Истребитель

Однако чтение грифованных документов принесло много нового. Начиная с названия. Павел уже задавал себе вопрос, почему «мессер» имел официальное название Bf.

Как выяснилось, ничего сложного. Аббревиатура по первым буквам: — Bayerische flugzeugwerke — Баварские самолетостроительные заводы.

А кличка «худой» прилипла не только из-за своеобразного силуэта. Сам Вили Мессершмитт, который неуловимо напоминал свое детище. Такой же худой, стремительный, бритвенно-острый на язык. Готовый дать отпор любому оппоненту, он и стал прототипом клички в кругах советских авиастроителей.

А уже со дня на день ожидалось поступление новой модели. «Густав», Bf -109G, характеризовался несколько прохладнее. Большая масса и, соответственно, худшая маневренность внушали разработчикам советских машин некоторую надежду.

"Неужели это просто глупость? — с удивлением вчитывался Павел в короткие строки обзоров. — Обязательное наличие радиостанции, и скоростные качества, превышающие наши чуть ли не вполовину, это что? Мелочь? Да и что можно сказать по сухим, вполне возможно, неполным данным?"

Поэтому он с особым нетерпением ожидал обещанный груз.

Как сумела советская разведка умыкнуть еще не поступивший в войска «мессер» — тайна за семью печатями…

Но ожидание затянулось. Прошла неделя, вторая. Павел, успев за время вынужденного безделья вызубрить все, что смог отыскать в библиотеке, заскучал. Тем временем, из части прибыли документы, подтвердившие сбитые им самолеты. Получив причитающуюся ему премию, Говоров обалдел. Согласно Директивы Главнокомандующего, дали по тысяче за каждый.

Несмотря на четкий намек комиссара, Павел так и не решился выбраться в город. Сейчас, в то время, когда шла битва за Москву, он, здоровый, сильный мужчина, вынужден сидеть в тылу, а если еще удариться во все тяжкие, то совсем со стыда помрешь. Он спрятал стопку купюр в коробку из-под папирос и постарался забыть о них. А тут еще, как назло, пришли наградные документы. Орден Красного Знамени, награда куда как весомая. И получи ее капитан за сбитые истребители, он был бы немыслимо счастлив. Однако, странное дело. Награда за дикую выходку? Это уже словно пощечина. Он вежливо козырнул командиру части, к которой был приписан, пробормотал положенное "Служу трудовому народу" и спрятал орден к деньгам.

И вот, наконец, в начале декабря, вместе с первыми известиями о разгроме немцев под Москвой пришел долгожданный груз.

Техники сноровисто собрали аппарат. Хищный, с более пологим, чем у своего предшественника носом, окрашенный в грязные серо-белые пятна истребитель, с нанесенными на свежезакрашенные кресты красными звездами, смотрелся грозно.

Изучение внутреннего устройства новой машины принесло сюрпризы. «Мессер», судя по прибитой под капотом табличке, был оснащен старым, 601-ым, двигателем, но имел большую массу.

Отогнав норовящих залезть внутрь конструкторов, в кабину забрался ведущий летчик-испытатель. Полковник покрутился в кресле, поднял и опустил фонарь, глянул назад и неуловимым жестом махнул рукой, перекрестился.

Взлет, чуть вильнув в сторону, «Густав» резко ушел вверх. Набор высоты, переворот, резкий вход в крутое пике, и вот уже самолет, словно по крутой горке, понесся к земле, с неохотой вышел из пикирования и развернулся, заходя на посадку.

А вот посадка омрачилась неприятным сюрпризом. Самолет пронесся над полосой и опустился на бетон с легким парашютированием. Однако в самый последний момент правая плоскость ушла вниз, и самолет ударился о посадочную полосу одним колесом. Хрустнула стойка. Конечно, стоящие у ангаров наблюдатели не могли слышать этот хруст, однако результат был налицо. «Мессер» пропахал бетонку, сминая в гармошку дюраль крыла и замер. Спас опыт летчика. Он сумел удержать неуправляемый самолет на полосе и не допустил переворота.

Когда они подбежали к аварийной машине, полковник уже сидел на парашюте в нескольких метрах от полосы и, наплевав на все правила, дымил папиросой.

