Страница 56 из 56
Принц же вскочил, сжимая в руках огромную секиру. Возможно, получая ее из рук оружейников, он в самом деле верил, что принесет домой отрубленную драконью голову. Сейчас широкое сверкающее лезвие казалось ему таким же грозным, как перочинный ножик в руках школяра, и, чтобы спасти свою умирающую храбрость, он снова выкрикнул:
— Ящер, смрадный ящер! Подходи, ну?!
Арман внял его просьбе и чуть придвинулся. Секира со свистом разрезала воздух… и до половины ушла в каменное крошево. Принц потерял равновесие, но удержался на ногах и тут же выхватил из-за спины боевую палицу, шипастую, как стебель розы.
Он храбр, подумал Арман почти что с сожалением. Он действительно храбр и доблестен. Девять принцев из десятка давно бежали бы прочь без оглядки.
Остин тем временем возился со шлемом — при ударе тот съехал на бок и, по-видимому, причинял принцу большие неудобства. Забрало свернулось к уху, а на месте лица оказалась сплошная железная стенка — ни вздохнуть, ни взглянуть на противника. Принц похож был сейчас на мальчика, в шутку натянувшего на голову котел, не сумевшего снять посудину и ужасно перепугавшегося.
Арман терпеливо ожидал.
Наконец Остин перехватил палицу в левую руку, а правой ухитрился-таки отстегнуть ремешок. Стянул шлем с головы, облегченно вздохнув, уронил в камни.
Светлые волосы, мокрые от пота, прядями облепили голову. Свирепые голубые глаза. Он все равно был красив — даже более красив, чем тогда на площади, перед влюбленной толпой.
Будь счастлива, Юта.
Арман наклонил голову и шагнул вперед. Остин стремительно размахнулся и ударил Армана прямо по голове — у того искры из глаз посыпались.
Зашатавшись, Арман рухнул на землю. Остин размахнулся еще раз и снова ударил по костяному гребню. Жалобно застонав, дракон откатился в сторону — только камни хрустели под чешуей. Остин поспешил за ним — но ящер уклонился, тяжело поднялся, снова застонал — уже в воздухе. Сделал вид, что падает — и в последний момент удержался на лету. Неровно, зигзагами, полетел прочь.
Остин выкрикивал ему вслед что-то азартное, боевое; он прыгал на месте и потрясал палицей, до сих пор не веря, что справился с чудовищем. Он приглашал Армана вернуться, громко сожалея, что не успел срубить отвратительную башку… А через камни и трещины к победителю бежала Юта.
Весь поединок она простояла на вершине скалы. Она видела, как Арман сбросил Остина с седла, и прокусила до крови руку, испугавшись за жизнь принца. Несколько минут после этого она просто сидела на корточках, зажмурив глаза и зажав ладонями уши, а когда решилась, наконец, посмотреть, то увидела принца, опускающего шипастую палицу на голову распростертого дракона… И тогда она расцарапала щеку от страха за Армана.
Когда Арман взлетел, у Юты немного отлегло от сердца, но она тут же снова испугалась за принца. Арман камнем рухнул вниз — принцесса закричала от страха, что он разобьется. Дракон удержался — и Юта обессиленно выдохнула.
Теперь Арман улетал. Юта не до конца понимала, что произошло, но Остин жив, размахивает своим оружием, и ветер доносит его воинственные крики… И дракон жив, летает. Кто кого победил?
Она неслась через камни, то и дело теряя Остина из виду, а в отдалении взмахивал крыльями Арман…
Огромным усилием воли Арман удержал себя и не спустился, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Он сделал свое дело, теперь надо было поскорее исчезнуть, улететь, спрятаться… Этим двоим нельзя мешать, нельзя подглядывать, нельзя…
Им предстоит еще добраться до людей, а конь убежал, а Юта, наверное, голодна. Она почти босиком, а там острые камни. И не попали бы в каменную трясину, откуда он когда-то ее вызволял… Но они уже встретились, и ни помочь, ни помешать — не в его власти.
Развернувшись навстречу бледной луне, чахнущей на голубом небе, он полетел прочь.
IX
Через сотни ночей к последнему утру тянусь.
Не зови меня. Я и без зова
Явлюсь.
Через месяц по контестарской столице катил свадебный кортеж.
