Поджигательница звезд

– Двадцать пять лет назад? Зачем вам?

– Ее ищут родственники.

– Я здесь всего три года. А как фамилия?

– Людмила Ивановна Савенко.

Она пожала плечами, скользнула взглядом по его фигуре и догадалась спросить:

– А вы кто? Тоже родственник?

– Нет, я из частного агентства.

– Частного? Вы частный детектив?

Шибаев кивнул. Ему показалось, она обрадовалась. Есть женщины, которым нравятся частные детективы. Частный сыщик – самая интересная профессия после киллера и колдуна.

– У нас компьютерные архивы! – похвасталась она. – Сейчас поищем вашу Людмилу Ивановну Савенко.

Она проворно забегала пальцами по клавиатуре. Нахмурилась.

– Нет такой! Вы ничего не путаете?

– Возможно, она не закончила учебу.

– Бросила?

Шибаев развел руками.

– Есть! – вскричала Светлана. – Вот она! Людмила Ивановна Савенко, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения. Поступила в восемьдесят четвертом, иняз. Закончила два курса, потом забрала документы. А что, родственники не знают, где она?

– Родители умерли, она выехала за границу, вышла замуж, и связь прервалась. А списочек ее группы дадите? Может, кто-нибудь из них знает?

– Конечно! – с готовностью согласилась секретарь и проворно забегала пальцами по клавишам. – Вот!

Шибаев взял листок, пробежал глазами список. Двадцать две фамилии, трое парней, остальные – девушки. Он хмыкнул, представив себе этих парней.

Светлана поняла и сказала:

– А сейчас еще хуже! Вообще одни девочки.

– Кто из тех преподавателей еще работает?

– Никто, по-моему. Я точно не знаю. Может, Витя Адидас?

– Кто?

Светлана слегка смутилась:

– Ой, это Виктор Павлович, физрук. Он тут давно, может, и тогда работал.

– Адрес можно?

– Да он все время тут торчит, как жена его бросила. С секцией легкоатлетов. Только… – она замялась.

– Только? – повторил Шибаев.

– Только… Знаете, он неадекватный какой-то! Прыгает как козел, волосы красит, девчонки рассказывали… – Она вдруг осеклась. Сказала уже другим тоном: – Спортзал на втором этаже, с утра вроде он был, если не пошел в «Княжий двор»… – По ее тону Шибаев догадался, что «Княжий двор» – не просто кафе, а некое злачное место как раз для таких прыгающих козлов, как Витя Адидас.

Физрук Виктор Павлович был на месте. Гулкие шлепки по мячу Шибаев услышал еще на лестнице. Пожилой живчик в сине-белой спортивной форме перестал бросать мяч и с радостной готовностью обернулся на звук открываемой двери. Это был Витя Адидас, как немедленно догадался Шибаев, вспомнивший, что физрук «прыгает как козел». Больше в спортзале никого не оказалось.

– Частное бюро? – обрадовался Виктор Павлович. – Какие родственники, грузины? Ляля говорила, что миллионеры, еще тогда. Да помню я ее прекрасно! Классная деваха была!

Его не пришлось понукать. Соскучившись, он с удовольствием предался воспоминаниям – оживился, заблестел глазами, вспомнил словечки своей юности. И перешел на «ты».

– Мой первый год! Представляешь, я пацан, двадцать два, голодный, только после армии, а тут такие телки! Меня дядька, брат матери устроил. Я лопался от гордости – не школа, а вуз! Дядька – ветеран войны, заслуженный журналист, его все в городе знали. И сразу на заочный, дядька сказал, диплом нужен. Слушай, пошли в «Княжий двор»! Тут, через дорогу! – Он махнул рукой.

Шибаев не возражал, и они пошли. Виктор Павлович, живчик, взял с собой мяч. Они шли по улице, и он стучал мячом об асфальт. Шибаев незаметно рассматривал физрука – тот напоминал ему механического человека или марионетку, которую дергают сразу за несколько ниток. В нем все беспрестанно двигалось и существовало как бы автономно: руки-ноги, торс, колени, плечи; шлепок мяча – кивок головой; иногда физрук несколько раз подпрыгивал на месте, словно проверяя крепость тротуара. Кроме того, он постоянно оборачивался на проходящих женщин. И при этом не переставал говорить.