— Дерьмо аппарат. Летающее полено, — завершил он матерную тираду. — На взлете чуть не крутануло. Потащило влево, едва сумел удержать. В наборе, и на горизонтали, правда, терпимо, а вот из пике тоже еле сумел вытянуть. Думал, ручку оторву. Ну а посадку все видели. Ни с того, ни с сего, рухнул набок. Одно слово — дрова…

Оставив искалеченную машину на попечение техников, конструкторы и пилоты отправились в тепло.

Павел, двинувшись следом, внезапно раздумал. "Что я там не слышал? — подумал капитан. — Неужели это и есть хваленые немецкие «мессершмитты»? Тогда непонятно, почему они нас валят, как тузиков? — Что-то не так, — он обошел самолет, уворачиваясь от суетящихся механиков. В глаза бросились непонятного назначения закрылки на рулях. "А это еще что-за… " — отложил Павел и двинулся дальше, заглянул в кабину, ничего особого. Знакомый по фотографиям Франца набор. Банка авиагоризонта в центре, окружена высотомером, компасом и альтиметром. Справа приборы топливной системы и двигателя, наверху, возле прицела, счетчики боеприпасов и часы. Все знакомо и функционально. Удивила плотность прилегания стекол.

"Умеют, гады", — с невольным уважением постучал летчик по толстому бронестеклу. И тут он заметил — на полу, возле педали управления рулями, что-то блеснуло. Вытянул шею и рыбкой нырнул вниз, перевалившись через борт. Дотянулся до небольшого кругляшка, зажал в ладони и кулем вывалился обратно. Как это не заметили техники и сам испытатель, понял, когда отошел от лежащего под наклон самолета. Видимо, от удара, завалившаяся в щель безделушка освободилась и оказалась на виду.

Не рискуя изучать находку прямо на месте, сунул кулак в карман реглана и двинулся прочь, благо, что самолет уже подцепили к лебедке и начали неторопливо поднимать над бетонкой.

Осмотреть сумел только в своей комнате. Под слабым светом сорокасвечевой лампы, с интересом разглядел тяжелый, явно ручной работы, кулон. Змея, кусающая себя за хвост, и какие-то символы в середине. Покрутил в ладони и попытался вспомнить, где он мог видеть нечто подобное. Не сумел и, засунув брелок в карман гимнастерки, махнул рукой: "Не до того. Нужно постараться понять, почему старший товарищ не сумел справиться с норовистой машиной". За раздумьями не заметил, как стемнело. И глаза начали слипаться. Павел зевнул и, расстегнув снаряжение, прилег на койку. "Вздремну, а после…" — успел подумать он прежде, чем погрузился в сон.

Проснулся словно от толчка. Попытался вспомнить, что его разбудило, и не сумел. Вот только крутилось в голове смутное воспоминание о приснившемся сне. "Что-то… Не помню", — расстроился неизвестно из-за чего он. Паша зевнул и потянулся, взглянув на мерно тикающие ходики: "Ого, три часа. Самое время третий сон смотреть, а тут… " — он хотел вновь устроиться на манящей прилечь кровати, но передумал. Остановило внезапное озарение: "Триммеры? Нет, как-то иначе. А, точно… Эти полоски называются флетнеры. Устройства, улучшающие управляемость рулей; и выставлять их нужно перед каждым вылетом. А специальный транспортир должен лежать в кормовом отсеке возле радиостанции. Надо же? Где я это успел прочитать? Да вроде не писалось ни в одном обзоре про эти штуковины… " — он пожал плечами и вытряхнул из коробки папиросу. Размял табак и смачно затянулся ароматным терпким дымком. "Это не машина — дрова, а Михалыч — валенок… — мысленно усмехнулся Павел. — Чего проще, "взлетаешь, притопи правую ногу "в пол", и чуть доверни. А что поломался, так ты на три точки садись, по нормальному, и все будет "абге махт"…

Точно валенок. Пим сибирский".

От внезапного озарения ему стало душно. Забилось сердце. Выступили капли на висках. Говоров поднялся и, выйдя на крыльцо ДОСа, взглянул на темнеющие в ночном морозном воздухе деревья. "Светает скоро", — мысль, вовсе не оригинальная, прозвучала несколько диковато. Паша замер, пытаясь понять, что смутило его. И с удивлением сообразил, что фраза эта прозвучала в мыслях как-то слишком жестко. А еще через секунду дошло — произнес он это на немецком. Странно? Еще бы. Учил его Павел в школе через пень колоду, да и после никакого желания повышать уровень знаний не испытывал.