавра Тарасовна. Вот, для порядку, и назначаю я Платона главным приказчиком и всю торговлю и капитал ему доверяю.
Барабошев. Но он несостоятельный должник, у меня его вексель.
Мавра Тарасовна. Дай-ка вексель-то сюда!
Барабошев подает.
Вот тебе и вексель. (Разрывает и бросает на пол.)
Барабошев. Маменька, у меня к вам финансовый вопрос.
Мавра Тарасовна. Погоди, и до тебя очередь дойдет.
Мухояров. Значит, я своей должности решен?
Мавра Тарасовна. Нет, зачем же! Ты умел над Платоном шутить; так послужи теперь у него под началом! А вот тебе работа на первый раз! Поди напиши билетец: «Мавра Тарасовна и Амос Панфилыч Барабошевы, по случаю помолвки Поликсены Амосовны Барабошевой с почетным гражданином Платоном Иванычем Зыбкиным, приглашают на бал и вечерний стол». А число мы сами поставим.
Поликсена. Бабушка, так Платоша мой? Ну, вот я говорила.
Мавра Тарасовна. Никто не отнимает, не бойся!
Поликсена (Платону). Пойдем в гостиную, к роялю, я тебе спою «Вот на пути село большое».
Мавра Тарасовна. Сиди, сиди, что заюлила!
Барабошев. Но как же, маменька, генерал?
Мавра Тарасовна. Куда уж нам; высоко очень.
Барабошев. Значит, Пустоплесов над нами преферанс возьмет?
Филицата. Ты у меня про Пустоплесова-то спроси! У них вчера такая баталия была, что чудо. Сам-то пьяный согрубил что-то жениху, так тот за ним по всему дому не то с саблей, не то с палкой бегал, уж не знаю хорошенько. Так все дело и врозь.
Барабошев. В таком случае, я на этот брак согласен. Но, маменька, финансовый вопрос… Мне надо в город ехать, по векселям платить.
Мавра Тарасовна. Ты хотел Платона-то в яму сажать, так не сесть ли тебе, миленький, самому на его место. На досуге там свой цапцапарель попьешь, лик-то у тебя прояснится.
Барабошев. Если со мной такое кораблекрушение последует, так на все семейство мораль; а мы затеваем бракосочетание и должны иметь свой круг почетных гостей.
Мавра Тарасовна. А не хочешь в яму, так Платону кланяйся, чтоб он заплатил за тебя; и уж больше тебе доверенности от меня не будет.
Платон. Вот она правда-то, бабушка! Она свое возьмет.
Мавра Тарасовна. Ну, миленький, не очень уж ты на правду-то надейся! Кабы не случай тут один, так плакался бы ты с своей правдой всю жизнь. А ты вот как говори: не родись умен, а родись счастлив… вот это, миленький, вернее. Правда — хорошо, а счастье лучше!
Филицата (Грознову). Ну-ка, служивый, поздравь нас.
Грознов. Честь, имею поздравить Платона Иваныча и Поликсену Амосовну! Тысячу лет жизни и казны несметное число! Ура!
1876
Последняя жертва
Действие первое
ЛИЦА:
Юлия Павловна Тугина, молодая вдова.
Глафира Фирсовна, тетка Юлии, пожилая небогатая женщина.
Вадим Григорьевич Дульчин, молодой человек.
Лука Герасимыч Дергачев, приятель Дульчина, довольно невзрачный господин и по фигуре и по костюму.
Флор Федулыч Прибытков, очень богатый купец, румяный старик, лет 60, гладко выбрит, тщательно причесан и одет очень чисто.
Михевна, старая ключница Юлии.
Небольшая гостиная в доме Тугиной. В глубине дверь входная, направо (от актеров) дверь во внутренние комнаты, налево окно. Драпировка и мебель довольно скромные, но приличные.
Михевна (у входной двери), потом Глафира Фирсовна.
Михевна. Девушки, кто там позвонил? Вадим Григорьич, что ли?
Глафира Фирсовна (входя). Какой Вадим Григорьич, это я! Вадим-то Григорьич, чай, позже придет.
Михевна. Ах, матушка, Глафира Фирсовна! Да никакого и нет Вадима Григорьича; это я так, обмолвилась… Извините!
