Страница 4 из 16
Правда, с выданным боекомплектом подпол что-то перемудрил, выдав на два ствола всего три снаряженных магазина — два в подсумке, третий в автомате Впрочем, на 105-ю статью Устава гарнизонной и караульной службы дембелям было глубоко наплевать, а поскольку старослужащему ходить (ну, или, допустим, сидеть в кабине) с пустым автоматом явно западло, БК был втихаря поделен.
Но куда больше, нежели важность момента и доверие командования, суровые души дедов грел факт обладаниями двумя свежестираными стограммовыми флаконами «Сепгола». Девяносто шестой спиртяшки, если не умничать и на наклейку бутылочки не глядеть. Набег на палатку медслужбы провели ночью и по всем правилам разведческой науки, а почему взяли так мало? Так исключительно из чувства здравого смысла, то есть чтоб не нарываться. Вечно слегка поддатый майор с «тещей и бокалом» в петлицах в жизни не заметит пропажу двух бутылочек спирта, а им на вечер хватит. Сменятся, да и отметят начало маневров. При правильном разведении, — считай, по двести пятьдесят примут. Нормально? Вполне. И не упьются, и выхлопа особого не будет, и на душе хорошо станет, тепло и уютно. Словно в плацкарте того самого дембельского поезда, где все проводницы, как известно, прелестны и безотказны, словно... подобрать подходящее определение «прелестности и безотказности» проводниц Серега не успел, грубо вырванный из счастливой реальности последних дней службы.
Ступенька под задом ощутимо дрогнула, сбрасывая замечтавшегося дембеля вниз. Автомат вырвался из рук и шлепнулся, лязгнув, в траву. Распластавшийся на земле Серега коротко, но весьма эмоционально выматерился и быстро поднялся на ноги, подтянув за ремень «калаш». Хоть бы молодняк ничего не заметил, вот позору-то будет — заслуженный дедушка задремал да едва нос об землю не расквасил! А уж если Крамарчук прознает... ох, да ну его на фиг! Из кабины, скрипнув водительской дверцей выглянул заспанный Родионов:
— Серег, ты че? Чего машину трясешь, дедушке спать мешаешь? — Витек спрыгнул на землю и сладко потянулся, поддернув на плече автоматный ремень. — Перекурим, что ль?
Дембель неспешно вытащил сигареты, протянул пачку Другу:
— А че это молодняк разбегался? — Он кивнул куда-то за спину Маклакова. Внезапно его глаза заметно округлились: — Охренеть! Глянь, эти уроды палатки завалили! Все до единой! Во прикол! Ну, все, Крамар их уроет! Пипец молодым, теперь до самого дембеля будут ротный нужник чистить!
Серега непонимающе оглянулся и застыл, пораженный невиданным зрелищем: установленные позавчера палатки все до единой были повалены, а некоторые и вовсе висели на ветвях деревьев. Деревьев, которые еще несколькими минутами раньше стояли куда дальше от кромки тренировочного поля! Будучи просто не в состоянии осознать увиденное, он автоматически затянулся, тут же выронив сигарету в ответ на раздавшийся откуда-то сбоку срывающийся на фальцет крик:
— Бросай оружие, стрелять буду!
Два года срочной даром все-таки не прошли, и оба дембеля отлично знали, что бросать оружие и уж тем более стрелять в подобной ситуации должен как раз кричащий, поскольку «часовой есть лицо неприкосновенное», а часовыми сейчас являлись именно они. Коротко переглянувшись, бойцы раздались в стороны, падая в положение для стрельбы с колена: Серега слева, окончательно проснувшийся Витек — чуть правее. Коротко щелкнули, опускаясь вниз, планки предохранителей, лязгнули затворные рамы, досылая в казенники первый патрон. И только произведя эти заученные до автоматизма действия, парни разглядели кричащего - Щуплого паренька с непомерно длинной винтовкой в руках. Направленной, между прочим, не куда-нибудь, а в сторону обоих «неприкосновенных лиц»!
— Бросай оружие, говорю! — Паренек клацнул затвором, и Маклаков неожиданно узнал оружие. Ну, конечно, винтовка системы Мосина, им такую в музее ОдВО на Пироговской улице показывали, даже в руках подержать и затвор подергать разрешили. Он тогда еще сильно удивился, что в привычном ПКМе и «драгуновской» снайперке тот же патрон используется. А в том, что это именно боевое оружие, а не какой-нибудь новомодный массогабаритный макет1, он отчего-то вовсе не сомневался.
