Страница 19 из 93
И еще жив.
Из разодранного горла его хлестала кровь. А в глазах Янгу видел жалость.
- Убей! - крикнул кто-то.
И толпа подхватила. Они больше не любили нубу, но желали видеть, как он умрет. Это ведь не сложно. Копье и то лежит рядом, на песке.
Нубу вдруг дернулся и массивная рука его обхватила горло Янгара.
Вот и все.
Ему достаточно было сжать пальцы, чтобы хрустнула шея, но нубу рывком подтянул Янгара к себе. Дернулись темные губы.
- Амок, - прочитал Янгар.
А потом и второе слово:
- Беги.
Нубу умер сам. И это огорчило зрителей. А Хазмат и вовсе пришел в ярость.
- Не жалей, - говорил он Янгару, перемежая слова с ударами. - Никогда и никого. Не жалей.
Рассвет Янгар встретил в глиняной яме, куда отправляли тех, кого Хазмат желал научить послушанию. И опустившись на дно - такое упоительно прохладное - Янгар свернулся калачиком. Он умел переносить боль, но не знал, как отогнать кошмар. Стоило смежить веки, и он видел разодранное горло, чувствовал кровь на губах и слышал шепот:
- Беги.
Тот нубу приходил всякий раз перед вспышкой. Всего за долю мгновенья, предупреждая, что мир вот-вот треснет. И постепенно Янгар начал испытывать к нему благодарность.
Но сегодня нубу оставил его.
И уже соскальзывая в алое марево безумия, Янгар попытался сдержать удар.
Его тело переставало принадлежать ему. И черное лицо нубу вдруг сменилось смуглым узким - Хазмата. Тот поглаживал длинные усы и кривил губы, приговаривая:
- Не жалей. Никогда и никого.
Хазмат исчез и появился Ерхо Ину. Он ничего не говорил, но ему и нужды не было. Тридуба смотрел с таким презрением, что Янгар понял - все тот знает. Про другой край моря, про пески и караваны, про рабский рынок и школу, в которой Янгара пытались научить послушанию. Про казармы, арену... про то, что Янгхаар Каапо - вовсе не сын бога, но беглый раб.
И бешенство вдруг отступило.
- Тише, мальчик мой, тише... - верный Кейсо держал, не позволяя подняться. У него одного хватало сил справиться с Янгаром, да и то, если получалось сбить на землю. Кейсо наваливался всей тушей, подминая Янгара под себя, и держал до тех пор, пока приступ не заканчивался.
- От... отп... - речь давалась с трудом. - Отпсти.
- Все?
Кейсо не спешил убрать руки.
- Отпусти, - повторил Янгар. И получил свободу.
На ноги он сам поднялся.
Покачивало.
Мутило. И голова привычно кружилось. Но все же приступ был недолгим, иначе было бы хуже.
- Где...
...его жена.
...у нее зеленые глаза и рыжие волосы.
...она дочь Ерхо Ину, но не та, которую он любит.
...и она просила подарить ей красные сапожки...
- Убежала, - подняв плеть, Кейсо протянул ее Янгару.
- Я...
На плети остатки крови. Ударил? Не сумел удержать себя?
- По лицу, - спокойно добавил Кейсо.
Она сама виновата... виновата сама... она что-то сказала, отчего ярость, которую Янгар сдерживал, прорвалась.
- Далеко не уйдет, - Кейсо подошел к лошадям. - Но если хочешь догнать, то поспеши. Рассвет скоро. И Ерхо Ину, когда поймет, что ты ушел, устроит травлю.
Он не пощадит нелюбимую дочь.
След был. Широкий. Явный. Проложенный сломанными ветвями и каплями крови, которая уже подсыхала. Янгар чуял запах страха и поторапливал лошадь, пытаясь нагнать жену, пока с той не случилось беды.
Случилась.
В храме, когда глупая девочка связала жизнь с ним.
И он тоже глупец, если решил, будто Север излечит. Десять лет тишины... это ведь достаточно, чтобы поверить, что амок, безумие воина, которое дарит Тысячерукая богиня избранным, оставила Янгара.
- Стой!
Он кричит, понимая, что Аану не остановится. Бежит, прячется, ранит себя. И колючий кустарник становится стеной на пути Янгара. Его жеребец хрипит и пятится, трясет головой.
