Страница 49 из 73
Купавина. Постараюсь. Мне страшно за мою свободу. Вот письмо от него, я еще его не читала, видишь, как равнодушна. Мне привез его Лыняев.
Глафира. Лыняев уж был у тебя, значит, я его увижу не скоро, а может быть, и совсем не увижу. Пригласи его!
Купавина. Приглашать его не нужно: он в саду, спрятался от Меропы Давыдовны и сейчас явится к обеду.
Глафира. Вот и прекрасно! Вели подать шампанского, мне давно хочется; ужасно надоело сухоядение.
Купавина. Изволь!
Глафира. У меня еще просьба к тебе. Дай мне надеть что-нибудь поприличней! Все это на мне так гадко.
Купавина. Вот тебе ключ от гардероба, выбирай, что хочешь. Там много нового, ненадеванного; я нашила пропасть, да после траура все еще не решаюсь щеголять-то.
Глафира. Merci! Я в одну минуту. (Убегает.)
Купавина (одна).
Купавина (распечатывает письмо). Посмотрим, что за послание. (Читает.) «Исполняю ваше приказание, сбираюсь в усадьбу. Но с той самой минуты, как я решился ехать, я уж испытываю мучительное чувство нетерпения. Мне обидно, что меня повезет паровоз, придуманный англичанами для перевозки тяжелых грузов; мне нужны крылья, резвые крылья амура». Какая пошлость! (Читает про себя.) Что дальше, то лучше. Что с ним сделалось? Неужели он думает, что я поверю этим глупостям? Ну, да прекрасно, надо оставить его в этом заблуждении; тем вернее он попадется.
Из двери показывается Глафира в одной юбке и в платке, накинутом на шею.
Купавина, Глафира.
Глафира. Я все, и шелковые чулки нашла, и башмаки, и как все мне впору! Посмотри! (Подымает и вытягивает ногу, как танцовщица.) Ведь жалко такую ножку обувать в какие-то лапти.
Купавина. Чудо, как ты мила! Уж разве он каменный, а то как бы, кажется… (В двери.) Тетя, прикажите обедать подавать. Да вот и Михайло Борисыч идет.
Глафира. Подождите меня, я сейчас. Ну! Либо пан, либо пропал! (Уходит в дверь направо. Купавина — в залу.)
Действие третье
ЛИЦА:
Купавина.
Глафира.
Анфуса.
Лыняев.
Мурзавецкий.
Чугунов.
Клавдий Горецкий, племянник Чугунова, красивый молодой человек, кудрявый, с румяным лицом; одет в легком летнем сюртуке, застегнутом на все пуговицы; рубашка русская, цветная, без галстуха; панталоны в сапоги.
Через всю сцену садовая решетка с калиткой посередине. У калитки скамья. За решеткой виден густой парк усадьбы Купавиной. Вечереет.
Горецкий стоит у решетки и посвистывает. Из калитки выходит Чугунов.
Чугунов. Что ты, зачем ты? Пошел домой! Сейчас пошел домой!
Горецкий. Нет, домой я не пойду. Я вас дожидался. Нужно очень.
Чугунов. На что я тебе?
Горецкий. Денег пожалуйте, государственных кредитных билетов!
Чугунов. Денег? Нет, нет, и не думай! Зачем тебе деньги?
Горецкий. Я своему сердцу отвагу даю, на гулянье иду. (Свищет.)
Чугунов. На какое гулянье? Сиди дома! Да полно тебе свистать-то! Что я тебе приказывал? Ни шагу чтобы, ни-ни…
Горецкий. Нет, это вы напрасно беспокоитесь! Без судебного приговора не буду я сидеть в заключении; приговорят, тогда сяду.
Чугунов. Зачем ты такие слова говоришь? Зачем?
Горецкий. Ну, вот еще, слова! Нужно очень слова разбирать. Вы денег пожалуйте!
Чугунов. Где я тебе возьму?
Горецкий. Это ваше дело, это до меня не касается. Я вот про себя знаю, что запью сегодня, должно быть, дней на двенадцать.
Чугунов. Уж так и на двенадцать? Вперед знаешь, что на двенадцать.
Горецкий. Только бы, дяденька, не больше. Пожалуйте!
