Страница 158 из 186
— Так вроде еще темно!
— Уже рассветает.
И верно, не скажешь, что снаружи царствовала темнота: солнце уже поднималось, заливая своими первыми лучами спящий лес и пробиваясь внутрь поваленного ствола сквозь небольшие отверстия вдоль неприкрытого края дупла. Значит, скоро опять собираться в путь.
Когда беглецы выбрались наружу, то оказалось, что у дяди Эдварда распухла нога, и ему было больно даже приступать на нее, а на спину Андреаса можно было смотреть едва ли не со слезами. К тому же было заметно, что парня лихорадит, однако Андреас упорно твердил: со мной все в порядке, это ерунда, в пути я отвлекусь, и мне станет полегче.
Несмотря на уверения раненых, будто они прекрасно себя чувствуют, было понятно, что не стоит отправляться в дорогу, не оказав помощи раненым. Потому брат Белтус в сопровождении брата Титуса обошли ближайшие кусты и пригорки, и притащили оттуда едва ли не охапку лечебной травы для Андреаса, а заодно и прочную палку для дяди Эдварда — без этого сейчас обоим никак не обойтись.
Когда брат Белтус снимал старые подсохшие листья на спине Андреаса и менял их на свежую листву, то, судя по мрачному лицу монаха, ничего хорошего он там не видел, да и на глазах Абигейл сверкнули слезы. Ничего удивительного: если судить по тому, насколько сильно болела спина, то дела у молодого послушника далеко не блестящи. Конечно, когда брат Белтус отдирал от ран присохшие листья, Андреасу хотелось скрипеть зубами от боли, но не будешь же показывать невесте, как тебе тошно! Она, бедняжка, и без того только что не плачет, глядя на раны своего жениха.
— Так, брат Андреас… — брат Белтус умелыми движениями накладывал желтовато-зеленые листья на воспаленные раны молодого человека. — Эта трава вытягивает часть заразы из твоего организма, так что распространение инфекции все же замедляется, хотя, к сожалению, полностью не останавливается. Вот вернемся в монастырь — там тебя братья-лекари враз на ноги поставят, будешь здоровей здорового. Ну, а пару дней пути до обители ты, надеюсь, продержишься.
— Да куда я денусь! — Андреас попытался улыбнуться как можно беззаботней. — Вы лучше посмотрите, что с моим дорогим дядей, а то граф Лиранский и на ногу приступить не может.
— А чего на него смотреть — чай, не девка… — пробурчал брат Белтус. — Колено у него травмировано, не нога, а сплошной синяк.
— Во-во… — усмехнулся дядюшка. — Если бы вас сейчас услышала моя жена, то она была бы счастлива: увы, но за мои мелкие шалости (по общему мнению мужчин, более чем простительные) она уже давно обещает самолично переломать мне обе ноги. Говорит, что это ее давняя мечта. А уж если бы супруга сейчас увидела мою несчастную покалеченную ногу, то могла бы по ней еще разок врезать, но уже от своего имени: бедняжка давно желает, чтоб я безвылазно сидел дома, как привязанный, окруженный любящим семейством, и нос не высовывал за порог! Увы, по переломанные ноги подходят для этой цели как нельзя лучше!
Андреас с трудом удержался от улыбки: хотя красавец-дядя уже более десяти лет как был счастливо женат на очаровательной аристократке (которая принесла мужу в приданое огромное состояние), и в этом браке (как все признавали, не только выгодном, но и удачном), имел четверых детей, но все же не мог удержаться от мелких измен, и это несмотря на то, что графиня была очень ревнива.
Дело в том, что, несмотря на возраст, внешность дядюшки не только не становилась хуже, а все более приобретала оттенок благородства и тонкого изящества, что, естественно, делало его постоянным объектом пристального внимании женщин, многие из которых были готовы на все ради прекрасного аристократа. Справедливости ради надо признать, что почти всегда инициаторами подобных… проказ выступали как раз дамы, жаждущие внимания красивого, обходительного и утонченного кавалера, а дядюшка, как настоящий рыцарь, никак не мог отказать милой женщине в таком приятном пустяке, хотя искренне любил жену.