Спешившись, Янгар бросил поводья на ветвь.
Пешком.
По тропе, которую проложила Аану. И рыжие нити ее волос выводят к краю оврага. Но здесь след обрывается. И на зов девочка не отвечает. Прячется...
...по лицу, значит.
Плетью.
- Погоди, - Кейсо выбрался из зарослей. - Если она в панике, то к тебе точно не выйдет. Пусти...
Наверное, он был прав и помочь желал искренне. Наверное, Янгар принял бы помощь, но в этот миг со дна оврага раздалось такое знакомое ворчание.
Медведь.
Огромный матерый зверь с седою холкой. Под разрисованной шрамами шкурой перекатывались валуны мышц. Шея прогибалась под тяжестью головы, и Янгар мог разглядеть нити слюны, протянувшиеся к палой листве.
А между передними, массивными, словно столпы, лапами зверя, лежала Аану.
- Не смей! - предупреждение Кейсо запоздало.
Янгар уже катился по склону оврага, оставляя на листвяном ковре глубокий след. И съехав на самое дно, спохватился, что из оружия при нем лишь нож да плеть.
Хватит.
- Иди сюда, - Янгар щелкнул плетью над ухом зверя, отвлекая на себя. - Слышишь?
Слышит. И поворачивает голову.
Он движется с нарочитой медвежьей неторопливостью, которая многих вводит в заблуждение. Но Янгар знает, до чего быстры и коварны эти звери.
- Ко мне.
Он шагнул ближе. И хлестанул наотмашь. Тяжелый хвост плети просвистел у самого носа зверя, заставив того оскалится.
- Ну же...
Янгар вытащил из-за пояса нож.
Копье бы лучше... с ножом шансов немного. Разве что зверь сам уйдет.
- Давай...
Медведь, подняв голову, - Янгар старался не смотреть на тело жены.
Жива.
Она просто сознание потеряла.
И Янгар вытащит. Надо верить, что вытащит. А потом расскажет про вспышку. И про то, что не хотел причинять ей боль. Но амок - это то, с чем ему не совладать.
...правда, она больше никогда не коснется его с той нежностью, которую дарила ночью.
Медведь двинулся на Янгара.
Наступал медленно, оскалившись, но не спеша нападать, словно и не желал вовсе, но лишь пытался прогнать человека от законной своей добычи.
- Пшел от нее, - Янгар пятился, но когда отступил на дюжину шагов, зверь остановился. Он повернул голову, уставившись на Янгара пустой глазницей и тихо заворчал.
А затем развернулся: Янгар не был интересен медведю.
У него уже имелась еда.
- Янгу...
Крик Кейсо прорвался сквозь алую пелену, которая пришла сама, хлынула по следу предыдущего приступа. Накрыло, лишая крох сознания.
И враг был.
Янгар молча бросился на зверя и, вцепившись в жесткую грязную шерсть, вскочил на шею. Нож в руке ходил легко, пробивая и кожу, и толстый слой жира, но лишь боль причиняя. И зверь закричал почти как человек.
Амок.
Оглушающая ярость. Багряная пелена, выпряденная Тысячерукой из пролитой крови ее врагов. Она падает на глаза, лишая рассудка.
Бешенство.
И почти безумие. Оно дарует нечеловеческие силы и выносливость, избавляет от боли, но взамен выпивает досуха. Как в тот раз, когда Кейсо подобрал перегоревшего мальчишку. Тот лежал в канаве, пытался ползти к воде, но лишь елозил руками по грязи. А когда Кейсо приблизился, мальчишка повернул голову и зарычал.
Амок еще жил в черных его глазах.
- Я сам, - сказал мальчишка, когда к нему вернулся дар речи. - Я...
- Сам, - Кейсо прижал флягу к губам. - Конечно, сам.
И руку подал, помогая подняться. Кейсо мог бы поднять паренька, слишком худого, истощенного приступами, но чересчур гордого. Он шел, вцепившись в плечо Кейсо, но сам. И в седло забрался, неловко перевалившись поперек конской спины. И прокусив губу, держался в седле. А вечером спросил:
- Ты кто?
- Кейсо.
- Что тебе от меня надо?
- Ничего.