Кадын - владычица гор

Вот и теперь духи из воды вынырнули, за девочкой подсматривать стали. А поглядеть и вправду было на что. Отродясь духи такой красавицы не видывали! Глаза у неё — точно ягоды черемухи, щёки — как маральник в цвету, брови — две круглые радуги. В шесть кос, чёрных, как воронье крыло, ровных, как копья, раковины заморские вплетены. В ушах деревянные золочёные серьги покачиваются, а личико — белое, как лунный свет. Но больше всего любопытным духам мечи семидесятигранные на перевязи по вкусу пришлись.

Привязала Кадын Очы-Дьерена верного к пушистой сосне, рысёнка наземь спустила. Набрала в лесной чаще веток-листьев, шалаш на берегу песчаном поставила. Валежника сухого собрала, огнивом искру высекла — ярко запылал костёр. Протянула Кадын озябшие руки к огню, как с живым, с ним заговорила:

— На золотом коне ты скачешь, Мать Огонь, окоченевших к жизни возвращаешь, жаркой шубой одаряешь. Сырую пищу варишь, холодную воду кипятишь. Темной ночью ты жёлто-красное пламя в небо швыряешь, золотыми искрами мрак раскалываешь!

Согрелось холодное тело, просветлели глаза уставшие. Сняла Кадын с седла сумину пустую, тряхнула-распахнула широко, оттуда яства сказочные на белую кошму посыпались. У духов от удивления раскосые глаза круглыми стали, как булыжники! Заохали они, заахали, животы надули в изумлении. А Кадын и ухом не ведёт, и в ус не дует.

Насытилась она, белым чаем жажду утолила. Топшуур сладкозвучный взяла, струны волосяные тронула. И полилась над диким озером песня дивная, девочкой от кайчи — сказителя — услышанная:

Безмолвные рты духи открыли, длинные уши развесили, песню заслушались!

И был среди них один дух проказливый. Нет, не злой — они все были ни злые, ни добрые, — а любопытный. И так ему песня Кадын понравилась, что, о страхе позабыв, из озера он на берег выбрался и к шалашу подкрался.

Почуял духа конь верный Очы-Дьерен, ухом острым повёл и заржал в его сторону. Встрепенулась девочка, глядь, а над самым костром, среди искр красно-жёлтых прозрачная тень колышется. Схватилась она за небесно-голубой томрок, морока пронзить хотела да спохватилась вовремя. Бестелесный он, оружием холодным не совладать с призраком. А тот вдруг в тень берёзы метнулся, тряхнул берёзу за ствол — ночная роса с жёлтых листьев дождём осыпалась. Подхватил он языком длинным, вёртким две росинки, проглотил и заговорил человеческим голосом:

— Не трожь меня, славная принцесса Кадын! Вреда тебе не причиню я!

— Откуда он твоё имя знает? — рысёнок насторожился.

— Кто таков? — девочка строго духа спрашивает, а сама рукоять томрока острого не отпускает. — И да, кстати, откуда тебе моё имя ведомо?

— Как же мне не знать тебя, достославного хана Алтая дочь! Ведь я же Су-ээзи — дух воды! Так мне, о могучая Кадын, твоя песнь по нраву пришлась, что испил я росы берёзовой и языком человечьим овладел. Дозволь же мне у костра твоего жаркого посидеть немного, песню прекрасную послушать!

— Отчего ж, садись, слушай. Не жалко мне, — милостиво Кадын разрешила и дальше поёт:

Слушает Су-ээзи топшуур сладкозвучный, слушает песню девичью. Голову набок склонил, веки прикрыл — нравится, однако!

А другим духам, что в озере холодном сидят, завидно. Шеи долгие вытянули, уши длинные распрямили, глядят-слушают, а на берег выйти трепещут. Запищали-заголосили духи от злости, от зависти. Да так пронзительно, что Кадын играть перестала, топшуур отложила в сторону. Смолкла старая песня кайчи.

