Страница 18 из 41
— Вы совершенно правы, мой друг. До настоящего времени нам на долю всегда выпадало смотреть на преступление изнутри. Для нас важна была история жертвы. Существенны были вопросы: “Кто выиграл от убийства? Какие возможности были у окружающих, чтобы совершить преступление?” Мы всегда сталкивались с crime intime[42]. На этот раз впервые в истории нашей дружбы перед нами хладнокровное, обезличенное преступление — убийство, пришедшее из внешнего мира.
Я содрогнулся.
— Это ужасно…
— Да. С самого начала, когда я прочитал первое письмо, я почувствовал, что в нем есть что-то не правильное, аномальное…
Пуаро нетерпеливо махнул рукой:
— Нельзя давать волю собственным нервам… Это преступление ничуть не хуже любого другого…
— Но.., но…
— Разве хуже лишить жизни постороннего, чем убить кого-то, кто вам близок и дорог, — кого-то, кто, может быть, верит в вас?
— Хуже, потому что это безумие…
— Нет, Гастингс. Не хуже. Только труднее.
— Нет-нет. Я не согласен с вами. Это намного страшнее.
Эркюль Пуаро задумчиво произнес:
— Безумие должно облегчить нам работу. Преступление, совершенное умным и уравновешенным убийцей, было бы значительно сложнее. В этом деле, если бы только удалось нащупать идею… В этой алфавитной истории есть какое-то несоответствие. Если бы я понял, в чем идея преступления, все стало бы просто и ясно…
Пуаро вздохнул и покачал головой:
— Этим преступлениям надо положить конец. Еще немного, и я доберусь до истины… Пойдите поспите, Гастингс. Завтра у нас много дел.
Глава 15
Сэр Сирил Сислей
Сирстон, расположенный между Брингсхемом, с одной стороны, и Пейнтоном и Торки — с другой, находится примерно посредине дуги, образующей залив Тордей. Еще лет десять назад на этом месте были площадки для гольфа, а за ними начиналась спускающаяся к морю полоса зелени, среди которой стояло два-три сельских домика — единственные следы присутствия человека. Однако в последние годы между Сирстоном и Пейнтоном развернулось строительство, и вдоль береговой линии там и сям стоят маленькие домики и дачи и вьются новые дороги.
Сэр Сирил Сислей в свое время приобрел участок размером примерно в два акра с видом на море. Дом он построил на современный лад — приятный для глаза белый прямоугольник. Если не считать двух больших галерей, где помещалась его коллекция, дом был невелик.
Мы приехали около восьми утра. Местный полицейский встретил нас на станции и ввел в курс дела.
Как выяснилось, сэр Сирил Сислей имел обыкновение каждый вечер прогуливаться после ужина. Когда в самом начале двенадцатого к нему в дом позвонили из полиции, то убедились, что он еще не вернулся. Поскольку его прогулка всегда проходила по одному и тому же маршруту, поисковая партия вскоре обнаружила тело. Смерть наступила от удара тяжелым орудием по затылку. На теле обложкой вверх лежал открытый справочник “Эй-би-си”.
В Кумсайде, как назывался дом Сислея, мы оказались около восьми. Дверь открыл пожилой дворецкий, дрожащие руки и огорченное лицо которого показывали, как потрясла его эта трагедия.
— Доброе утро, