Сын вождя.

— Ну, знаю…

— Вот там вы и пройдете, через пролом в стене. Рабочих возле стены не будет, никто вас не заметит. Может, на этот раз все и обойдется… Запомнила, умница?

— Запомнила.

— Вот и хорошо. А теперь подошло время прощаться.

Старец вдруг упал на колени и ткнулся головой в землю.

— Дедушка, что с вами? — испуганно воскликнула Марина. — Вам плохо?

— Это я, детушки, поклонился вашим безвинным страданиям. Теперь идите и не оглядывайтесь. Господь с вами, бедные вы мои мученики!

— Прощайте, отец Нектарий, — сказал Сын Вождя и решительно взял Марину за руку. — Пойдемте, Марина, уже поздно, нам действительно пора возвращаться.

Они пошли по дороге вдоль ущелья. Через несколько десятков шагов дорога стала заворачивать за скалу, и тут Марина не удержалась и оглянулась, а оглянувшись — ахнула:

— Где же он? Куда пропал дедушка?

Оглянулся и Сын Вождя. Позади них далеко был виден узкий край пропасти с вьющейся под отвесной скалой тропой. Не было ни облака над ущельем, ни висячего мостика через пропасть, ни чудесного старца. Только голые серые скалы, узкий синий провал и пустая тропа.

— Наваждение какое-то… — прошептал Сын Вождя. — Куда же могли подеваться странный старик и мост? Вы что-нибудь понимаете, Марина?

— Нет.

— Чудеса…

— Мракобесие какое-то!

Они, растерянные, долго молча шли по тропе, постепенно спускавшейся вниз, к поросшим лесом холмам. Вскоре они прошли вдоль селения, потом поднялись на холм и вошли под сень высоких дубов.

— Давайте отдохнем немного, — попросил Сын Вождя. — У меня голова что-то кружится.

— Это вам голову напекло. Возьмите мою тюбетейку.

— А вы?

— Да я не боюсь солнца!

Они присели под кряжистым невысоким дубом, в густой кружевной тени. Сын Вождя так устал, что уснул, как только прислонился спиной к шершавой коре дуба.

— Ау! Проснитесь! — услышал он сквозь сон. Он открыл глаза.

— Надо же, я, кажется, уснул.

— Да вы не больше пятнадцати минут дремали. У вас, когда вы спите, лицо совсем детское.

Он ничего на это не ответил — не знал, что отвечать.

— Вы на меня не сердитесь? — спросила Марина.

— За что?

— За то, что я вас в такое далекое путешествие увела. Если бы я знала, в каком вы положении находитесь, я бы никогда этого не сделала.

— Марина, вы жестокий человек.

— Это почему?

— Потому что это была прекрасная прогулка. Это был самый свободный и самый счастливый день в моей жизни. Мы с вами пойдем еще когда-нибудь в горы?

— Ну, я думаю, теперь это не скоро будет…

— Мы что, больше не будем с вами встречаться? — спросил он упавшим голосом.

— А это уж как вы пожелаете! — засмеялась она и тут же добавила, посерьезнев: — На людях встречаться опасно, ведь за вами все время приглядывают — Гаврилов и другие… Но я верю, что очень скоро все у вас наладится: ведь про вас знают в Кремле, знает Он! А Он — не ошибается.

— Я тоже в это верю, Марина. Поэтому и не хочу терять вас.

Марина нахмурилась и молчала.

— Что же вы молчите, Марина?

— Вы странный и неожиданный человек. Но вы такой простодушный, что с вами только откровенно и можно говорить. И я вам скажу прямо: я тоже хочу с вами дружить. Знаете что? Рисковать мы не будем и за ворота санатория вдвоем пока не будем выходить. Но я вот что придумала. Моя комната в нашем домике для обслуги на первом этаже, в самом конце коридора, а перед ней — душевая. Я покажу вам мое окно, и вы как-нибудь придете ко мне поздно вечером, когда все уже спят, и мы с вами посидим вдвоем, поговорим.

— Сегодня?

— Какой вы скорый! Конечно, нет. Надо выждать и поглядеть, как будет вести себя Гаврилов. Если все обойдется, то я вам в столовой знак подам: забуду вам десерт принести! Вы и поймете, что я вас вечером жду в гости. Договорились? И еще один знак: я поставлю лампу на стол перед окном. На лампе зеленый абажур. Если она будет гореть— значит, все в порядке, я одна. Вы увидите, подойдете к окну и постучите.

