Страница 40 из 53
14 Взошла заря, и отделился лес Стеной зубчатой на краю небес. Но отчего же сторож у ворот Молчит и в доску медную не бьет? Что терем не обходит он кругом? Ужель он спит? — Он спит — но вечным сном! Тяжелый кинут на землю затвор; И близ него старик: закрытый взор, Уста и руки сжаты навсегда, И вся в крови седая борода. Сбежалась куча боязливых слуг; С бездействием отчаянья вокруг Убитого, при первом свете дня, Они стояли, головы склоня; И каждый состраданием пылал, Но что начать, никто из них не знал. И где ночной убийца? Чья рука Не дрогнула над сердцем старика? Кто растворил высокое окно И узкое оттуда полотно Спустил на двор? Чей пояс голубой В песке затоптан маленькой ногой? Где странники? К воротам виден след… Понятно всё… их нет! — и Клары нет! 15 И долго неожиданную весть Никто не смел Арсению принесть. Но наконец решились: он внимал, Хотел вскочить, и неподвижен стал, Как мраморный кумир, как бы мертвец, С открытым взором встретивший конец! И этот взор, не зря, смотрел вперед, Блестя огнем, был холоден как лед, Рука, сомкнувшись, кверху поднялась, И речь от синих губ оторвалась: На клятву походила речь его, Но в ней никто не понял ничего; Она была на языке родном — Но глухо пронеслась, как дальний гром!.. 16 Бежали дни, Арсений стал опять, Как прежде, видеть, слышать, понимать, Но сердце, пораженное тоской, Уж было мертво, — хоть в груди живой. Умел изгнать он из него любовь; — Но что прошло, небывшим сделать вновь Кто под луной умеет? Кто мечтам Назначит круг заветный, как словам? И от души какая может власть Отсечь ее мучительную часть? Бежали дни, ничем уж не был он Отныне опечален, удивлен; Над ним висеть, чернеть гроза могла, Не изменив обычный цвет чела; Но если он, не зная отвести, Удар судьбы умел перенести, Но если показать он не желал, Что мог страдать, как некогда страдал, То язва, им презренная, потом Всё становилось глубже, — день со днем! — Он Клару не умел бы пережить, Когда бы только смерть… но изменить? — И прежде презирал уж он людей: Отныне из безумца — стал злодей. И чем же мог он сделаться другим, С его умом и сердцем огневым? 17 Есть сумерки души, несчастья след, Когда ни мрака в ней, ни света нет. Она сама собою стеснена, Жизнь ненавистна ей и смерть страшна; И небо обвинить нельзя ни в чем, И как на зло всё весело кругом! В прекрасном мире — жертва тайных мук, В созвучии вселенной — ложный звук, Она встречает блеск природы всей, Как встретил бы улыбку палачей Приговоренный к казни! — И назад Она кидает беспокойный взгляд, Но след волны потерян в бездне вод, И лист отпавший вновь не зацветет! Есть демон, сокрушитель благ земных, Он радость нам дарит на краткий миг, Чтобы удар судьбы сразил скорей. Враг истины, враг неба и людей, Наш слабый дух ожесточает он, Пока страданья не умчат как сон Всё, что мы в жизни ценим только раз, Всё, что ему еще завидно в нас!.. 18 Против Литвы пошел великий князь. Его дружины, местью воспалясь, Грозят полям и рощам той страны, Где загорится пламенник войны. Желая защищать свои права, Дрожит за вольность гордая Литва, И клевы хищных птиц, и зуб волков Скользят уж по костям ее сынов. 19 И в русский стан, осенним, серым днем, Явился раз, один, без слуг, пешком, Боец, известный храбростью своей, — И сделался предметом всех речей. Давно не поднимал он щит и шлем, Заржавленный покоем! — И зачем Явился он? Не честь страны родной Он защищать хотел своей рукой; И между многих вражеских сердец Одно лишь поразить хотел боец. 20 Вдоль по реке с бегущею волной Разносит ветер бранный шум и вой? В широком поле цвет своих дружин Свели сегодня русский и литвин. Чертой багряной серый небосклон От голубых полей уж отделен, Темнеют облака на небесах, И вихрь несет в глазах песок и прах: Всё бой кипит; и гнется русский строй, И, окружен отчаянной толпой, Хотел бежать… но чей знакомый глас Все души чудной силою потряс? Явился воин: красный плащ на нем, Он без щита, он уронил шелом; Вооружен секирою стальной, Предстал — и враг валится, и другой, С запекшеюся кровью на устах, Упал с ним рядом. Обнял тайный страх Сынов Литвы: ослушные кони Браздам не верят! тщетно бы они Хотели вновь победу удержать: Их гонят, бьют, они должны бежать! Но даже в бегстве, обратясь назад, Они ударов тяжких сыплют град.