— Это ты бросай! — заорал в ответ Сергей, вдруг осознав, что очень даже может быть, сейчас ему придется впервые в жизни выстрелить не в ростовую мишень на полигоне, куда их возили аж целых семь раз, а в живого человека, в своего сверстника. — Бросай, стреляю на поражение!
Парнишка ничего не ответил, лишь поудобнее перехватил увенчанную узким граненым штыком винтовку и зачем-то расставил пошире ноги. Вот же положение, ну не станешь же первым стрелять, ведь это уже по-настоящему, это насмерть! В живого! Вот он стоит, а вот...
— Серый, — донесся до Маклакова едва слышный голос товарища, — че делать будем? Откуда он тут? Че вообще за хрень происходит, а?
— Молчать! — Со слухом у парнишки, похоже, проблем не было. — Казал же, бросайте оружие, стрельну!
— Слышь, братишка, ты это... — Старшина не договорил. Откуда-то из-за спины, со стороны тренировочного поля, вдруг донесся раскатистый выстрел. И же тут грохнула — ух ты, громко-то как! — трехлинейка в руках парня. Не прицельно и не именно в них, - скорее просто палец на спуске инстинктивно дернулся. Пуля сочно шлепнула высоко над головой в борт кунга без труда пробив тонкий алюминиевый лист, но обоим патрульным этого хватило сполна. Нервы-то не железные! Первым выжал спуск Родионов, долей секунды спустя к нему присоединился и Маклаков, и две короткие очереди отбросили изломанное тело паренька назад.
— Б...дь! — прокомментировал Сергей, инстинктивно пригибаясь, — еще одна, непонятно откуда прилетевшая пуля ударила в борт над головой и, оставив продолговатую вмятину, с противным визгом ушла рикошетом в сторону.
— Сзади! — уловив, откуда стреляли, коротко рявкнул Родионов, разворачиваясь и выпуская длинную очередь. Маклаков плюхнулся на землю, перекатился под автомобиль и, не задерживаясь, прополз еще немного вперед, выглянув между задних колес «Урала».
Нападавших (или атакующих?) — с первыми же выстрелами заученные некогда строки Устава напрочь вылетели из головы — оказалось трое: двое с винтовками и один с пистолетом и в фуражке, видно, офицер. И отчего-то именно этот последний, державшийся чуть позади, показался Сергею наиболее опасным. Высунув между колесами ствол «калаша», Маклаков поудобнее перехватил пластиковое цевье и выцелил бегущего. О том, что сейчас он во второй раз в жизни выстрелит в живого человека, уже не думалось, равно как и о том, что вообще происходит. Прав был ротный — чем хорош Устав, так это тем, что позволяет не думать тогда, когда надо действовать. На них напали, и они обязаны оказать противнику огневое сопротивление. Все. С этой мыслью старшина выбрал слабину и потянул спуск.
Автомат привычно толкнулся в плечо, и бегущего отбросило назад. Не отпуская спускового крючка — подсознательно он помнил, что так стрелять нельзя, что это неправильно, что сбивает прицел, перегревает и изнашивает ствол и нерационально расходует боеприпасы, но палец будто бы вдруг окостенел, — он повел стволом из стороны в сторону, пересекая свинцовой строчкой еще две жизни. Грохот выстрелов привычно оглушил, и где-то глубоко мелькнула шальная мысль, что все это происходит не с ним. Да-да, точно, конечно же, не с ним! А если даже и с ним, то на самом деле он сейчас лежит на стрельбище, на расстеленном брезенте, а позади стоит с планшетом принимающий стрельбы офицер. И впереди вовсе не люди из плоти и крови, а покрытые пробоинами бездушные фанерные мишени, безропотно падающие под ударами его пуль...
В этот момент боек щелкнул вхолостую. «Семьдесят четвертый» израсходовал первый из выданных Крамарчуком — а кто это, кстати: кто-то из прошлой, уже такой далекой и нереальной жизни, да? — магазинов. Старшина автоматически отстегнул опустевший рожок, отбросил в сторону, нащупал на боку подсумок и перезарядил оружие, вскользь припомнив, что третий магазин он отдал Родионову. За спиной грохотнула очередь Витькиного автомата, грохотнула — и осеклась, завершившись коротким стоном, шорохом падающего тела и каким-то непонятным бульканьем.