Чугунов. Ты это из городу пешком?
Горецкий. Пешком.
Чугунов. Нечего сказать, охота за каким-нибудь двугривенным десять верст пешком лупить!
Горецкий. Версты — это мне ничего; я с астролябией по две тысячи ходил. Я и за гривенником, когда он мне нужен, далеко пойду; только вот что: давайте по чести, двугривенного мало.
Чугунов. Ишь ты, мало! Будет, за глаза будет.
Горецкий. Говорю, что мало. Божиться, что ли?
Чугунов. Сколько ж тебе надо?
Горецкий. Пятьдесят рублей.
Чугунов. В своем ты разуме, Клашка, в своем?
Горецкий. Ничего. Вот что после гулянья будет, не знаю, а покуда в своем.
Чугунов. У кого ты просишь? У кого ты просишь, говори!
Горецкий. У вас. У кого ж мне просить? У кого деньги водятся, у того и прошу.
Чугунов Да что, банк, что ли, у меня?
Горецкий. Перед кем вы убогим-то притворяетесь? Вы уж это перед чужими; а я свой, родственник. У барыни имением управляете… вон усадьба-то какая! Да чтоб не грабить!
Чугунов. «Грабить, грабить!» Невежа! Чурбан необразованный! Ну, так вот и есть деньги, да не дам.
Горецкий (надев фуражку). Пожалеете.
Чугунов. Об чем?
Горецкий. О том, что не дали. Можете большую неприятность получить.
Чугунов. От кого?
Горецкий. От меня.
Чугунов. Что ты за птица такая важная?
Горецкий. Вот и не птица, а неприятность сделаю.
Чугунов. Какую?
Горецкий. Дом сожгу.
Чугунов. Что ты! Какой дом? Что ты!
Горецкий. Ваш.
Чугунов. Ах ты!.. Эх, братец!.. Да как ты…
Горецкий. Да вот так: пойду и зажгу.
Чугунов. В кого ты такой каторжный уродился?
Горецкий. Да кто ж у нас в родне святые-то? Вы, что ли? В кого путным-то уродиться?
Чугунов. Не груби, Клашка, не груби!
Горецкий. Дайте денег, так и грубости не услышите.
Чугунов (вынимает бумажник). Отвяжись ты от меня! На! Провались ты куда-нибудь! (Дает пять рублей.)
Горецкий. Что это? Пять рублей? (Отдает назад.) Нет, я дороже стою.
Чугунов. Правда, правда, дороже стоишь; ты и пятьсот рублей стоишь, кабы тебя можно было в солдаты продать.
Горецкий. Не об солдатах речь! А за свое мастерство я дороже стою.
Чугунов. Хорошее мастерство! Хвались, хвались! Есть чем похвастаться!
Горецкий. Хорошее ли, дурное ли, а вам понадобилось, так платите. Уж вы покупайте меня, а то плохо.
Чугунов. Ну, на еще! (Дает еще пять рублей.)
Горецкий. Мало.
Чугунов. Ишь ты, как разбойник в лесу, на дороге ловишь. Больше не дам, кончено.
Горецкий. Ну, а если мне кто-нибудь больше даст, и, стало быть, продавать вас с Мурзавецкой-то?
Чугунов. Тише ты! У Евлампии Николаевны гости в саду.
Горецкий. А мне что за дело!
Чугунов. Ну тебя! Уйти от греха. (Уходит.)
Горецкий (вслед Чугунову). Дядя! Слушай! Коли больше дадут, я вас продам; вы так и знайте. Говорю я тебе, что мне гулять охота пришла. А коли мне в это время денег не дать, так я хуже зверя. (Уходит за Чугуновым.)
Из сада выходят Купавина, Глафира, Анфуса, Лыняев.
Купавина, Глафира, Анфуса, Лыняев.
Лыняев (Купавиной). Не понимаю, не понимаю, что за фантазия гулять по росе, когда можно очень покойно сидеть в комнате, ну, пожалуй, на балконе, если хотите быть на воздухе.
Купавина. Я хочу народное гулянье посмотреть.
Лыняев. Не ходите! Что за удовольствие идти за две версты, да еще по горам, чтоб смотреть на пьяных.
Купавина. Скажите лучше, что вам лень! Оставайтесь!