Страница 45 из 83
И не было никаких признаков жизни. Ни намека на деятельность. Никто не спешил нам навстречу. Все вокруг было мертвым…
Внезапно налетевший ветерок потрепал меня за куртку и тут же утих. Совершенно не было пыли. Ни пыли, которую мог бы поднять ветер, ни какого бы то ни было мусора вообще. Носком ботинка я потер грунт и не увидел следа. Поверхность была такой чистой, будто ее помыли всего час назад.
Сзади послышался шум. Это со своим идиотским баллистическим ружьем спускалась по трапу Сара Фостер. Ружье билось о каждую ступеньку, норовя зацепиться.
Опершись о мою протянутую руку, она ступила на грунт и принялась озираться. Я разглядывал классические черты ее лица, обрамленного роскошной копной рыжих волос, и в который раз поражался полному отсутствию тепла в этом совершенстве.
Сара Фостер подняла руку, чтобы отбросить со лба прядь, вечно падающую — с тех пор, во всяком случае, как мы познакомились.
— Чувствуешь себя букашкой… — тревожно произнесла она. — Как-будто кто-то очень большой рассматривает тебя… Вы не ощущаете на себе взгляда?
Я помотал головой. Никаких взглядов не ощущалось.
— В любой момент, — продолжала Сара, — он может поднять свою ножищу и раздавить нас.
— А что наша парочка? — спросил я.
— Тук собирается, а Джордж сидит с блаженным выражением лица и говорит, что он дома.
— Ах ты, Боже мой!
— Вы, я вижу, недолюбливаете его.
— Да нет, тут другое… Я не в восторге от всей этой бессмысленной затеи. Джорджа можно и не замечать.
— Тем не менее мы попали сюда именно благодаря ему.
— Да-да… Надеюсь, хоть ему-то здесь понравится.
А вот мне здесь не нравилось. Что-то подозрительное было в этой безмолвной белизне, что-то таилось в этой огромности. Почему никто так и не встретил нас? Ведь наводящий луч усадил корабль именно на это поле! И вдруг — никого… А деревья? Где это видано, чтоб деревья достигали такой высоты?
Наверху что-то брякнуло, и, подняв голову, я увидел монаха Тука, уже спускающегося, и Джорджа Смита, который, отдуваясь, проталкивал в люк свои пышные телеса.
— Как поскользнется сейчас — и как свернет себе шею! — сказал я без особой тревоги.
— Не должен, — отозвалась Сара. — Он крепко держится, и ему помогает Тук.
Я зачарованно наблюдал, как монах заботливо направляет ноги слепого Смита.
Итак, слепец и бродяга, корчащий из себя монаха, а также баба-охотник решили отправиться на поиски человека, существование которого, возможно, не более чем вымысел. И я поступил крайне мудро, связавшись с этими сумасшедшими…
Спуск наконец-то счастливо завершился, и Тук, взяв Джорджа за руку, развернул его таким образом, чтобы лицо было обращено к городу. Сара сказала истинную правду насчет блаженного выражения. Счастливая улыбка Смита, словно приклеенная к лицу, выглядела нелепо.
— Это именно то место, Джордж? Вы не ошиблись? — спросила Сара, легко дотронувшись до него.
Блаженное состояние сменилось экстазом, наблюдать который было жутковато.
— Какие ошибки?! — исступленно взвизгнул Смит. — Мой друг здесь! Я слышу его и почти вижу! Я могу дотянуться до него!
Он выбросил вперед свою короткую пухлую руку и принялся ею что-то искать. «Что-то», однако, существовало лишь в его воображении.
Да, это было чистейшим безумием — полагать, что слепой человек, пусть даже слышащий некий голос, способен провести корабль через тысячи световых лет, за галактический центр, к заранее им определенной планете. Слышит он — и пускай себе слышит! Подобных индивидов всегда хватало, но разве кто-то принимал их всерьез?..
— Там город, — сказала Сара. — Огромный белый город и деревья, вытянувшиеся на высоту нескольких миль. Вы видите это?
— Нет… — обескураженно пробормотал Джордж. — Я вижу другое… Никакого города и никаких деревьев… Я вижу… — Он судорожно сглотнул слюну, лицо его напряглось, а руки возбужденно задвигались. — Не могу вам сказать. Нет таких слов, чтобы передать это.
— Что-то приближается к нам! — воскликнул Тук, указывая пальцем в сторону города. — Непонятно, что именно… Какое-то поблескиванье… Но оно явно приближается!
Я посмотрел туда, куда указывал монах, и увидел не больше, чем видел он. То есть почти ничего. Едва уловимые искорки у самого основания городской стены.
Сара отняла бинокль от глаз и передала его мне.
— Что скажете, капитан?
Мой вооруженный глаз поймал плывущее пятно, которое, увеличившись, распалось вдруг на части. Лошади?! Казалось совершенно невероятным, что там могут быть лошади, но ни на что другое это не походило! Белые — а какие же еще? — лошади скакали к нам во весь опор! Очень странные, однако, это были лошадки, смешные… Они бежали как-то не так, не по правилам, совершенно несуразным аллюром, качаясь взад-вперед.
Вскоре я уже мог различать детали… Эти лошади были лошадьми лишь условно! Уши торчком, раздутые ноздри, изогнутые шеи, гривы — все это присутствовало, но в каком-то застывшем виде! Будто нарисованное бездарным художником для календаря! А ноги отсутствовали вовсе. Вместо ног были качалки, передняя и задняя. Передняя чуть поуже. Качалки, не ударяясь одна о другую, поочередно выкидывались вперед — и лошадь танцевала туда же.
Потрясенный, я вернул бинокль Саре.
— Что-то невероятное… Вы не поверите… Лошади между тем приближались. Восемь совершенно одинаковых лошадей белой масти.
— Карусель, — бросила Сара.
— Карусель?
— Ну да! Механическое устройство, которое можно встретить в парках, на базарах — везде, где есть аттракционы…
— Вообще-то, — сказал я, несколько смутившись, — мне приходилось сталкиваться с увеселениями иного рода, но конь-качалка был в детстве и у меня.
Восьмерка наконец остановилась перед нами, как… нет, не как вкопанная, а продолжая раскачиваться. Одно из этих странных созданий заговорило с нами на универсальном языке, сложившемся еще до того, как человечество две тысячи лет назад проклюнулось в космос.
— Мы быть лошадки, — сообщило оно. — Явились принять вас Меня зовут Доббин.
Говоря это, лошадка продолжала раскачиваться, но все члены ее по-прежнему были неподвижны. Уши бодро торчали, и казалось, именно из них вылетают слова; резные ноздри пребывали в раздутом состоянии, а гриву будто сфотографировали при сильном ветре.
— Какие они славные! — громко умилилась Сара.
Другой реакции я и не ждал. Она непременно должна была найти их славными.
Доббин, никак не прореагировав на такое проявление чувств, продолжил свою речь:
— Настоятельно рекомендуем поторопиться. Времени очень мало. Для каждого из вас есть верховая лошадка. Остальные четыре повезут поклажу.
Не найдя чем восхититься в этой информации, я перебил кобылу:
— А мы, между прочим, не любим, когда подгоняют. И если вас так поджимает время — переночуем на корабле. А в гости отправимся утречком.
— Нет! — вскричал Доббин чуть ли не яростно. — Это исключено. С заходом солнца возникает большая опасность. Вы должны непременно находиться в укрытии.
— Не понимаю, почему нужно упрямиться, — пробормотал Тук, одергивая сутану. — Я лично против того, чтобы торчать здесь всю ночь. Мы даже можем не брать наши вещи, если такая спешка. Вернемся за ними позже.
— Багаж берем сразу, — возразил Доббин. — Утром не будет времени.
— По-моему, — сказал я, разозлившись, — вы просто ужасно торопитесь. Если такое дело — поворачивайте оглобли и убирайтесь. Мы уж как-нибудь позаботимся о себе сами.
— Капитан Росс, — отчеканила Сара Фостер. — Почему я должна топать в такую даль, когда мне предлагают нечто более приятное? Потому что вам под хвост попала вожжа?
— Возможно, и вожжа, — огрызнулся я. — Но я не потерплю, чтобы всякие сопливые роботы мною командовали.
— Мы быть лошадки, — вежливо поправил Доббин. — Мы не быть никакие роботы.
— А чьи лошадки вы быть? Человеческие?
— Я не понимаю вопроса.
— Вас изготовили существа, похожие на нас, да?
— Не знаю.