Страница 57 из 77
Машину за мной подали как обычно, но судя по виду Володи, он уже знал. Даже машину вел иначе, совсем как домохозяйка после трех уроков, а дорогу выбирал осторожно, будто в каждой выбоине видел мину, а то и фугас.
Перехватил мой взгляд, пояснил:
– Теперь лучше менять маршруты.
– Так серьезно?
– Просто на всякий случай, – объяснил он весело.
Однако у входа нас встретила усиленная охрана, и я понял, что веселье было напускное. А когда начали работу, Кречет выбрал момент, кивнул мне и мы подошли к министру МВД:
– Что-нибудь по делу Никольского?
Тот взглянул на меня в упор своими рыбьими глазами:
– Пусто. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Странно, ведь машину, судя по описанию Виктора Александровича, должны были заметить десятки человек!.. Конечно, все заняты своими делами, но все же... Боятся бандитских разборок? Вообще-то Виктор Александрович ведет с их точки зрения загадочный образ жизни. На работу не ходит, квартиры почти не покидает, а из его квартиры иногда доносится стрельба, крики и стоны жертв... И вообще в этом деле есть маленькая неясность...
Кречет насторожился:
– Что?
– Я знаю с какой скоростью передвигаются ребята подобных служб. А вы, простите, не в такой форме, чтобы их обогнать... так сильно. Да-да, я не сомневаюсь в вашим отменных мужских качествах... я уже наслышан... гм... даже фото у нас растиражировали... как пример, естественно, как надо поступать в подобных ситуациях, это будет преподаваться в особых школах ФСБ как «метод Никольского»... но, простите, обогнать их т а к н а м н о г о... Вы говорите, вбежали в подъезд, вызвали лифт... Даже если предположить, что лифт уже стоял внизу, что бывает крайне редко, по закону зловредности он всегда в самой дальней точке, где бы вы ни находились... Так вот, учитывая с какой неспешностью двери распахиваются, словно лифт мучительно колеблется, стоит ли беспокоиться...
Он говорил мягким убаюкивающим голосом, и я чувствовал себя глупо. Начни объяснять, что мне собака вызвала лифт, поднимут на смех, это будет еще почище тех фотографий, что уже стали учебным пособием для секретных агентов в ихнем НКВД.
Кречет смотрел вопросительно. Я вздохнул:
– Как в том анекдоте: вы будете смеяться, но лифт вызвала собака.
Кто-то хохотнул, министр МВД вскинул брови, а Кречет нашелся первым:
– Понятно, у вас собака телохранитель?.. Современный телохранитель! Без всяких там бросаться на пистолет, хватать за горло... Мол, давай не будем героями, хозяин. Лучше смыться.
Министр кивнул, не спуская с меня внимательных глаз:
– Скорее всего, она вызывала лифт для себя, чтобы вскочить в квартиру, запереться и названивать в милицию. Вы просто успели вскочить прежде, чем закрылась дверца. Верно?
– Так точно, – признался я удрученно. – Вы настоящий сыщик.
– А на компьютере она вам еще не печатает?
– Я ж не президент, – огрызнулся я. – Может быть, только играет, – да и то, когда я на работе. В «DOOM», «Quake» и всякие там стрелялки, мочилки. Стратегические вряд ли.
– Стратегические не всякий министр потянет, – хмыкнул Кречет.
Министр оглянулся:
– Позвольте?
Кречет кивнул, и он отошел в сторонку, бросил несколько слов в сотовый телефон. Глаза смотрели в одну точку, словно уже вызвал к себе в кабинет на ковер и допытывался, как это их, матерых профессионалов, провела какая-то собака с необрезанными ушами?
Кречет взял меня под руку, голос был натужно веселый:
– Мерзавцы, пытались вас похитить и вывезти на подводной лодке!
– Или на томагавке, – ответил я.
– Да, или крылатой ракете, – согласился Кречет. – Когда мозги уплывают, это страшно. Даже хороший писатель выдает продукцию равную небольшому заводу, особенно если его переводят за рубежом, а валюта идет в нашу страну. Хороший ученый вообще неоценим... Кто, как не ученые, придумали такую прочную танковую броню, самые мощные в мире вертолеты? Хороший ученый стоит танкового соединения, а то и малого ракетного комплекса!
Но и голос звучал не совсем весело, и глаза оставались тоскливыми. Бочком подошел Коломиец. Глаза у него были как у Кречета, но еще и тревожными:
– В Думе ожидается буря. Там уж слышали о выступлениях по телевидению... этих мулл... или муллов, как правильно? Завтра намечается такое по Москве!... А сегодня депутаты поставят вопрос о доверии.