Поглядела девочка на озеро, что за шум? А любопытных духов уж и след простыл. На дно нырнули, под коряги да под камни забились, от человеческих глаз спрятались. Лишь луна круглая, дебелая озёрную гладь серебрит, да круги от трусишек-духов по воде во все стороны расходятся. А на самой поверхности мелкие, белые, как варёные клецки в похлёбке, колобки плавают. Много их: сотни, а может, и тысячи.

Удивилась девочка диву такому, подняла правую бровь и спрашивает:

— Что это, Су-ээзи, за колобки на воде белые?

Смутился дух воды, от огня морду хитрую отворачивает и тихим голосом скулит:

— В двух словах не расскажешь — тут долгий сказ нужен.

— Ничего, ночь длинная, — принцесса ему отвечает. — Говори, не то прогоню тебя в озеро холодное!

— Давным-давно, когда на Алтае ни гор, ни холмов ещё не было, лежало на плоской земле озеро золотое, и жили в нём духи, — начал свой сказ Су-ээзи. — Скучно духам жилось, невесело. На редкого человека, у озера заплутавшего, они только и радовались. Выйдет он на берег, шалаш из веток поставит, огонь разведёт, песню затянет. Не знает человек, что не один он у озера. Что песнь свою духам поёт, о том не догадывается.

Одним недовольны духи были. Как ночь звёздная на землю спускается, ложатся люди, глаза закрывают и до утра лежат бездвижные. Не идут никуда, не поют, ничего не делают. Снова скучно, однако!

Как-то ночью решил один дух, любопытный самый, на человека вблизи взглянуть. Проверить, чего он лежит, не шевелится? Подобрался вплотную, вдруг видит — у спящего над головой маленькое облако висит полупрозрачное. Колышется чуть, но не улетает, словно невидимой нитью привязано. Сунул дух нос длинный внутрь облака, а там диво дивное! Люди громадные синие в сто саженей ростом на таких же великанских жёлтых зверей охотятся! По траве-цветам невиданные существа о семи лапах бегают! В небе птицы бескрылые диковинные летают, зелёное солнце с красной луной разом светят! Сон, значит, человек видит.

Ох и понравилось же это духу нашему! Повадился он каждую ночь людские сны подсматривать. Дальше — больше: какой сон ему особо приглянется, сгребёт он лапой облако, дёрнет тихонько, невидимую нить обрывая, и с собой утащит. Человек без сновидений спит, а дух облако в колобок скатает и в озеро нырнёт. Там, на глубоком дне самом, где вода мёртвая стоит, не колыхнётся, прятал дух сны ворованные. Вода на дне золотого озера ледяная, для сохранности снов пригодная самая.

Натаскал себе дух-проказник сновидений целую кучу. Сделается ему скучно, колобок достанет, в облако растряхнёт, нос внутрь сунет и глядит сон человеческий в своё удовольствие.

Так бы и дальше шло своим чередом, но прослышали о его забавах соседи. А рядом с любопытным духом, под ближайшей корягой жил другой дух, мрачный. Однажды ночью подглядел он, как сосед развлекается, сны людские смотрит. Ничего не понял, однако досада его разобрала: соседу весело, а самому со скуки хоть на луну волком вой! Помрачнел мрачный дух. Дождался, пока любопытный дух за новой порцией снов улетит, и вытащил кучу колобков-сновидений из воронки глубокой. Раскидал их по всему золотому озеру — собирай теперь, тысячу лет не соберёшь!

С тех пор, когда на небе полная луна всходит, а золотое озеро серебряным кажется, выносит волна на берег колобок белый. На воздухе свежем оборачивается колобок облаком. И если случается так, что поблизости человек без сновидений спит, подлетает к нему сон чужой и снится. Так что ночью лунной на берегу золотого озера можно чужой сон увидеть: может, человека, который тысячу лет назад жил, а может, того, кто ещё и не родился на свет, — досказал Су-ээзи свой сказ и смолк.