— Хорошо, договорились.

Ему понадобилось отойти в сторону от Марины и справить малую нужду. Он постеснялся-постеснялся и в конце концов просто извинился и отошел дальше в чащу, где были кусты. Он сделал свои дела и, идя обратно к Марине и не доходя до нее с пяток шагов, вдруг остановился. Он увидел ежа с большими ушами. Тот медленно двигался в редкой траве, не замечая человека.

— Марина! Мариночка! Смотрите, кого я нашел!

— Опять гриб?

— Нет, не гриб, а гораздо интересней! Здесь ежик! Живой! Идите же скорей сюда, пока он не убежал и не свернулся!

Марина подошла к нему и поглядела на ежа, копошившегося в траве и даже не думавшего сворачиваться.

— Ах ты, бедняга! — сокрушенно проговорила Марина, садясь на корточки и разглядывая ежика. — Что ж это с тобой приключилось, а?

— Почему вы так говорите, Марина? Разве с ним не все в порядке? Смотрите, какой он толстенький и ушастенький.

— Он больной. Здоровые ежи никогда не выходят днем. Это он уже умирать вышел на свет. А большие уши — это порода такая, кавказская.

— Боже мой, как жаль беднягу! А мы не можем взять его с собой и попробовать вылечить?

— Если бы у него была рана, то можно было бы попробовать, но у него явно какая-то внутренняя болезнь. Нет, отсюда уносить его нельзя: в лесу он еще может найти какую-нибудь лекарственную траву и вылечиться. Оставим его так.

Она поднялась и поглядела на часы.

— Ой, а время-то как летит! Нам надо изо всех сил спешить, чтобы попасть хотя бы к ужину, а то ваш Гаврилов поднимет переполох.

Они отошли от несчастного ежика, Сын Вождя подхватил кошелку, и они быстрым шагом заспешили вниз по горной тропе.

Меньше чем через час они вышли к реке, Марина узнала знакомые места, и вскоре они уже увидели в зарослях ежевики угол кирпичной стены санатория.

— Мы войдем в парк через пролом в стене, и там вы подождете меня. Я сбегаю домой и принесу вам какую-нибудь книгу. Я сейчас всего Толстого перечитываю, у меня такой личный план на лето. Вы «Войну и мир» давно читали?

— Совсем не читал.

— Правда? Ну, вот эту книгу я вам и принесу. Вы сядете на скамейку и притворитесь, что уже давно сидите и читаете.

— Если меня начали искать, то все аллеи уже давно обшарили.

— Тогда вы спрячьтесь где-нибудь в кустах и сделайте вид, что уснули за книгой и проспали несколько часов.

— Ну и что они обо мне подумают?

— Пусть думают что хотят! Лежал на травке, уснул — ничего не видел и никого не слышал.

— Не хочется лгать, притворяться… И почему это мы с вами, Марина, заранее предполагаем худшее? А вдруг Гаврилов сегодня уезжал в город — он часто туда ездит — и вообще не заметил моего отсутствия? Бывают же чудеса!

— Я за вас так боюсь, что не верю ни в какие чудеса!

— А встреча с отцом Нектарием — разве это не чудо?

— Молчите, молчите, молчите! Не было никакого отца Нектария!

— Как это «не было»? А что же это было?

— Не знаю. Может, гипноз какой-то…

— Я вас, Марина, не гипнотизировал.

— А я вам русским языком говорю — не было никакого старца! Прошел мимо вас какой-то старик-абхазец, пастух какой-нибудь, а вам потом напекло голову, вот и приснилась чепуха.

— И как старец перевел нас через пропасть по воздуху — тоже приснилось?

— Не по воздуху, а по висячему мостику из дощечек. Там еще сбоку были веревочные ограждения. Никто по воздуху не ходит.

— Ну да! А потом, когда мы оглянулись, никакого мостика через пропасть не было и старец пропал.

— Он за скалу зашел.

— Некуда там было заходить, там была сплошная отвесная скала над дорогой. Мы, конечно, можем никому не говорить об этой встрече, но зачем же нам самим себя обманывать?

— Потому что это все религиозный дурман и ничего больше!

— А почему вы так нервничаете?

— Потому!

Они оба замолчали.

— Марина, мы что, поссорились с вами?

— Да.

— Ну так давайте помиримся. Я виноват, простите меня.