Кречет сказал нехотя:
– Придется придти.
– Стоит ли? Вам достанется.
– Попытаюсь что-то сказать.
– А есть что?
– Буду придумывать на ходу.
– Зря, – сказал Коломиец сожалеюще. – Только раздразните. Они видят только свои кресла, свои оклады, квартиры, дачи... Вы замахнулись на их благополучие! Там двое-трое на вашей стороне, но что они могут?
Что они могут, подумал я отчаянно. Видеть одно, мочь – другое. Видят и в других странах, что катятся в пропасть, но сделать ничего не могут, ибо видят единицы... а простому народу от президента до грузчика надо хлеба и зрелищ! Отчаянный крик Мико Цунами... или как его там, ну, который лауреат Нобелевской премии, что призвал к возрождению доблести и чести, а потом, чтобы хоть как-то заметили его отчаянный призыв в жиреющей стране, сделал вид, что поднимает мятеж, и сделал себе харакири!.. Увы, даже не поняли, страна быстро тупеющих идиотов. Хотя пока еще гордятся стойким характером своих предков, еще не плюют на них за идиотские с их точки зрения правила долга, справедливости, верности и чести. Но скоро плевать начнут.
Кречет вскоре отбыл, а мы наблюдали по телевизорам, как началось заседание Думы. Камеры крупным планом показали надменное лицо Кречета в окружении двух-трех соратников, отвечающих за контакты с Думой.
Даже здесь, в большом кабинете Кречета, мы чувствовали запах вражды и озлобления, что пропитывал воздух необъятного зала Думы. За нашими спинами невозмутимый Краснохарев отложил бумаги, снял очки, изредка пользовался, если шрифт мелок, подсел к нам и уставился на экран.
Председательствующий Гоголев после короткого вступления дал слово Анчуткину, депутату от фракции рабоче-крестьянских тружеников. Камеры показали как круто сбитый Анчуткин поправил волосы ежиком и почти бегом устремился к трибуне. Без раскачки, предисловий, он сразу выбросил вперед руку, словно копьем протыкая злого дракона, выкрикнул бешено:
– Мы присутствуем... мы присутствуем при самом мерзком злодеянии, какое только могли представить! Нет, даже представить не могли!.. Вон там сидит человек, у которого нет ничего святого!.. Предать церковь, предать веру... это... это... я не подберу слов для такого гнуснейшего преступления! Это хуже, чем преступление! Это святотатство!!!
Собравшиеся согласно гудели, пошли выкрики, угрозы. Кречет покосился на Чеканова. Судя по встревоженному лицу начальника охраны, тот тоже не очень надеялся на своих людей. Кречет поднял руку, как школьник на уроке.
Гоголев воззвал в микрофон громко:
– Слово просит президент. Предоставить ему слово?
Голоса раздались со всех сторон:
– Предоставить!
– Нет!
– В шею предателя!
– Пусть скажет!
– Долой жидохохла!
Мы слышали, как в полумраке, Марина опустила жалюзи, пробормотал озадаченный Коган:
– Жидомасоном был, евроукраинский ремонт делал... может быть, и я уже жидохохол?
Крики становились все яростнее. Кречет снова поднял руку, Гоголев с трудом утихомирил шум, предложил компромиссное:
– Говорите с места.
– Да, преступление, – проговорил Кречет, ему протянули передвижной микрофон, но все уже услышали, как могучий голос президента сломался, пустил петуха. Это было так непривычно для бравого генерала, что шум начал затихать. На него смотрели с враждебным изумлением. Кречет повторил чуть тверже: – Да, преступление... Не преступление то, что ваш Анчуткин под шумок приватизировал себе заводик и три магазина, не преступление, что открыл счет в швейцарском банке... Это при его-то зарплате депутата! Да-да, у меня есть доказательства... Не преступление, что и сейчас на своей загородной даче устраивает оргии с малолетними... теперь это разве преступление?.. И пусть на наши деньги – кто теперь не ворует?.. И что среди малолеток, которых он пользует, ваши дочери и даже мальчики, но сейчас это не преступление, а всего лишь сексуальное меньшинство, перед которым надо расшаркиваться! Но зато преступление – позволить вашим соседям по дому построить и себе церковь! У вас их десять тысяч в одной Москве, пустые стоят, а им нельзя построить даже одну! Только потому, что их церковь называется мечетью!