Сборник "Русские идут!"

На меня посматривали с сомнением, но внимательно. Хоть какие глупости я ни говорил, но все-таки президент зачем-то меня приглашает. Более того, прошел слушок, что даже советуется.

Кречет усмехнулся:

– Я сам слушал этих зарубежных сирен. Наше правительство здорово постаралось, чтобы их слушали и всему верили без оглядки. Мол, раз глушат, значит – там правда. Извечно русское отношение к власти... Мне, как и всем, нравилось все запретное. Как нравилось и то, что позволяло не карабкаться на гору а позволило бы катиться вниз... Ведь по сути прежняя власть усиленно тащила человека на сверкающую гору, а запад вкрадчиво уверял, что в этом самоистязании нет надобности.

Он бросил на меня быстрый взгляд, но я уже упорно смотрел в стол. Кречет говорил цитатами из моей старой книги по психике масс. Может быть, ему будет неприятно, что я замечаю, кто знает.

– Возьмем простейшую ситуацию, – продолжал он с ядовитой улыбкой, – когда человек решил бросить курить или пить. Или возьмем того больше: решил по утрам делать зарядку, учить язык, бегать трусцой... И вот все вокруг начинают: да что ты с нами не пьешь, не уважаешь, да? Да закури разок с нами, это здоровью не повредит, все враки! Вон посмотри на Митрича: курит, пьет, а все еще к бабам ходит, хотя ему семьдесят лет! Вон ихний Черчиль каждый день по толстой сигаре, бутылке виски, толстый, как копна – а помер в девяносто лет!.. улавливаете?

Краснохарев покряхтел:

– Что ж, Одиссей всем ухи воском забил, а нам чем?

– Вот-вот! В начале века можно было в изоляции строить хоть коммунизм, хоть царство божье на земле. Но с приходом радио, те, кто страшится таких строителей, стали уверять, что можно жить и никуда не стремясь, просто жить. И что так жить даже лучше! И плевать на высокие цели и мотивы! Человек произошел от обезьяны. Он сам обезьяна и обезьяной останется. Вот вам работы Фрейда, Моррисона... И когда изо дня в день тебе долбят, что можно прожить и без утренней зарядки, и что не обязательно истязать себя диетой, то надо быть сверхчеловеком, чтобы устоять. Но народ не состоит из сверхлюдей. Простого человека всегда легче уговорить бросить работу и полежать, чем работать.

Кречет все чаще посматривал на меня, наконец отвел в сторону:

– Что-то случилось?

– Ничего особенного, – ответил я с неловкостью, голос президента был полон участия, словно боевой генерал внезапно превратился в священника. – Просто я не в своей тарелке... И не за своим столом.

– Почему так?

– Все работают. Как вы изящно выразились, пар... или пена из одного места. Только я...

– Ну-ну, что делаете вы?

– Вот именно. Что делаю я? Все вокруг специалисты. А я?

Он внимательно посмотрел на меня, покачал головой:

– Возможно, вы последний на свете философ. Не зря же я из вашей книги по памяти почти главу прочел! Надеюсь, заметили?

– Спасибо, – ответил я с неловкостью, – у вас действительно сказочная память! Но насчет философов... Их выпускают философские факультеты крупными партиями.

– Философами не становятся, получив красивый диплом с печатями. Философ видит то, чего не видят специалисты. К тому же видит... все. Целиком.

Я пробормотал:

– Спасибо. Я просто не уверен, что это обо мне.

Он тепло улыбнулся:

– О вас. А к тому же, вам некуда больше деться. Здесь самые близкие вам по духу люди. В остальном мире вы не можете рассчитывать ни на популярность, ни даже на понимание. Вы слишком... революционны.

– Это я-то?

