Страница 2 из 301
— Эй!.. Эй, ты меня слышишь?
Скорчившаяся фигурка не шевельнулась.
— Лупе, ты… Ты хоть ела?
Нет ответа. Войт пересек залку, тяжко ступая по вянущей траве, опустился на сбитую перинку.
— Лупе, да что с тобой? — Женщина молчала. Не из упрямства и не с обиды — она не слышала. Широко расставленные зеленые с золотистыми крапинками глаза смотрели сквозь гостя куда-то в стену, на бледном треугольном личике застыло выражение ужаса и удивления, руки судорожно сжимали какие-то травки. Лупе напоминала пойманного бельчонка, что Зенек приволок прошлой весной своей тетке.
Войт осторожно коснулся пепельных волос; ведунья не шевельнулась, и вот тут-то Рыгору стало по-настоящему страшно. Знаменитый на всю округу храбрец и весельчак пулей выскочил из залки. Правда, оказавшись за дверью, он быстро напустил на себя приличествующий войту важный вид, но торчащего на пороге Зенека это не провело:
— Ну как, дядечку? Жуть, да? Так и сидит, и смотрит… Вот страх какой. Я так думаю, дядечку, не она все это натворила, зато она знает, что за жуть к нам заявилась. Ее-то она и боится, а не нас с вами и не «синяков».
— Умный больно…
— Умный, не умный, а так оно и есть.
— Ты мне лучше, Зенек, вот что скажи, — ушел от ответа Рыгор. — Что тетка твоя? Дома?
— Да куда она денется? У нее ж хозяйство, гости…
— А выпить у ей есть?
— Есть, конечно. Ой, дядечку, к нам сегодня такой постоялец завернул — лошадь у него расковалась… Как раз к обеду поспел. Знатный господин, а уж лошадки! Сроду таких не видел — не гнедые, не буланые, а такие… такие… ну, словом, как ваша цепь, а бабки, грива и хвост черные.
— Знатный гость, говоришь?
— А то нет! Все честь по чести. И шпага — тычься, не хочу, и плащ со знаком этим, и денег не считано. Только слуг нету…
— А что хоть за консигна-то?[6]
— Квитка якась, белого цвета. Точно не ромашка… А сам плащ темно-синий.
— Видать, точно издалека. Я эдакого знака не припомню.
— А я что говорю! И коней таких у нас не водится.
— Ладно, разберусь. А ты карауль хорошенько. Как Грешница[7] взойдет, тебя Збышко сменит.
— Ты к тетке Гвенде идешь? А что войтихе сказать, коли спросит?
— А то и скажи, что у нас тут приезжий нобиль случился, я с ним потолковать хочу. Если он свидетелем станет, «синяки» отстанут, особливо коли он слово нобиля даст…
— Дядечку, а дядечку…
— Ну, чего еще?
— Жалко Лупе, не она это! Панка сама вляпалась, и поделом! Змеюка ж была, а не девка. Чего из-за нее огород городить? Закопать тихохонько, и делов-то!
— Ты, дурья твоя башка, видать, в крепостные наладился? А то, может, к Последним горам с лежачей матерью подашься? Брат-то Килинин, забодай его мыша, у Кузерга вторым управляющим! Он же за сестрину дочь нас всех замордует. Да и сама Килина стервь еще та! Вот и выходит, что волшбу, прячь не прячь, найдут, а за сокрытие недозволенной волшбы, да еще злокозненной, мы все к Проклятому в зубы пойдем. Молчишь? Вот то-то же! Жалеть — так все горазды, а решать — так мне! Потом по селу пройти не дадите, жалельщики. А отпусти я ведьмачку, как примутся за нас, небось меня же и на вилы — почему отпустил? Тьфу, непотребство! — И господин войт, не в силах продолжать спор, нашел спасение в бегстве.
Роман че Вэла-и-Пантана задумчиво отодвинул чистую занавеску, расшитую буйными розанами. За окошком виднелась часть немощеной улицы, забор и стоящий напротив дом с увитым хмелем забором. Во дворе, вывалив язык, изнемогал от жары цепной пес; в двух шагах от него равнодушно вылизывал поднятую заднюю лапу желтый котяра, в пыли сосредоточенно копошились куры. День клонился к вечеру, но весеннее солнце все еще заливало Белый Мост ярким светом. Роман зевнул и потряс головой, прогоняя остатки сна. Он терпеть не мог спать днем, но бессонные ночи в седле бесследно не проходят. К счастью, он успевал — тот, с кем надлежало «случайно» встретиться, появится не ранее завтрашнего полудня.
Дальше Роман не загадывал. Все зависело от того, каким окажется Счастливчик Рене, то есть Первый паладин Зеленого храма Осейны[8], высокородный Рене-Руис-Аларик рэ Аррой, герцог Рьего сигнор че Вьяхе, всесильный дядя коронованного пьянчужки, знаменитый адмирал, непревзойденный мастер клинка и прочая, и прочая, и прочая… Про эландца говорили всякое, но Роман очень надеялся на правоту тех, кто считал адмирала человеком порядочным и напрочь лишенным предрассудков.
Было общеизвестным, что Счастливчик Рене в молодости слыл одним из самых дерзких вольных капитанов, а вот любители прикидывать зубодробительные политические комбинации третьего сына герцога Рикареда не принимали в расчет. Между троном и Счастливчиком стояло восемь жизней, а сам он только и думал, как проскочить на своем трехмачтовике Ревущее море и добраться до пресловутых Золотых берегов.
