Страница 15 из 107
Итак, я решился, в последний раз подбросил ключи, на лету поймал и сунул в карман. Вышел из дому и сел в машину.
Глава 6
Призрачно белый туман тонкой пеленой стлался над болотом и завивался у подножия пригорка, на котором стояла хижина Шкалика. Дальше, за этой плоской белизной, вздымалась смутная тень: среди болота торчал поросший лесом островок.
Я остановил машину и вылез; в нос ударил едкий болотный дух: пахло тлением, плесенью, гниющими травами, ржавой стоячей водой. В сущности, не такой уж тошнотворный запах, и однако, было в нем что-то нечистое, меня даже передернуло. Вероятно, к этому можно привыкнуть, подумал я. Шкалик живет здесь так долго, что, скорей всего, принюхался и уже ничего не чувствует.
Я оглянулся на город — сквозь темную массу мрачных, будто в дурном сне приснившихся деревьев на миг блеснул луч уличного фонаря, что раскачивался на ветру. Да, можно не беспокоиться, я наверняка доехал незамеченным. Прежде чем свернуть с шоссе, я погасил фары и дальше, по проселочной дороге, которая, петляя, доходила до хижины Гранта, полз, как черепаха, при одном лишь тусклом свете луны.
Яко тать в нощи, подумалось мне. Да так оно и есть, вот только красть я ничего не собираюсь.
Тропинка привела меня к двери, слепленной, будто из заплат, из кривых, бросовых дощечек и обрезков; дверь заперта была на тяжелый засов с огромным висячим замком. Я попробовал один из больших ключей, он подошел, дужка замка откинулась. Толкнул дверь, она со скрипом отворилась.
Я засветил карманный фонарик, который на всякий случай прихватил из машины. С порога повел лучом вправо и влево. Стол, три стула, у одной стены койка, у другой очаг.
И — чистота. Деревянный пол устлан заботливо пригнанными друг к другу кусками линолеума. И линолеум протерт до блеска. Стены оштукатурены и тщательно оклеены клочками обоев, причем на какое-либо соответствие цвета и узора мастеру было в высшей степени наплевать.
Медленно поводя по сторонам лучом фонаря, я вошел в комнату. Теперь, кроме самых больших вещей, которые первыми бросились мне в глаза, — печка, стол, стулья, кровать, — я стал замечать и другие, помельче.
И среди прочего — то, что должен был бы заметить прежде всего, но почему-то не заметил: на столе стоял телефон.
Я направил на него луч фонаря и долгие секунды смотрел, проверял то, что было очевидно с самого начала, с самого первого взгляда: у этого телефона не было ни диска, ни провода. Да и окажись у него провод, его здесь не к чему было бы присоединить: телефонная линия никогда не доходила до этой халупы на краю болота.
Стало быть, их три… то есть, это я знаю три. Один стоял у меня в конторе, другой — в кабинете Джералда Шервуда, а вот и еще один — в лачуге первейшего милвилского лодыря и забулдыги.
А впрочем, не такой уж он забулдыга, как воображает весь Милвил. Мы-то думали, он зарос грязью в своей развалюхе. А между тем пол вымыт, стены оклеены обоями, все чисто и опрятно.
Джералд Шервуд, я и Шкалик Грант — что, спрашивается, может нас объединять? И сколько еще в Милвиле таких телефонов? С кем еще соединяют нас неведомые, непонятные узы?
Я повел фонариком, луч взобрался на постель, застланную лоскутным одеялом — не смятым, не скомканным, а расправленным гладко, без единой морщинки. А потом луч осветил еще столик по ту сторону кровати. Под ним стояли две картонные коробки. Одна без всякой надписи, на крышке другой яркие крупные буквы — известная марка превосходного шотландского виски.
Я подошел к столику и вытащил ящик из-под виски. То, что я в нем увидел, меня огорошило. Я думал, там сложено белье и прочие пожитки или свален никчемный старый хлам, но никак не ожидал, что это и в самом деле виски.
Не веря глазам, я доставал бутылку за бутылкой — непочатые, даже нераскупоренные. Потом снова поставил их все в ящик и осторожно присел на корточки. Где-то внутри росло желание расхохотаться… но, если вдуматься, тут было не до смеха.