– Да. Взгляните на революционеров одного шажка. Ну, зачем называть фамилии?.. Уживались неплохо и при Советской власти. Один, к примеру, считается отцом страшного оружия, которым мы долго грозили Западу... хотя теперь знаем, как наши шпионы перетаскали нам все ихние секреты... Он лауреат всех Сталинских, Ленинских, Государственных и прочих премий, грудь в орденах правительственных наградах... а уж когда получил все выше крыши, долларами хоть стены своих дач оклеивай, тогда-то и заявил, что советская власть не совсем хороша, гуманности в ней недостает, права человека слегка ущемляются... Как будто раньше не видел! Мы все видели, понимали, шептали друг другу на кухне, а он не понимал, ребенок какой! Оружие делал, некогда было. Правда, если он отец такой страсти, то для кого ее воровали наши шпионы, и за какую кражу секретов ФБР пересажала уйму народу?.. То же самое и другие герои. Сейчас нахваливают власть в России, а вот Старохатская всем как кость поперек горла. Слишком честна, чересчур бескомпромиссна, не хочет смириться, что все мы немножко... ну, ладно, здорово-таки свиньи, одну ногу вытащили из дерьма, пора остановиться, ишь что вздумала: совсем вылезти да еще и помыться, не понимает, дура, что в дерьме как-то привычно... Вы тоже, Виктор Александрович, в своем нетерпении заглядываете слишком далеко.

– Так то в книгах! А в жизни я люблю сидеть в темной норе. И чтоб не дуло.

Он обнял меня за плечи, повел обратно. Министры поднимали головы, деликатно роняли взгляды. Возможно решили, что меня постигло великое горе: Хрюка поцарапала лапку, и президент меня утешает.

Я вздохнул и сел за стол, где светился экран компьютера. Будем искать способы, дать достойный ответ Америке. Даже я буду искать, я – человек земного шара, всего человечества. Смешно говорить о нациях или партиях человеку, который прекрасно знает, что в будущем все народы сольются в единый, что когда-то не будет ни русских, ни американцев, ни арабов, а просто человечество...

В отличие от домохозяек и академиков, что ничего не видят дальше своего носа, вижу этот далекий мир, когда все нынешние противоречия покажутся смешными. Но по всей моей шкуре поднимается шерсть, я ощетиниваюсь, когда слышу, как НАТО придвигается к нам. Даже не потому, что я – русский, патриот, и все такое. Это нечто от того, когда французские гринписовцы бросаются под русские бульдозеры, чтобы спасти от загрязнения озеро Байкал.

Да, это чувство неправедности происходящего. И осознания, что ты вправе в схватке с более сильным противником взять что-то в руки... или применить то, что тот, более сильный, громко называет запрещенным приемом. Когда сильный борется со слабым, то для слабого оправдано применение любых средств.

Глава 23

Через час, когда я перестал что-либо соображать, даже чашка крепкого кофе не помогла, сходил в столовую, в который раз подивился богатству и размаху, эти люди себе ни в чем не отказывают, взял пакет пирожных, да побольше, а когда вернулся в большой кабинет, возле стола Кречета пристроился на стульчике Кленовичичевский. Лицо его было красным, волосы всклокочены, он нервно всплескивал дряблыми от старости руками:

– При попытке к бегству?.. Но это же... Это же произвол!.. Это уже было. Даже не при прошлом режиме, а в позапрошлых... Я застал еще сталинские времена, когда вот так... Права человека...

Кречет метнул на меня косой взгляд, мол, что за жизнь у президента, когда подчиненные жрут сладкое в три горла, а ему отдуваться перед интеллигенцией, доказывая, что он не верблюд и не диктатор.

– Аполлон Вячеславович, – говорил он мягко, словно собирался нести яйца, – я вас очень люблю. Я восхищался вами еще мальчишкой, когда ловил бибисишку, там о вас здорово рассказывал Анатолий Максимович Гольдберг, хорошо помню его голос. Как вы страдали в лагерях, мужественно отстаивая права человека. Но пора подумать и о правах общества! У него тоже есть права... Черт, да нет у него никаких прав! У человека есть, а у общества – нет. А настал тот момент, когда права человека наступают на права общества. Скажите, у нас есть специалисты по правам общества?

Он опешил:

– Права общества? Что это?

– Вот видите, – проговорил Кречет. – Все века человек боролся за свои права: против князей, церкви, царей, президентов, генсеков... наконец одолел всех. А еще Достоевский говаривал: широк человек, широк! И добавлял: я бы – сузил. Простой человек получил право не только высказывать свое мнение, но вытребовал и все прочие свободы. Сексуальную, бисексуальную, порнуху. Вот только не видел пока на экранах, как человек, извините за выражение, гадит. Представляете на весь экран огромная такая задница, как вот у Степана Викторовича, камера плавно наезжает на его расширяющийся анус, очко по-нашему, а оттуда начинает выползать... ну, всякое, что он ел вчера, только переработанное...