О Рене уже тогда ходили легенды. Его корабль, украшенный фигурой вздыбившейся рыси, знали во всех портах от Эр-Атэва до Гверганды. В те поры молодой маринер[9] жил играя, и ему все удавалось. Неповоротливые корабли ортодоксов[10] ничего не могли поделать со стремительным «Созвездием Рыси» и его полоумным капитаном. Счастливчик ввязывался в совершенно немыслимые авантюры и всегда выходил победителем. Он надолго исчезал, вновь появлялся, привозил диковинные вещи, кидался в любовные приключения, вновь все бросал и уходил в море, а потом не вернулся к назначенному сроку.
В гибель «Созвездия» долго не верили, потом стали поговаривать, что судьбе надоело сносить выходки нечестивца, не раз и не два переступавшего Запретную черту[11], но капитан вернулся в свою Идакону. Один. Ему не было и тридцати, и он почти не изменился, только темно-каштановые волосы стали белоснежными.
Суеверные моряки с ужасом вылупились на воскресшего, затем выпили за его счет и за его удачу, а потом… вышли с ним в море на новом корабле, которому Аррой дал прежнее название. Поход оказался удачным, маринеры добыли немало бесценного черного жемчуга и перьев каких-то невозможных сиреневых птиц, за которые арцийские франты заложили бы душу если не Проклятому, то ростовщику, а Счастливчик вновь поднял паруса. Все вернулось на круги своя, но капитан так никому и не сказал, где его носило.
Одни клялись, что Аррой нашел-таки Золотые берега, его спутники не захотели покидать земной рай, а Счастливчик заскучал и исхитрился вернуться. Другие утверждали, что корабль погиб, а Рене спасла его вошедшая в поговорку везучесть. Нашлись и такие, кто считал, что капитан заплатил за спасение жизнями и душами своих людей.
Не прошло и года, как пересуды затихли, во многом потому, что Счастливчик оставался прежним — был весел, открыт, вспыльчив, любвеобилен и неудержим. Его новую эскападу в очередной раз объявили безумием, но «Созвездие Рыси», назло дурным пророчествам покинув гавань накануне осенних штормов, вернулось по весне целым и невредимым. Эта экспедиция в жизни маринера Рене стала последней. Зимой Идакону посетила странная зараза, выкосившая самые знатные семьи. Из Арроев уцелел лишь сын старшего брата Рене, юный Рикаред. Счастливчик неожиданно для себя самого оказался регентом при коронованном племяннике.
Правитель из капитана вышел отменный. Рене Аррой заставил с собой считаться не только переживавшую не лучшие годы Арцию, но и матерых хищников Эр-Атэва и Канг-Ха-Она. Несколько неожиданных походов отбили охоту замахиваться на эландское наследство. Удача, взявшая Рене под крыло, выказывала редкостное постоянство. Впрочем, даже недоброжелатели молодого адмирала признавали, что удача — только полдела, остального Рене добивался сам…
6
Консигна — личный (в отличие от родовой сигны) герб, который дворянин (иначе нобиль) обязан носить на плаще и оружейной перевязи. Консигна также обязательно наносится на седло. Ношение чужой консигны или самовольное присвоение ее недворянином считается одним из самых тяжких преступлений в Благодатных землях. Нобиль, принявший на службу простолюдина достойных занятий (мага, медикуса или телохранителя), может даровать ему первичную консигну, обладатель которой еще не является дворянином, но уже получает некоторые дворянские привилегии. Если первичная консигна даруется трем поколениям, даровавший консигну нобиль может обратиться к царствующему дому с ходатайством о переходе первичной консигны в потомственную, после чего ее обладатель становится вассалом своего сюзерена и пользуется всеми дворянскими привилегиями.
7
Грешница (Церида-страсть) — название Адены, одной из семи блуждающих звезд, когда она идет за солнцем. Когда она идет впереди солнца и видна на небе перед рассветом, она носит название Праведницы (Аморы-благоговения). В астрологии Адена — покровительница искусств и наслаждений, а в гороскопе мужчины говорит, кого и как человек полюбит.
8
Паладин Зеленого храма Осейны — первоначально моряк, признанный одним из сорока лучших из живущих ныне мореплавателей. В древнем Эланде паладины Зеленого храма составляли Совет Зеленого храма и выбирали из своей среды Первого паладина, наделявшегося королевскими полномочиями, которые прекращались либо со смертью, либо по воле самого Первого паладина. Затем власть над Эландом стала передаваться по наследству; в описываемые времена звание П. П. означает лишь признание не превзойденных ныне живущими морских подвигов.
9
Маринер — первоначально вольный моряк, иногда — торговец, иногда — наемник, иногда — пират. В описываемые времена маринерами называли либо эландцев, либо моряков, находящихся с ними в открытом или негласном союзе.
10
Ортодоксы — представители созданных святой Циалой церковных воинских формирований, призванные следить за соблюдением Запретов, в частности за тем, чтобы корабли не пересекали Запретную черту, а путешествующие не пытались преодолеть Последние горы. В XXIII веке от В. И. в относительно боеспособном состоянии находились только морские ортодоксы, функции сухопутных в Арции перешли к императорским фискалам.
11
Запретная черта — морская граница Благодатных земель.