Только сегодня Шкалик выклянчил у меня доллар, уверяя, что ему с самого утра нечем было промочить горло. А в это самое время у него под столом стоял целый ящик первоклассного виски.
Неужели весь его вид, его повадки завзятого пьяницы и забулдыги — просто маскарад? Грязные, обломанные ногти, мятая драная одежда, вечно небритая физиономия и немытая шея… и вечно он клянчит на выпивку, и не брезгует самой грязной случайной работой ради хлеба насущного… так что же, все это — подделка и обман?
Но если это притворство, то — чего ради?
Я затолкал ящик с виски обратно под стол и вытащил вторую коробку. Тут было уже не виски, но и не какой-нибудь старый хлам. Тут были телефоны.
Я оцепенел, вытаращив глаза. Так значит, вот каким образом тот аппарат попал ко мне на стол! Его принес Шкалик, а потом дожидался меня, подпирая стенку. Возможно, выходя из конторы, он увидал меня в конце улицы — и попытался единственно правдоподобным образом объяснить, с какой стати он тут околачивается. А может быть, это просто нахальство и больше ничего. И все время он втихомолку надо мной насмехался.
Нет, неправда. Не станет Грант надо мной насмехаться. Мы с ним старые, верные друзья, и не станет он надо мной измываться и дурачить меня. Тут кроется что-то серьезное, что-то очень, очень серьезное, тут совсем не до смеха.
Если это Шкалик принес телефон ко мне в контору, так, может, он сам его и забрал? Может, потому он и заявился вечером ко мне домой — хотел объяснить, отчего телефон исчез?
Нет, едва ли. Не похоже.
Но если телефон забрал не Шкалик, значит, тут замешан кто-то еще.
Вынимать телефоны из коробки не было никакой надобности, я отлично знал, что это такое. И все-таки вытащил их — и, конечно, не ошибся. Ни дисков, ни проводов у них не было.
Я поднялся на ноги и постоял в раздумье, глядя на тот телефон, что стоял на столе; потом решился, подошел к столу и снял трубку.
— Слушаю! — отозвался уже знакомый мне деловитый голос. — Что вы можете сообщить?
— Это не Шкалик говорит, — сказал я. — Шкалика отвезли в больницу. Он заболел.
Короткая заминка, потом голос сказал:
— А, это мистер Брэдшоу Картер, не так ли? Очень мило, что вы позвонили.
— Я нашел телефонные аппараты у Шкалика. Я сейчас у него дома. А тот телефон, который был у меня в конторе, куда-то пропал. И я виделся с Джералдом Шервудом. Мне кажется, приятель, вам пора объясниться начистоту.
— Да, конечно, — сказал голос. — Как я понимаю, вы согласны представлять наши интересы.
— Стоп, одну минуту. Сперва объясните толком, в чем дело. И дайте мне время подумать.
— Ну, вот что, — сказал голос, — вы все обдумайте и позвоните нам. А что вы сказали про Шкалика, куда его увезли?
— В больницу. Он заболел.
— Почему же он не сообщил нам! — ахнули в трубке. — Мы бы привели его в порядок. Ведь он прекрасно знает…
— Может быть, он просто не успел. Когда я его нашел, он был очень плох.
— Как называется то место, куда его увезли?
— Элмор. Элморская больница.
— Элмор. Да, да, конечно. Мы знаем, где это.
— Может, вы и Гринбрайер знаете?
Сам не понимаю, как это сорвалось у меня с языка. Я и не думал про Гринбрайер. Он вдруг выскочил из подсознания — быть может, где-то там, в глубине, наши здешние происшествия связались для меня с тем, что рассказывал о своей работе Элф.
— Гринбрайер? Да, разумеется. Это в штате Миссисипи. Маленький город, совсем как Милвил. Так вы нас известите? Когда окончательно примете решение, вы нас известите?
— Извещу.
— Большое спасибо, сэр. Рады будем сотрудничать с вами.
И телефон заглох.
Значит, и в Гринбрайере тоже. Не только в Милвиле. А может, и во всем свете то же самое. Кой черт, что же это творится?
Надо поговорить с Элфом. Пойду сейчас домой и позвоню ему. Или лучше поеду к нему, поговорим с глазу на глаз. Наверно, он уже в постели — придется разбудить. Прихвачу чего-нибудь выпить.