Страница 4 из 68
Арсений
Напрасный труд! Не говори, что божий суд Определяет мне конец: Всё люди, люди, мой отец! Пускай умру… но смерть моя Не продолжит их бытия, И дни грядущие мои Им не присвоить — и в крови, Неправой казнью пролито́й, В крови безумца молодой, Им разогреть не суждено Сердца, увядшие давно; И гроб без камня и креста, Как жизнь их ни была свята, Не будет слабым их ногам Ступенью новой к небесам; И тень несчастного, поверь, Не отопрет им рая дверь!.. Меня могила не страшит: Там, говорят, страданье спит В холодной, вечной тишине, Но с жизнью жаль расстаться мне! Я молод, молод — знал ли ты Что значит молодость, мечты? Или не знал? Или забыл, Как ненавидел и любил? Как сердце билося живей При виде солнца и полей С высокой башни угловой, Где воздух свеж, и где порой В глубокой трещине стены, Дитя неведомой страны, Прижавшись голубь молодой Сидит, испуганный грозой?.. Пускай теперь прекрасный свет Тебе постыл… ты слеп, ты сед, И от желаний ты отвык… Что за нужда? ты жил, старик; Тебе есть в мире что забыть, Ты жил — я также мог бы жить!.. Но тут игумен с места встал, Речь нечестивую прервал, И негодуя все вокруг На гордый вид и гордый дух, Столь непреклонный пред судьбой, Шептались грозно меж собой, И слово пытка там и там Вмиг пробежало по устам; Но узник был невозмутим, Бесчувственно внимал он им. Так бурей брошен на песок Худой, увязнувший челнок, Лишенный весел и гребцов, Недвижим ждет напор валов. · · · · · · · · · …Светает. В поле тишина. Густой туман, как пелена С посеребренною каймой, Клубится над Днепром рекой. И сквозь него высокий бор, Рассыпанный по скату гор, Безмолвно смотрится в реке, Едва чернея вдалеке. И из-за тех густых лесов Выходят стаи облаков, А из-за них, огнем горя, Выходит красная заря. Блестят кресты монастыря; По длинным башням и стенам И по расписанным вратам Прекрасный, чистый и живой, Как счастье жизни молодой, Играет луч ее златой. Унылый звон колоколов Созвал уж в храм святых отцов; Уж дым кадил между столбов Вился струей, и хор звучал… Вдруг в церковь служка прибежал, Отцу игумену шепнул Он что-то скоро — тот вздрогнул И молвил: «Где же казначей? Поди спроси его скорей, Не затерял ли он ключей!» И казначей из алтаря Пришел дрожа и говоря, Что все ключи еще при нем, Что не виновен он ни в чем! Засуетились чернецы, Забегали во все концы, И свод нередко повторял Слова: бежал! кто? как бежал? И в монастырскую тюрьму Пошли один по одному, Загадкой мучаясь простой, Жильцы обители святой!.. Пришли, глядят: распилена Решетка узкого окна, Во рву притоптанный песок Хранил следы различных ног; Забытый на песке лежал Стальной, зазубренный кинжал, И польский шелковый кушак Изорван, скручен кое-как, К ветвям березы под окном Привязан крепким был узлом. Пошли прилежно по следам: Они вели к Днепру — и там Могли заметить на мели Рубец отчалившей ладьи. Вблизи на прутьях тростника Лоскут того же кушака Висел, в воде одним концом, Колеблем ранним ветерком. «Бежал! — Но кто ж ему помог? Конечно люди, а не бог!.. И где же он нашел друзей? Знать, точно он большой злодей!» Так, собираясь, меж собой Твердили иноки порой.Глава III
'Tis he! 'tis he! I know him now;
I know him by his pallid brow…
Byron.[3] Зима! Из глубины снегов Встают чернея пни дерёв, Как призраки, склонясь челом Над замерзающим Днепром. Глядится тусклый день в стекло Прозрачных льдин — и занесло Овраги снегом. На заре Лишь заяц крадется к норе И прыгая назад, вперед, Свой след запутанный кладет; Да иногда, во тьме ночной, Раздастся псов протяжный вой, Когда голодный и худой Обходит волк вокруг гумна. И если в поле тишина, То даже слышны издали Его тяжелые шаги, И скрып, и щелканье зубов; И каждый вечер меж кустов Сто ярких глаз, как свечи в ряд, Во мраке прыгают, блестят… Но вьюги зимней не страшась, Однажды в ранний утра час Боярин Орша дал приказ Собраться челяди своей, Точить ножи, седлать коней; И разнеслась везде молва, Что беспокойная Литва С толпою дерзких воевод На землю русскую идет. От войска русские гонцы Во все помчалися концы, Зовут бояр и их людей На славный пир — на пир мечей! Садится Орша на коня, Дал знак рукой, гремя, звеня, Средь вопля женщин и детей Все повскакали на коней, И каждый с знаменьем креста За ним проехал в ворота; Лишь он, безмолвный, не крестясь, Как бусурман, татарский князь, К своим приближась воротам, Возвел глаза — не к небесам; Возвел он их на терем тот, Где прежде жил он без забот, Где нынче ветер лишь живет, И где, качая изредка Дверь без ключа и без замка, Как мать качает колыбель, Поет гульливая метель!.. вернуться3
Это он, это он! Я узнаю его теперь; Я узнаю его по бледному челу…Байрон. (Англ.). — Ред.