Страница 21 из 23
Юных пажей из апартаментов королевы вызвал лакей Вильям, тот самый, который прислуживал им по утрам. Он отвел их в уголок и шепнул с таинственным видом:
— Майк, Энтони, мальчики, вас немедленно просит в свою комнату мистер Бирн!
Мальчики поняли, что случилось что-то очень серьезное, потихоньку удалились и вскоре были у Бирна.
— Ну, друзья, поздравляю! — воскликнул тот, улыбаясь, и обнял ребят. — Конец вашему заключению в Норландии!
— Ура! Ура! — заорали ребята в необузданном восторге. — Значит, домой, да? А как Норландия?
— Норландии крышка!
Джером Бирн коротко рассказал ребятам о событиях последних дней, когда он, занятый делами, совсем не мог видеться с Антоном и Мишей.
— Мистер Мундфит отверг требования трудящихся Норландии, и трудящиеся сегодня ночью покинут эту страну. Так было решено заранее на тот случай, если наш ультиматум будет отклонен!
Ребята снова принялись выражать свои восторги, но их прервало появление придворного портного и придворного башмачника. Они принесли два удобных и легких шерстяных костюма и две пары прочных башмаков: все это было сделано по тем меркам, которые мастера сняли с мальчиков, готовя им одеяния пажей.
— Вы же не можете явиться в Штаты такими попугаями, — сказал Бирн, — вот товарищи и позаботились о вас.
Миша и Антон тепло поблагодарили мастеров, и те, убедившись, что одежда и обувь пришлись по мерке, распрощались с Бирном и мальчуганами.
Наступила ночь. По всем дорогам Норландии шли небольшие группы людей, постепенно сливавшиеся в более значительные толпы. Это двигались со своими семьями угольщики, дровосеки, пастухи, кузнецы… Некоторые везли свой нехитрый скарб на тачках, у других имущества было так мало, что все оно вмещалось в один узел, закинутый за плечи. Мужчины и женщины были молчаливы, они понимали серьезность предпринимаемого шага, и только дети веселились, радуясь неожиданной перемене.
В полночь, когда погасли огни в рыцарских замках и королевской резиденции, по коридорам и дворам задвигались тени. Слышались приглушенные шаги, тихий шепот: слуги покидали своих господ.
Ушли из королевского дворца лакеи, садовники, истопники, горничные и судомойки, портные и сапожники, герольды и гонцы, кондитеры и повара… Рыцарские замки оставили охотники и конюхи, привратники и сенешали, доезжачие и кухарки… Ушли даже герр Кнопке и герр Попке, справедливо рассудив, что раз все уходят, не за кем будет больше шпионить.
Необычайно оживленное движение видели дороги Норландии в эту тихую теплую августовскую ночь.
Когда первые беглецы достигли ворот в стене, отделявшей Норландию от остального мира, они застали их настежь открытыми. Стража ворот тоже примкнула к восставшим. Теперь они укладывали свои пожитки и готовились оставить службу у короля Норландии. Более того: желая помочь товарищам по классу, они еще с вечера позвонили в соседние городки, и оттуда явились десять грузовиков и маленьких автобусов, готовых отвезти бывших норландцев на ближайшие станции железных дорог.
Трещали заводимые моторы, машина за машиной уходили, освещая фарами дорогу. К утру лишь немногие запоздавшие из отдаленных уголков страны подходили к ее воротам.
Джером Бирн и советские пионеры покинули страну на рассвете, сделав пешком около десяти миль. Ноги у мальчиков ныли и гудели, но Антон и Миша готовы были пройти без отдыха втрое больше, лишь бы только навсегда распроститься с этим опостылевшим средневековьем, со своими шутовскими нарядами, с придворным этикетом, с надоедливой опекуньей баронессой Ломлей.
«Домой, мы едем домой», — одна ликующая мысль наполняла сознание ребят.
Бирн взял такси, и мальчики с наслаждением растянулись на мягких сиденьях.
Крушение Норландии
Необычайно тихо было в Виндзоре утром после той ночи, когда слуги оставили дворец. Из кухонных труб не шел дым, означавший, что повара спозаранку принялись готовить завтрак. Не шмыгали по коридорам лакеи с вычищенным платьем и обувью своих господ. Истопники не подносили к каминам тяжелые вязанки дров. Не бегали проворные горничные с нагретыми утюгами и щипцами для завивки волос. В парке садовники не подметали аллеи, не подстригали газоны… Поразительная кладбищенская тишина!