Глафира Фирсовна. Сорвалось с языка, так уж нечего делать, назад не спрячешь. Эка досада, не застала я самой-то! Не близко место к вам даром-то путешествовать; а на извозчиков у меня денег еще не нажито. Да и разбойники же они! За твои же деньги тебе всю душеньку вытрясет, да еще того гляди вожжами глаза выхлестнет.
Михевна. Что говорить! То ли дело свои…
Глафира Фирсовна. Что, свои? Ноги-то, что ли?
Михевна. Нет, лошади-то, я говорю.
Глафира Фирсовна. Уж чего лучше! Да только у меня свои-то еще на Хреновском заводе; все купить не сберусь: боюсь, как бы не ошибиться.
Михевна. Так вы пешечком?
Глафира Фирсовна. Да, по обещанию, семь верст киселя есть. Да вот не в раз, видно, придется обратно на тех же, не кормя.
Михевна. Посидите, матушка; она, надо быть, скоро воротится.
Глафира Фирсовна. А куда ее бог понес?
Михевна. К вечеренке пошла.
Глафира Фирсовна. За богомолье принялась. Аль много нагрешила?
Михевна. Да она, матушка, всегда такая; как покойника не стало, все молится.
Глафира Фирсовна. Знаем мы, как она молится-то.
Михевна. Ну, а знаете, так и знайте! А я знаю, что правду говорю, мне лгать не из чего. Чайку не прикажете ли? У нас это мигом.
Глафира Фирсовна. Нет, уж я самоё подожду. (Садится.)
Михевна. Как угодно.
Глафира Фирсовна. Ну, что ваш плезир-то?
Михевна. Как, матушка, изволили сказать? Не дослышала я…
Глафира Фирсовна. Ну, как его поучтивей-то назвать? Победитель-то, друг-то милый?
Михевна. Не понять мне разговору вашего, слова-то больно мудреные.
Глафира Фирсовна. Ты дуру разыгрываешь аль стыдишься меня? Так я не барышня. Поживешь с мое-то, да в бедности, так стыдочек-то всякий забудешь, ты уж в этом не сомневайся. Я про Вадима Григорьича тебя спрашиваю…
Михевна (приложив руку к щеке). Ох, матушка, ох!
Глафира Фирсовна. Что заохала?
Михевна. Да стыдно очень. Да как же вы узнали? А я думала, что про это никому не известно…
Глафира Фирсовна. Как узнала? Имя его ты сама сейчас сказала мне, Вадимом Григорьичем окликнула.
Михевна. Эка я глупая.
Глафира Фирсовна. Да, кроме того, я и от людей слышала, что она в приятеля своего много денег проживает… Правда, что ли?
Михевна. Верного я не знаю; а как, чай, не проживать; чего она для него пожалеет!
Глафира Фирсовна. То-то муж-то ее, покойник, догадлив был, чувствовало его сердце, что вдове деньги понадобятся, и оставил вам миллион.
Михевна. Ну, какой, матушка, миллион! Много меньше.
Глафира Фирсовна. Ну, уж это у меня счет такой, я все на миллионы считаю: у меня, что больше тысячи, то и миллион. Сколько в миллионе денег, я и сама не знаю, а говорю так, потому что это слово в моду пошло. Прежде, Михевна, богачей-то тысячниками звали, а теперь уж все сплошь миллионщики пошли. Нынче скажи-ка про хорошего купца, что он обанкрутился тысяч на пятьдесят, так он обидится, пожалуй, а говори прямо на миллион либо два, — вот это верно будет… Прежде и пропажи-то были маленькие, а нынче вон в банке одном семи миллионов недосчитались. Конечно, у себя-то в руках и приходу и расходу больше полтины редко видишь; а уж я такую смелость на себя взяла, что чужие деньги все на миллионы считаю и так-то свободно об них разговариваю… Миллион, и шабаш! Как же она, вещами, что ль, дарит ему аль деньгами?
Михевна. Про деньги не знаю, а подарки ему идут поминутно, и все дорогие. Ни в чем у него недостатка не бывает, — и в квартире-то все наше; то она ему чернильницу новую на стол купит со всем прибором…
Глафира Фирсовна. Чернильница-то дорогая, а писать нечего.