Главная улица еще за неделю до праздника была выстлана плетеными ковриками из золотой соломы; жители окрестных домов поставили на парадные подоконники цветы в горшках — все, какие только сумели раздобыть, и улица походила теперь на лавку зеленщика. На высоко натянутых веревках развешены были флаги — контестарский с коричневым богомолом и Верхней Конты с кошачьей мордой. Кое-где, правда, между флагами колыхались на ветру простыни и рубашки — ведь обычно веревки служили для просушки белья…
О приближении кортежа возвестили истошные крики мальчишек, оседлавших крыши.
Открывали шествие двадцать три ученые белые мыши — запряженные и взнузданные, они торжественно влекли игрушечную повозку, на которой по традиции помещались роза со сточенными шипами, баночка меда и пригоршня семян — таким образом молодым предвещались любовь без раздоров, сладкая жизнь и множество детей.
— Слава! Слава! — кричали люди, гроздьями свисающие из окон, с крыш и фонарных столбов. — Слава! Совет да любовь!
Далее торжественным маршем шел сводный отряд шарманщиков — их шарманки, тщательно настроенные и надраенные, играли одну и ту же мелодию — свадебный марш. Счастливые и гордые своей миссией, шарманщики изо всех сил вертели головами — видят ли их друзья и знакомые?
За шарманщиками катилась двуколка, на которой юноша, одетый коричневым богомолом, и девушка, одетая кошкой, танцевали танец братания королевств. Оба уже здорово запыхались — ведь танцевать приходилось всю долгую дорогу! Но оказанная им честь была так велика, что, позабыв усталость, они плясали все задорнее.
Следом, свирепо вскинув подбородки, чеканили шаг гвардейцы — контестарские в ярко-зеленых, верхнеконтийские в красно-белых мундирах. Сверкали на солнце освобожденные из ножен клинки — кривые котрестарские и узкие контийские. На верхушках причудливых шлемов курились благовония, и казалось, что гвардия движется в сизом ароматном облаке.
И в этом же облаке не ехала — плыла над землей открытая карета новобрачных.
Принц и принцесса восседали на бархатных подушках; Остин был необыкновенно хорош в военном мундире — а ведь он, по традиции, с рождения был полковником гвардии. В правой руке у него было длинное копье с насаженной на него маленькой головой дракона — из папье-маше.
— Победитель чудовища! Победитель дракона! — кричали люди. — Слава! Слава!
Принцессу Юту такой еще не видели.
Она была необыкновенно оживлена; глаза сияли и не казались такими уж маленькими, а с лица исчезло угрюмое желчное выражение, к которому привыкли все, знавшие ее. Она улыбалась, она смеялась, она хохотала; подвенечное платье, которое двенадцать лучших портних готовили целый месяц, скрадывало недостатки фигуры, а счастье, распирающее Юту изнутри, сгладило и смягчило некрасивость лица.
На крышах шептались: гляди ж ты!.. в плену у дракона… вот повезло… в когтях уволок… страху-то… гляди ж ты, гляди!
Рука принца Остина лежала на Ютиной, в кружевную перчатку затянутой руке. Их только что сочетали браком.
— Слава! Слава! Совет да любовь!
Далее катилась целая вереница королевских экипажей. Под государственными гербами заплаканная от счастья Ютина мать обнимала двух младших дочерей — веселую Май и задумчивую Вертрану; отец Юты бережно поддерживал под локоть старика Контестара — тому посчастливилось-таки дожить до этого дня. Шумные придворные и знать двух стран грозили опрокинуть переполненные кареты; от Акмалии был только официальный посол — король и принцесса Оливия находились в горах на отдыхе.
В хвосте процессии валом валили горожане, подбрасывая и теряя в сутолоке шляпы и платки. Какой-то мальчишка свалился с конька крыши и повис, зацепившись штанами за железный штырь.
Процессия направлялась к королевскому дворцу; ворота были распахнуты, стражники застыли, вскинув полосатые пики. Уже на просторном дворе мышей выпрягли и собрали в ящик с дырочками — там поджидал их лакомый желтый сахар. Танцующая пара, окончательно изнуренная, спрыгнула, наконец, с двуколки; шарманщики и гвардейцы образовали живой коридор, и по этому-то коридору Остин и Юта двинулись к покрытыми ковром ступенькам.
Конец ознакомительного фрагмента.