Страница 40 из 52
– А почему вам кажется, что у него были какие-то тайные цели? – спросил я.
– Мне это не нравится, – упрямо повторил Хоуз. – С ним мне делить нечего, я его никогда не трогал. Я никогда не верил, что он виноват, даже когда он сам себя оговорил, я заявил во всеуслышание, что это невероятно. Если уж подозревать кого-то, то скорее Арчера, а его я никогда не подозревал. Арчер – другое дело – негодяй, безбожник. Пьяница и бандит.
– Вам не кажется, что вы слишком к нему суровы? – спросил я. – Ведь, по сути дела, мы о нем почти ничего не знаем.
– Браконьер, только что из тюрьмы. Он на все способен.
– Неужели вы думаете, что он застрелил полковника Протеро? – полюбопытствовал я.
У Хоуза укоренилась привычка никогда не отвечать прямо «да» или «нет». В последние дни я несколько раз ловил его на этом.
– Разве вам не кажется, сэр, что это единственный возможный ответ?
– Насколько мне известно, – сказал я, – против него нет ни одной, даже самой малой, улики.
– А угрозы? – живо возразил Хоуз. – Вы забыли – он грозился отомстить.
Мне до смерти надоело слушать про угрозы Арчера. Насколько я понимаю, их попросту никто не слышал, прямых свидетельств нет, одни слухи.
– Он собирался свести счеты с полковником Протеро. Напился для храбрости и застрелил его.
– Это чистейшие домыслы, – сказал я.
– Но вы признаете, что это вполне вероятно?
– Нет, не признаю.
– Но все-таки он имел такую возможность?
– Возможность – да.
Хоуз бросил на меня косой взгляд.
– А почему вы считаете, что это маловероятно?
– А потому, – сказал я, – что Арчеру и в голову бы не пришло стрелять из револьвера. Не то оружие.
Хоуза, кажется, озадачили мои доводы. Он явно ожидал возражений иного рода.
– И вы всерьез думаете, что это реальное подтверждение невиновности Арчера? – спросил он неуверенно.
– На мой взгляд, это полностью исключает виновность Арчера, – сказал я.
Убедившись в том, что я твердо держусь своего мнения, Хоуз больше не спорил. Он еще раз поблагодарил меня и ушел.
Я проводил его до входной двери и на столике в холле заметил четыре письма. В них было что-то общее.
Почерк, почти несомненно, женский. Одинаковая надпись. «С посыльным, срочно». Единственное различие, которое мне бросилось в глаза, – то, что одно было гораздо грязнее остальных.
Это сходство на минуту заставило меня испытать забавное ощущение, что у меня двоится, нет, четверится в глазах.
Мэри вышла из кухни и увидела, как я с изумлением рассматриваю эти записки.
– Принесли после ленча, – сообщила она, не дожидаясь расспросов. – Кроме одного. Одно я вынула из ящика.
Я кивнул, собрал письма и понес их к себе в кабинет.
В первом из них было написано:
«Дорогой мистер Клемент, до меня дошли некоторые сведения, которые я хотела бы сообщить вам. Это касается смерти бедного полковника Протеро. Я была бы очень благодарна за совет – обращаться ли мне в полицию или нет. После безвременной кончины моего дорогого супруга я так боюсь всякой суеты. Не могли бы вы зайти ко мне сегодня днем на несколько минут?
Искренне ваша,
Марта Прайс Ридли».
Я открыл второе письмо:
«Дорогой мистер Клемент, я в такой тревоге – у меня от волнения все в голове перепуталось, прямо не знаю, как быть. Я услышала нечто очень важное, так мне кажется. Но при одной мысли, что придется иметь дело с полицией, я прихожу в ужас. Я в полном отчаянии и растерянности. Не сочтите за труд, дорогой викарий, заглянуть ко мне на минутку и разрешить все мои сомнения и затруднения. Вы для всех нас такой чудесный утешитель в горестях!
Извините за беспокойство.
Искренне ваша,
Каролина Уэзерби».
Я почувствовал, что содержание третьего письма могу, пожалуй, угадать, не читая.
«Дорогой мистер Клемент, до меня дошло нечто чрезвычайно важное. Я считаю, что вы должны узнать об этом первый. Зайдите ко мне сегодня в любое время. Я буду ждать».
Это воинственное послание было подписано: «Аманда Хартнелл».
