Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 125 из 126



... Измученный квиринец вздрогнул всем телом, и в следующий миг в искаженном лице произошла потрясающая перемена, тело покидал дух... внезапно лицо стало совершенно безжизненным, расслабленным, неживым. Сагон в ярости вцепился ногтями в лицо трупа, затряс мертвой головой, наотмашь бил ее по щекам...

Поздно.

Он проиграл.

Ничего не поделаешь, он снова проиграл. Отчаяние охватило сагона, если сверхлюдей вообще когда-нибудь охватывает отчаяние, если к ним применимо это слово.

Сагон разорвал силой взгляда ремни, стягивающие тело убитого, и сбросил окровавленный труп на пол.

Все, теперь к делу — что там у нас? Сагон увидел последнего выжившего дэггера и безумца... женщину в пробитой броне, без всякой защиты, с одним лучевиком против двух его непобедимых солдат. И второго безумца, который зашевелился за глыбой блэдома, приходя в сознание.

Ну нет... Сагон почувствовал мимолетное желание встретиться с каждым из этих квиринцев один на один — оба они заслуживали такого разговора. Но пожалуй, не стоит. Пусть дэггеры уничтожат их сразу, так будет проще.

Сагон отдал мысленный приказ.

Господи, помилуй!

Из глубин воззвал я к тебе.

Из глубины отчаяния и безнадежности. Нет у меня больше никого, кроме Тебя. Смерть моя рядом. Прими меня, Господи!

Что это за свет?

Ильгет больше не ощущала усталости. Ей было очень хорошо. Легко. Это не свет, только ощущается так. Святая Дара подошла к ней. Ильгет стояла на коленях.

Невесомая рука легла на ее голову.

— Ильгет...

— Моли Бога обо мне, — только и шевельнулись губы.

А где дэггеры? — мелькнула мысль. Но тут же и погасла. Неважно.

Святая Дара смотрела не с радостью. Горестным был ее взгляд. Горестным, но не осуждающим. Почему?

— Ильгет, ты все понимаешь теперь?

— Да... я все понимаю.

— Ты вернешься еще, — сказала святая Дара.

— Как будет воля Его... Как Он решит, — ответила Ильгет. Не голосом. Но святая Дара поняла ее.

— Терпи, девочка, — сказала она. И все, ничего больше. Огонь вокруг. Вверху дэггеры, только теперь уже совсем не страшно. И откуда-то снизу — огромная темная фигура, рывком... Арнис! Живой. Впрочем, Ильгет знала, что он жив. Рывком поднялся, заслонил Ильгет собой, и начал палить из своей «Молнии»...

А Ильгет все так же стояла, и ей не было страшно. И ничто уже не важно, не существенно. Все будет так, как захочет Он... Стрелять вот только, жаль, не из чего.

Но Арнис смог — один из дэггеров разлетелся на клочья, черная слизь теперь заливала их.

...Мира сжала виртуальный шарик, активировала лазер и точным, ювелирным движением заставила луч скользнуть по дэггеру. Все, ландер ушел вверх и дальше, оставив далеко внизу поле боя.

... На котором двое в разорванных, залитых грязью бикрах, тяжело дыша, еще не веря в спасение, замерли под падающим на них дождем из разорванных останков последнего дэггера.

По колено в коричневой жиже.

«Облако, — услышал Арнис свой позывной, вздрогнул, — Облако! — кричал веселый голос, — я Роща, я иду! Через пять минут буду у тебя. Дай пеленг на посадку!»

— Ландеры идут, — тихо сказал Арнис, — кажется, Иль, все хорошо.

— Арнис, — сказала она. Удивительно четко.

Она теперь все понимала. Хотелось лишь одного — чтобы это состояние, когда понимаешь ВСЕ, продлилось как можно дольше. Ильгет знала, что так не будет.

Знала, что важно сделать самое главное, пока это состояние длится.



Ильгет положила руку на плечо Арниса. Поверх пятнистой, залитой грязью брони.

У него тоже нет лицевого щитка. Хоть и ксиор, но самое уязвимое место бикра. К сожалению. Левая щека обожжена, но пока Арнис этого не чувствует. Слегка задело пламенем. Пока еще боль не ощущается, из-за шока.

Губы шевельнулись. «Иль».

