Страница 9 из 10
Под грозным взглядом старика И камни оробели. Вздохнули в кузницах меха, И молоты запели. А граф следит — глазищи злы, Людей, как шилья, колют. Куют для пармы кандалы, Для пермяков — неволю. У ковалей черней смолы И бороды, и руки, Куют для пармы кандалы, Народу — зло и муки. Куют, судьбу свою кляня, Не зная сна, не видя дня, Звучит в ночи чугунный звон, Как похоронный долгий стон. И вот уже в глуши тайги, Где ветры спят лесные, Деревья валят мужики — Страдальцы крепостные. По спинам их плетьми секут, И цепь — змею железную — Они со стоном волокут По просеке прорезанной, Через озера и ручьи Ее по парме тянут: Мол, были земли здесь ничьи, А нынче графа станут. Орет приказчик: «Как волков. Обложим в парме пермяков!» У вести злой недолог путь, И пермяки в смятении: Где от оков, от графских пут Найдут они спасение? И только Пера ничего Не ведает о деле, Сон на печи сморил его. А он храпит неделями, И не разбудишь мужика, Не растрясешь до срока, Сопит себе — к щеке рука, Свистит ноздрей широкой. Его и с печи сволокли, Гудят соседи осами, Кудель лохматую зажгли И сунули под нос ему. Он как чихнет — и окон нет, И два бревна осели, Упал на корточки сосед И выкатился в сени. А Пера молвит пермякам: — Зачем будить по пустякам? Приснился мне недобрый сон: На просеке на дальней Я слышал звон, железный звон, Печальный звон кандальный. — То правда, — молвят пермяки. — Нас от беды убереги. Ведь с графом спорить — как с царем, У графа пушки, конница, И все в неволе мы помрем, И род пермяцкий кончится. Ответил он: — За край родной, За вас тряхну я стариной, Готовьте к встрече пиво. И вот он с луком за спиной Лесной шагает гривой. Читает Пера без труда Следов звериных строки, Ему — как лебедю — вода Таежные дороги. И вот уж просека видна, И песня горькая слышна. Ночь, словно серая сова, Зарю крылом смахнула, Костерчик теплится едва, И просека уснула. Охотник мимо костерка Прошел неслышной тенью: А цепь, однако, нелегка, По пуду весят звенья, И, словно Камушка, длинна, Конца ей не отыщется, Вот так протянется она, Быть может, верст на тысячу. Рвал Пера цепь, ломал узлы — Ладони онемели, Что делать, в мире кандалы Всегда ковать умели. Но видит он за синей тьмой Родимый край в неволе, Глаза людей — как стон немой, Как сгустки черной боли, Рекою горюшко течет В пермяцкие деревни… И налилось его плечо Таежной силой гневной. И цепь, как петлю, он рванул И ею в воздухе стегнул! Железный свист прорезал тьму, Он был тяжел и страшен, Он не одну разбил тюрьму, Снес свечи царских башен, Взметнулась вихрем эта цепь Над графской белой спальнею И, улетев за лес и степь. Упала в море дальнее. Взбесился граф, узнав о том, Что с цепью сделал Пера, Всех слуг своих избил кнутом И был от гнева серый: — Поймать мне Перу, заковать, Пытать, казнить, четвертовать! И снарядились в полчаса Две тыщи стражников в леса. В деревню Пере не зайти, Там графовы ищейки Закрыли тропы и пути, Во все залезли щелки. Зима. Все тайны на снегу. По Периному следу Две тыщи стражников в тайгу Идут, ползут и едут. Но пыл у графовых вояк Спадает понемногу: За Перой ринулись в овраг, А въехали в берлогу, Взревели белые снега, Поднялся зверь сутулый И крепко им помял бока, И поворочал скулы. Но вот опять спешат они За Перой вдоль его лыжни… Устали стражники до слез, За ним в тайге плутая: Их топь глотает, Жжет мороз, Метели заметают. Но вот охотник окружен, Уйти ему не просто, И на сосну забрался он, Что выше тучи ростом. По снегу стражники ползут, Наставив пистолеты, Сошлись под деревом внизу, А где охотник? Нету… И так напрасно десять зим Гонялись стражники за ним. Когда об этом граф узнал, Он был уже при старости, Он от бессилья застонал И кончился от ярости. А Пера? Он опять в пути, Живет заботой новой, Ему за бороду трясти Придется водяного: Гоняет рыбу водяной И сети рвет на Каме… Но это сказ уже иной, А мы простимся с вами. Про все, что Пера совершил, Мы вам поведать рады бы, Он даже змея задушил На озере на Адовом. Но примем вовремя совет: Всему — предел и мера. Крутых дорог и долгих лет Тебе, охотник Пера!