Я вскрыл четвертое письмо. По милости судьбы, я получал очень мало анонимных писем. Я думаю, что анонимное письмо – самое низкое и жестокое оружие. То, что я держал в руках, не было исключением. Несмотря на старания выдать его за послание малограмотного человека, отдельные фразы заставили меня в этом усомниться.
«Дорогой викарий, я думаю, вам нада знать, што Творится. Вашу леди видели, как она выходила из дома мистера Реддинга, украдкой. Сами понимаете, в чем тут Дело. Между ними Што-то есть. Думаю, вам нада знать.
Друг».
У меня вырвался негромкий возглас отвращения, я скомкал бумагу и швырнул ее в камин. В эту минуту вошла Гризельда.
– Что это ты выбрасываешь с таким презрением? – спросила она.
– Грязь, – сказал я.
Я вынул спичку из кармана, чиркнул и наклонился к каминной решетке. Но Гризельда меня опередила. Она наклонилась, подняла скомканную бумажку и разгладила ее, прежде чем я успел ей помешать.
Она прочла, вскрикнула и гадливо отбросила ее мне обратно, отвернув лицо. Я снова чиркнул спичкой и стал следить, как бумага горела.
Гризельда отошла от меня. Она стояла у окна и смотрела в сад.
– Лен, – сказала она, не оборачиваясь.
– Да, милая.
– Я хочу тебе что-то сказать. Не мешай, я так хочу. Пожалуйста! Когда Лоуренс Реддинг сюда приехал, я сделала вид, что мы с ним едва знакомы. И ты мне поверил. А это неправда. Я... в общем, я его давно знала. Честно говоря, еще до того, как я встретилась с тобой... и даже была в него влюблена. Мне кажется, в Лоуренса почти все влюбляются. И я... было время, когда я вела себя как дурочка. Не подумай, что я писала ему компрометирующие письма или делала глупости, как в романах. Но я была к нему очень неравнодушна.
– Почему же ты мне не сказала? – спросил я.
– Ну! Потому! Сама не знаю... из-за того, что ты иногда бываешь такой глупый, прямо на себя не похож. Подумаешь, раз ты меня намного старше – это не значит, что я должна... что мне должны нравиться другие мужчины. Я подумала, что ты начнешь мучиться, раздумывать, – проще было скрыть от тебя эту дружбу с Лоуренсом.
– Ты очень ловко умеешь скрывать, – сказал я, вспоминая, что она говорила мне в этой самой комнате на прошлой неделе и какая искренность звучала в ее голосе.
– Правда, мне всегда удавалось скрывать, что хочу. Мне это даже нравится. – Она сказала это с детским удовольствием. – Я тебе говорю чистую правду. Про Анну я не догадывалась и ломала голову, почему это Лоуренс так изменился – совсем, понимаешь, совсем не обращает на меня внимания. Я к этому не привыкла.
Молчание.
– Ты все понял, Лен? – с беспокойством спросила Гризельда.
– Да, – ответил я. – Понял.
В чем я совсем не был уверен.
Глава 25
Оказалось, довольно трудно загладить впечатление от анонимного письма. Дегтем поневоле замараешься.
Но я собрал остальные три письма, взглянул на часы и отправился в путь.
Было бы очень интересно угадать, что именно «дошло» до всех трех дам одновременно. Я решил, что новость у всех одна и та же. Но мне пришлось вскоре убедиться в том, что логика моя хромает.
Не стану делать вид, что главная цель – мои визиты – помешала мне зайти в полицейский участок. Ноги сами принесли меня туда. Мне не терпелось узнать, вернулся ли инспектор Слак из Старой Усадьбы. Оказалось, он уже вернулся, и, кроме того, с ним вместе пришла и мисс Крэм. Прекрасная Глэдис восседала на стуле в полицейском участке и норовила всех заставить плясать под свою дудку. Она категорически утверждала, что никакого чемодана ни в какой лес не носила.
– Я виновата, что одна из здешних старых сплетниц всю ночь торчит у окна? Делать ей нечего, а вы и рады все свалить на меня. Она уже один раз обозналась – говорит, что видела меня в конце аллеи в день убийства, но, если она обозналась среди бела дня, разве ночью, при луне, она бы меня узнала? Злые языки у здешних старух, злые! Мелют что попало. А я-то сплю себе в своей постели, ничего ведать не ведаю. Постыдились бы все вы нападать на невинную девушку!