Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 68

Окно*

Недавно темною порою, Когда пустынная луна Текла туманною стезею, Я видел — дева у окна Одна задумчиво сидела, Дышала в тайном страхе грудь. Она с волнением глядела На темный под холмами путь. «Я здесь!» — шепнули торопливо, И дева трепетной рукой Окно открыла боязливо… Луна покрылась темнотой. «Счастливец! — молвил я с тоскою, — Тебя веселье ждет одно. Когда ж вечернею порою И мне откроется окно?»

Осеннее утро*

Поднялся шум; свирелью полевой Оглашено мое уединенье, И с образом любовницы драгой Последнее слетело сновиденье. С небес уже скатилась ночи тень, Взошла заря, блистает бледный день — А вкруг меня глухое запустенье… Уж нет ее… я был у берегов, Где милая ходила в вечер ясный; На берегу, на зелени лугов Я не нашел чуть видимых следов, Оставленных ногой ее прекрасной. Задумчиво бродя в глуши лесов, Произносил я имя несравненной; Я звал ее — и глас уединенный Пустых долин позвал ее в дали. К ручью пришел, мечтами привлеченный; Его струи медлительно текли, Не трепетал в них образ незабвенный. Уж нет ее!.. До сладостной весны Простился я с блаженством и с душою. Уж осени холодною рукою Главы берез и лип обнажены, Она шумит в дубравах опустелых; Там день и ночь кружится желтый лист, Стоит туман на волнах охладелых, И слышится мгновенный ветра свист. Поля, холмы, знакомые дубравы! Хранители священной тишины! Свидетели моей тоски, забавы! Забыты вы… до сладостной весны!

Разлука («Когда пробил последний счастью час…»)*

Когда пробил последний счастью час, Когда в слезах над бездной я проснулся И, трепетный, уже в последний раз К руке твоей устами прикоснулся — Да! помню всё; я сердцем ужаснулся, Но заглушал несносную печаль; Я говорил: «Не вечная разлука Все радости уносит ныне вдаль. Забудемся, в мечтах потонет мука; Уныние, губительная скука Пустынника приют не посетят; Мою печаль усладой муза встретит; Утешусь я — и дружбы тихий взгляд Души моей холодный мрак осветит». Как мало я любовь и сердце знал! Часы идут, за ними дни проходят, Но горестям отрады не приводят И не несут забвения фиал. О милая, повсюду ты со мною, Но я уныл и втайне я грущу. Блеснет ли день за синею горою, Взойдет ли ночь с осеннею луною — Я всё тебя, прелестный друг, ищу; Засну ли я, лишь о тебе мечтаю, Одну тебя в неверном вижу сне; Задумаюсь — невольно призываю, Заслушаюсь — твой голос слышен мне. Рассеянный сижу между друзьями, Невнятен мне их шумный разговор, Гляжу на них недвижными глазами, Не узнает уж их мой хладный взор! И ты со мной, о лира, приуныла, Наперсница души моей больной! Твоей струны печален звон глухой, И лишь любви ты голос не забыла!.. О верная, грусти, грусти со мной, Пускай твои небрежные напевы Изобразят уныние мое, И, слушая бряцание твое, Пускай вздохнут задумчивые девы.

Истина*

Издавна мудрые искали Забытых истины следов И долго, долго толковали Давнишни толки стариков. Твердили: «Истина нагая В колодезь убралась тайком» — И, дружно воду выпивая, Кричали: «Здесь ее найдем!» Но кто-то, смертных благодетель (И чуть ли не старик Силен), Их важной глупости свидетель, Водой и криком утомлен, Оставил невидимку нашу, Подумал первый о вине И, осушив до капли чашу, Увидел истину на дне.

Наездники*

Глубокой ночи на полях Давно лежали покрывала, И слабо в бледных облаках Звезда пустынная сияла. При умирающих огнях, В неверной темноте тумана, Безмолвно два стояли стана На помраченных высотах. Всё спит; лишь волн мятежный ропот Разносится в тиши ночной, Да слышен из дали глухой Булата звон и конский топот. Толпа наездников младых В дубраве едет молчаливой, Дрожат и пышут кони их, Главой трясут нетерпеливой. Уж полем всадники спешат, Дубравы кров покинув зыбкий, Коней ласкают и смирят И с гордой шепчутся улыбкой. Их лица радостью горят, Огнем пылают гневны очи; Лишь ты, воинственный поэт, Уныл, как сумрак полуночи, И бледен, как осенний свет. С главою, мрачно преклоненной, С укрытой горестью в груди, Печальной думой увлеченный, Он едет молча впереди. «Певец печальный, что с тобою? Один пред боем ты уныл; Поник бесстрашною главою, Бразды и саблю опустил! Ужель, невольник праздной неги, Отрадней мир твоих полей, Чем наши бурные набеги И ночью бранный стук мечей? Тебя мы зрели под мечами С спокойным, дерзостным челом, Всегда меж первыми рядами, Всё там, где битвы падал гром. С победным съединяясь кликом, Твой голос нашу славу пел — А ныне ты в унынье диком, Как беглый ратник, онемел». Но медленно певец печальный Главу и взоры приподнял, Взглянул угрюмо в сумрак дальный И вздохом грудь поколебал. «Глубокий сон в долине бранной; Одни мы мчимся в тьме ночной, Предчувствую конец желанный! Меня зовет последний бой! Расторгну цепь судьбы жестокой, Влечу я с братьями в огонь; Удар падет… — и одинокий В долину выбежит мой конь. О вы, хранимые судьбами Для сладостных любви наград; Любви бесценными слезами Благословится ль ваш возврат! Но для певца никто не дышит, Его настигнет тишина; Эльвина смерти весть услышит И не вздохнет об нем она… В минуты сладкого спасенья, О други, вспомните певца, Его любовь, его мученья И славу грозного конца!» вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться