Загадка Эндхауза

У нее дрогнул голос.

– Э, нет, мадемуазель! – воскликнул Пуаро. – Так не пойдет. Это уже истерика.

Она обернулась и подозрительно посмотрела на него.

– Это Фредди сказала вам, что я истеричка? – спросила она. – Она говорит, что со мной это случается по временам. Да только ей не всегда можно верить. Фредди, знаете ли, бывает иногда… ну, словом, не в себе.

Мы помолчали, и вдруг Пуаро задал совершенно неожиданный вопрос:

– А что, мадемуазель, вам когда-нибудь делали предложения насчет Эндхауза?

– То есть хотел ли его кто-нибудь купить?

– Вот именно.

– Никогда.

– А вы бы продали его за хорошую цену?

Ник задумалась.

– Нет, едва ли. Разве что за какую-нибудь непомерную сумму, когда отказываться было бы просто глупо.

– Вот именно.

– А вообще я не хочу продавать Эндхауз – я его люблю.

– Я вас прекрасно понимаю.

Ник медленно пошла к дверям.

– Да, кстати, сегодня вечером фейерверк. Вы придете? Обед в восемь. Фейерверк в половине десятого. Из моего сада его отлично видно.

– Я буду в восторге.

– Конечно, я имею в виду вас обоих.

– Очень благодарен, – ответил я.

– Для поднятия духа нет ничего лучше вечеринки, – проговорила она со смешком и вышла.

– Бедное дитя, – сказал Пуаро.

Он взял шляпу и аккуратно смахнул с нее невидимую пылинку.

– Вы куда-то собираетесь? – спросил я.

– Ну да, нам ведь необходимо посоветоваться с юристом, мой друг.

– Ах да, конечно, понимаю.

– Иного я и не ожидал от человека с таким блистательным умом.

Контора господ Вайза, Треваниона и Уинарда находилась на главной улице города. Мы поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где три клерка что-то усердно строчили за своими столами. Пуаро осведомился, может ли он повидать мистера Чарлза Вайза.

Один из клерков, сняв телефонную трубку, пробормотал несколько слов и, получив, должно быть, утвердительный ответ, сообщил, что мистер Вайз нас сейчас примет. Мы прошли вслед за ним по коридору, он постучал в дверь и, отступив, пропустил нас в кабинет шефа.

Мистер Вайз поднялся из-за большого, заваленного бумагами стола.

Это был высокий молодой человек с бледным, невыразительным лицом и в очках. Его блеклые, неопределенного цвета волосы заметно редели на висках.

Пуаро явился во всеоружии. По счастливой случайности, у него оказался с собой недописанный контракт, и он хотел попросить у мистера Вайза совета по поводу некоторых пунктов.

Мистер Вайз, выражаясь обдуманно и точно, быстро сумел развеять сомнения моего друга и разъяснить ему некоторые туманные формулировки.

– Премного обязан, – пробормотал Пуаро. – Я ведь иностранец, и все эти юридические дела и выражения представляют для меня большую трудность.

Мистер Вайз поинтересовался, кто рекомендовал его мсье Пуаро.

– Мисс Бакли, – ответил тот не задумываясь. – Ваша кузина, не правда ли? Обворожительная молодая леди. Я случайно обмолвился о своих затруднениях, и она посоветовала мне обратиться к вам. Я заходил сюда в субботу днем, примерно около половины первого, но не застал вас.

– Да, вспоминаю. Я рано ушел в субботу.

– Ваша кузина, должно быть, чувствует себя очень одинокой в своем огромном доме. Она ведь живет там одна?

– Совершенно верно.

– А не скажете, мистер Вайз, есть ли надежда, что ее дом когда-нибудь будет продаваться?

– По-моему, никакой.

– Дело в том, что я спрашиваю не из праздного любопытства. У меня есть причина. Я сам подыскиваю домик вроде этого. Климат Сент-Лу меня очаровал. Говоря откровенно, дом выглядит весьма запущенным, из чего я заключаю, что хозяева стеснены в средствах. Вот я и подумал, что мадемуазель, может быть, согласится его продать.

– Ни о чем подобном не может быть и речи. – Чарлз Вайз решительно потряс головой. – Моя кузина всей душой привязана к этому дому. Я убежден, что она не расстанется с ним ни при каких обстоятельствах. Ведь Эндхауз – ее родовое поместье.

– Я понимаю, однако…

– Нет, это полностью исключено. Я знаю свою кузину. Она фанатично привязана к дому.

Через несколько минут мы снова были на улице.

– Итак, мой друг, – заговорил Пуаро, – какое впечатление произвел на вас мсье Чарлз Вайз?

Я задумался.

– Да, собственно, никакого, – ответил я наконец. – На редкость бесцветный субъект.

– Вы хотите сказать, что в нем нет индивидуальности?

– Вот именно. Таких людей обычно не узнаешь на улице.

– Да, внешность у него не примечательная. А скажите, вам не бросились в глаза какие-либо несообразности во время нашей беседы?

– Да, кое-что, – медленно выговорил я. – Насчет продажи Эндхауза.

– Вот именно. Могли бы вы назвать отношение мадемуазель к своему дому «фанатической привязанностью»?

– Слишком сильно сказано.

– Вы правы. А мистеру Вайзу, между прочим, не свойственны сильные выражения. Его обычная, официальная позиция приближается скорее к «недо-», чем к «пере-». И тем не менее он сказал, что мадемуазель фанатично привязана к дому своих предков.

– Когда мы разговаривали с ней сегодня утром, у меня создалось совсем другое впечатление, – заметил я. – По-моему, то, что она говорила, было вполне разумно. К дому она, конечно, привязана, как был бы привязан любой на ее месте, но, право же, не больше.

– А это значит, что один из них лжет, – задумчиво проговорил Пуаро.

– Вайза трудно заподозрить во лжи.

– Для человека, которому приходится лгать, – неоспоримое преимущество, – заметил Пуаро. – Да уж, держится он что твой Георг Вашингтон. Ну а вы не обратили внимания еще на одно обстоятельство?

– Что вы имеете в виду?

– То, что в половине первого в субботу Вайза не было в конторе.

Глава 7

Беда

Первым же человеком, которого мы встретили этим вечером в Эндхаузе, была сама Ник. Она кружилась по залу в роскошном кимоно с драконами.

– Вы? Всего-навсего?

– Мадемуазель, я убит!

– Ох, простите, и в самом деле вышло грубо. Но понимаете, я жду, что принесут платье. Ведь обещали же, клялись, негодяи!

– А! Речь идет о туалете! Так нынче будут танцы?

– Ну да! И мы пойдем танцевать сразу же после фейерверка. То есть я так предполагаю, – закончила она упавшим голосом.

А через минуту она снова хохотала.

– Никогда не вешать носа. Вот мой девиз. Не думай о беде, и никакой беды не будет. Я сегодня опять взяла себя в руки. Буду радоваться и веселиться.

На лестнице послышались шаги. Ник обернулась.

– А вот и Мегги. Знакомься, Мегги, это сыщики, которые оберегают меня от таинственного убийцы. Проводи их в гостиную и послушай, что они тебе расскажут.

Мы пожали друг другу руки, и по совету Ник Мегги повела нас в гостиную. Она мне понравилась с первого взгляда. Я думаю, меня особенно привлек ее спокойный, рассудительный вид. Тихая девушка, красивая, но не на нынешний лад и, уж конечно, никак не шикарная. На ней было черное старенькое вечернее платье. Мегги не была знакома с ухищрениями косметики; ее голубые глаза смотрели открыто, голос звучал приятно и неторопливо.

Она заговорила первая:

– Ник рассказала мне поразительные вещи. Она, конечно, преувеличивает. Кому придет в голову ее обижать? Разве у нее могут быть враги?

В голосе девушки отчетливо звучало недоверие. Взгляд, который она устремила на Пуаро, едва ли мог польстить моему другу. Я подумал, что девушкам вроде Мегги иностранцы всегда внушают подозрение.

– И тем не менее я уверяю вас, мисс Бакли, все это правда, – негромко ответил Пуаро.

Она промолчала, но на ее лице оставалось прежнее выражение недоверия.

– Ник сегодня сама не своя. Не могу понять, что с ней творится, – сказала Мегги через некоторое время. – Она какая-то одержимая. К беде такое веселье.

От этих слов по спине у меня забегали мурашки. Что-то в ее интонации поразило мой слух.

– Вы шотландка, мисс Бакли? – не удержавшись, спросил я.