– Я спортивный парень был, а у них одни девчонки и очкарики, да и то – половина освобожденных. Мяча в руках не держали, а визгу! На лыжах всего две или три прилично стояли, а остальные кувыркались! Лялька ходила на лыжах как десантник, отец научил. Ох, и красивая была! Самая красивая на курсе, да что там на курсе – в институте! А шмотки! Это теперь все есть, а тогда – ничего, все по блату. Ей батя из Афгана возил дубленки, меха, я как-то сдуру попросил привезти себе дубленку, совсем крышу сдернуло, не понимал, дурак, что не по рангу, а она – нет, говорит, папа не сможет. С гонором таким, я и сел. Я ее даже домой проводил раза два или три после семинара, поздно было. Мама у нее была хорошая, и не скажешь, что генеральша. Не помню, как звали, не по-нашему как-то. Чаем угощала, приглашала заходить. Думала, я Лялькин хахаль. Я бы не прочь, да рылом не вышел. У меня одна мать, всю жизнь вахтершей в облсовете, да и жили мы в своем доме в Посадовке. Дом! Название одно. Дядька, правда, не последний человек в городе, но до генерала, сам понимаешь, далеко. А у них квартира в обкомовском доме, четыре комнаты, шикарные ковры, как я понимаю, из Афгана, мебель, серебро, вазы всякие. Сабли на ковре над диваном. А ванная! Я аж прибалдел – громадная, как комната, кафель импортный, я такого сроду не видел, розовый с золотом, представляешь? А у нас сортир на огороде. И всякие примочки, шампуни, кремы… И родственники по матери миллионеры, Лялька хвасталась: чуть не князья. Поздно они спохватились! Уже и след затянуло.

Официантка принесла литровые кружки пива. Шибаев заметил, как Виктор Павлович ненароком положил руку на оттопыренный задок девушки, а она, не выказав неудовольствия, попросту смахнула его руку – так смахивают надоедливую муху – и ушла, покачивая бедрами. Физрук проводил ее взглядом, взял кружку обеими руками и припал. Наступила тишина. В кафе не было ни души. Едва слышно работал телевизор над стойкой бара, с улицы доносились шум моторов и шарканье шагов – кафе находилось в полуподвальном помещении. Красно-синие витражи создавали полумрак и располагали к разговору. Виктор Павлович шумно глотал, дергая кадыком. Шибаев пил не торопясь. Витя Адидас допил, икнул деликатно, прикрывшись ладошкой, и поднял на Александра шалые глаза. На лице его было написано полное довольство жизнью, пивом и компанией. Он призывно махнул официантке, и та снова принесла кружки с пивом. Виктор Павлович снова положил ей на зад руку, и снова она смахнула ее, не поморщившись.

– Хорошая девчонка, – сказал физрук, поймав взгляд Шибаева. – У нас вроде отношения намечались, но ей замуж надо, а я пас. Только под наркозом! Свобода как осознанная необходимость. Моя как свалила, я, поверишь, три дня не просыхал! А этой ребенок нужен, семья. У меня дружбан женился на молодой, на двадцать пять моложе, ребенок, то, се. Мы на рыбалку, а он с коляской, старый дурак. У нас тут клуб холостяков, Колька Башкирцев по старой памяти у руля, хоть и женат. Знаешь Кольку?

Шибаев знал Николая Башкирцева[2]. Его все знали. Культовая фигура, известный художник-портретист, чьи работы постоянно висели в галерее худфонда.

– И Виталька Щанский у нас! Развелся опять недавно. Ну, шебутной! И умный, зараза!*censored*ган! Мы тут недавно в пещеры ходили, знаешь, за городом?

Виталий Щанский был художником, вечным соперником Башкирцева. И его работы тоже висели в галерее. Они то дружили, то скандалили, а однажды подрались – в галерее худфонда во время открытия выставки местных художников. Причем Виталя обозвал Башкирцева бездарным засранцем, что слышала широкая интеллектуальная общественность города. Фоторепортеры не растерялись, заклацали камерами, и назавтра весь город был в курсе. Башкирцев ответил пространной статьей в «Вечерней лошади», суть которой сводилась к классическому «сам дурак» и «а судьи кто?», причем заметно было, что он оскорбился не столько на «засранца», сколько на «бездарного».

Про пещеры Шибаев ничего не знал, но спрашивать не стал.

2

Николай Башкирцев, Виталий Щанский – художники, персонажи многих романов, в том числе «Лучшие уходят первыми», «Дикие лебеди-3. Как плясунья по канату». Издательство «ЭКСМО».