Да все нормально, Арнис, как ты не понимаешь? Я почему-то не могу говорить. Но ты пойми, просто пойми, что я была дурой. Идиоткой. Что я ничего не понимала. Теперь я знаю все.

Глаза. Темно-серые. Ошеломленные. Ильгет сбросила шлем. Какая теперь разница. Дышать тяжело, но это все равно.

Последняя мысль — «Святая Дара!» — и благодарность.

Губы сомкнулись. Земля вздрогнула под ногами.

Я люблю тебя, Арнис.

В бою против двух десятков дэггеров была убита Лири.

Шансов выжить у нее — одной в том бою — почти не было. Катапультировавшись из сбитого ландера, Лири была сожжена в воздухе.

Акция была закончена весной, и корабль стартовал к Квирину. Но даже Пасху не праздновали. Почти. Данг лежал в своей каюте, где пустовала койка Лири, почти не выходя оттуда. Рядом с ним сидели по очереди, как с раненым. На всякий случай.

Арнис с Ильгет сидели вместе, сцепив руки.

Ильгет смотрела на Данга, его глаза — черные островки боли. Хотелось дать ему атена. Хотелось сделать хоть что-нибудь! Он двигался, говорил что-то, делал — а глаза оставались застывшими, замершими, будто вовнутрь глядели.

Она просто смотрела в лицо Данга, старательно выжимая из сознания всякую мысль о Лири, которую ведь она тоже любила... но об этом потом, потом, позже. Глаза в глаза. Давай поговорим о детях. У бабушки... жаль, что моих родителей нет, они давно эмигрировали на Капеллу... у ЕЕ мамы — у нее кроме наших, еще восемь внуков.

Конечно, я тебе помогу, Данг, я же люблю твоих ребятишек, они мне как свои... своих-то у меня нет. Будешь приводить их, я их буду брать на выходные. С удовольствием. Они у тебя такие замечательные.

(Как ты думаешь, гореть заживо — это больно? Наверное, это было недолго, хотя... Прекратить. Немедленно прекратить).

Глаза в глаза. Боль. Сострадание.

Анри очень серьезный парень. Очень любит порассуждать. Одно время его очень беспокоил вопрос, куда он попадет после смерти. Ему очень трудно было объяснить, что Бог милосерден, что Он прощает всех...

Взгляд Данга снова поплыл. После смерти. Но это хорошо, как раз хорошо, пусть думает о том, что Лири жива, ведь это правда...

Ах, какая там правда, истина в том, что нет для меня больше жизни без нее. Но я молчу об этом.

Ну вот, Данг, а еще мне нравится, как Лайна танцует. У нее удивительное чувство ритма, пластика хорошая. Может быть, это талант.

Данг смотрел в глаза Ильгет. Арниса. Это сочувствие было — как атен. Оно позволяло забыть на какое-то время. Он молился вместе с ними. Он соглашался, что да, что Лири, конечно же, лучше там, где она сейчас, что смерти нет... Он держался за руку Ильгет, вцепившись, словно тонул, и она вытягивала из воды. Из этой тягучей, слишком тяжелой воды, не дающей плыть. Тянущей на дно. И как хорошо было бы — утонуть... только так, чтобы потерять сознание.

Он знал, что если они уйдут — он пойдет на дно. И ему там будет нечем дышать. Но и умереть он не сможет. Сознание не уйдет.

Ты поесть не хочешь, Данг? Уже обедать пора.

Может, попозже немного?

Есть совершенно не хочется. Это действительно нужно?

Может, пойдем, прогуляемся немного, сходим на Палубу?

Нет! Я не хочу никуда выходить отсюда. Короткий взгляд, как крик о помощи — на стену, где портрет ее... Ее еще с длинными волосами, светлыми, еще на Квирине, когда она кормила Лайну. От нее страшно отойти — вдруг вот выйдешь, и этот портрет исчезнет тоже... глупость. Просто не хочется выходить никуда.

— Ну ладно, ладно, посиди здесь. Ничего страшного, — Ильгет гладит его по руке.

Дверь отползла в сторону. Кто это? — а... Мира. Садится рядом. Арнис с Ильгет прощаются, выходят.

Глаза Миры не похожи — они другие совсем. Черные и чуть продолговатые, с короткими ресницами. Но она смотрит точно так же, как смотрела Ильгет. Как Арнис.

Она тоже мне родная. Родная. Я не один. Одиночества нет...