Первым среди придворных, как всегда, в это утро проснулся лорд-сенешаль Вильям Галлоуэй. По должности у него было очень много хлопот: ему подчинялся весь низший дворцовый персонал, и за всеми присмотри, всем отдай распоряжения.
Сэр Вильям позвонил, ожидая, что на его зов, как обычно, вбегут лакеи. Никого! Несколько удивленный, Галлоуэй сам облачил в утренний костюм свое тучное тело и отправился в помещения слуг, чтобы задать головомойку нерадивым лакеям.
Комнаты слуг были пусты!
На столах и скамейках, на полу валялся разный хлам, какие-то стоптанные башмаки, рваные панталоны, обрывки лент… И нигде ни живой души!
Истина внезапно открылась сэру Вильяму. Он поспешил во флигель, где помещались садовники; там та же картина запустения.
Дробной рысцой, яростно ругаясь, лорд-сенешаль побежал с докладом к лорд-канцлеру. К его удивлению, сногсшибательное известие не застало этого вельможу врасплох.
— Ушли? Все ушли? — совершенно хладнокровно переспросил он. — Что ж. Я этого ожидал.
— Но как? Почему? Объясните, ваша светлость, я ничего не понимаю! — вскрикнул ошеломленный Галлоуэй.
— Забастовка, — коротко пояснил Мундфит. — Средневековье кончилось, милейший мистер Галлоуэй. И наша с вами насущная задача на данный момент обеспечить завтраком обитателей дворца. Я думаю, — добавил он, улыбаясь, — что это потруднее, чем составить новый закон. Вы дрова умеете колоть?
— Я… черт его знает… когда-то в молодости колол… Но, ваша… то есть мистер Мундфит… Ведь для этого есть истопники! Хотя… как раз их-то и нет! Ну, пойду, попробую!
Галлоуэй отправился в дровяной сарай, разыскал колун и, охая и чертыхаясь, принялся колоть дрова для плиты.
Томас Мундфит отправился к королю. Весть о бедствии уже облетела дворец В залах и коридорах Мундфиту встречались полуодетые небритые мужчины, растрепанные дамы. Жалуясь и проклиная судьбу, они напрасно разыскивали исчезнувших парикмахеров, горничных, лакеев…
Гофмаршала и обер-егермейстера Мундфит послал на кухню — рубить мясо для котлет. Камергеры отправились на птичий двор и там гонялись за курами и индюшками, которых предстояло поймать, зарубить, ощипать и приготовить из них жаркое. Обер-гофмейстерины и просто гофмейстерины мыли на кухне посуду холодной водой, потому что Галлоуэй притащил такие огромные поленья, которые невозможно было разжечь.
Трудно описать суматоху и растерянность, водворившиеся в замке. Все эти титулованные бездельники, еще накануне проводившие жизнь в праздности, развлечениях, сплетнях, совершенно потеряли головы.
Когда Томас Мундфит навел кой-какой порядок среди этих ошалевших людей, он, наконец, смог пройти в покои Фланаганов. Бывшая королева бросилась к нему в отчаянии: она уже знала все.
— Мистер Мундфит, как быть с мужем? Вы знаете, он проснулся, ждет церемониала одевания и очень разгневан тем, что никто не идет… Может быть, следует открыть ему истину постепенно?
Мундфит покачал головой.
— Я думаю, мадам, горькое лекарство следует давать больному разом!
— А если это подействует на его рассудок?
— Что ж? В нашем положении не до полумер… А вот, кстати, и мистер Ли!
После краткого совещания решено было поступить по совету Мундфита.
Все трое, ступая на цыпочках, с видом заговорщиков прошли в спальню мистера Фланагана. Король, потерявший королевство, бушевал за занавесками, угрожая суровыми карами нерадивым лакеям, сановникам и самому лорд-канцлеру.
Мундфит одернул занавеси. Джон Фланаган сидел на кровати, свесив тощие босые ноги и кутаясь в одеяло.
— А, это вы, герцог Нор… тум… тум, черт бы побрал ваш длинный титул. Почему… это… ко мне никто не приходит? Что случилось? Пожар во дворце? Наводнение?