Правда, если известие об очередном приключении мужа все же каким-то образом достигало ушей графини, то дядюшка получал от жены хорошую трепку с выволочкой, после чего он долго каялся перед супругой в своей преступной слабости, клялся, что этого больше никогда не повторится, дарил жене какое-либо дорогущее украшение, и в семье воцарялся мир и согласие. Увы, через какое-то время все повторялось вновь, и дядюшка в очередной раз даже не шел, а бежал в ювелирную лавку, где все понимающие ювелиры выкладывали перед ним самые дорогие и изысканные украшения.
Как это ни печально осознавать, но за время семейной жизни дядюшка успел выложить столько золотых монет для того, чтоб вымолить у жены прощение за очередной поход налево, что в последнее время граф поневоле стал призадумываться о том, что для него будет куда дешевле сохранять верность супруге, чем совершать очередной разорительный визит к ювелирам. К тому же количество накопившихся драгоценностей у графини начинает превышать все допустимые пределы, а негодяи-ювелиры, чуя хорошую прибыль, начинали привозить специально для дяди Эдварда уникальные драгоценности с поразительной красоты камнями, правда, по такой цене, которую страшно даже произнести вслух, не говоря уж о том, чтоб отсчитать ее золотом. Так невольно и призадумаешься о том, что преданность семейным ценностям — это благо для семьи, позволяющее как поддерживать добрые отношения с женой, так и сберегать немалые деньги.
— Дядя Эдвард, а как вы объясните супруге свое столь долгое отсутствие? — Андреас решил чуть подтрунить над дядюшкой. — Все же она дама довольно строгих правил, а вы вряд ли рассчитывали, что застрянете в Запретных землях на неопределенный срок. Не боитесь, что под горячую руку графиня, как и обещала, сломает вам не только вторую ногу, но и руку?
— Если узнает, что я был тут, в местах, забытых всеми Богами, то недовольства от нее я точно не услышу! — ухмыльнулся дядюшка. — Что ни говори, а на всей территории Запретных земель имеется всего одна женщина, и та — невеста моего племянника, так что тут об измене не может быть и речи, а именно это моя супруга считает самым большим преступлением. Все остальное в нашей семье мне прощается — все же графиня умная женщина, и понимает, что у меня имеются некие обязанности перед обществом и троном. Мне бы только до обитаемых мест добраться…
— Греховодник! — пробурчал брат Белтус. — Ничего, если будет на то милость Светлых Небес, то господин граф благополучно похромает до монастыря. Вот, брат Титус ему такую палку изладил, что любо-дорого поглядеть! От любого зверя отобьется! Даже левой рукой.
— Да уж, это настоящая дубинка! — ухмыльнулся дядюшка. — Постарались вы, святые братья!
— Все для вас, господа хорошие… — брат Белтус критическим взглядом еще раз осмотрел спину молодого послушника. — Нам, как людям из простонародья, для высокородных ничего не жаль, даже дубину пудовую им всучить… Так, сейчас быстро перекусим, и пора в путь — не стоит задерживаться на месте.
Снова дорога, и вновь люди уже привычно выискивали глазами зарубки на очередном дереве. По счастью, сейчас отряд шел по светлому хвойному лесу, где в основном росли сосны и пихты, и на стволах этих деревьев можно было довольно легко отыскать насечки, оставленные каким-то неизвестным доброхотом. Удивительно, но никакого зверья на пути людей не появлялось, да и идти по песчаной почве, покрытой чистым белым мхом, вдыхая воздух, напоенный запахом смолы, было одно удовольствие. Даже дядюшка, тяжело ковыляющий и опирающийся при ходьбе на палку, не выказывал никакого неудовольствия — это ж настоящая прогулка по сосновому бору, заставляющая забыть обо всем плохом. Что же касается Абигейл и Андреаса — то они шли, держась за руки, и в это было что-то вроде коротких моментов отдыха за время длинного пути. Более того — беглецам на короткое мгновение даже показалось, что все плохое и опасное осталось позади.
Однако через несколько часов сосны постепенно стали сменяться елями и высоким кустарником, да и вместо белого мха под ногами появилась короткая трава и торчащие из земли корни деревьев. К тому же стало гораздо сложней высматривать зарубки на деревьях — здешний ельник был слишком густым. А уж когда до слуха беглецов донеслось какое-то грозное рычание, и последовавший за ним жутковатый визг, то стало понятно — безопасные места закончились безвозвратно.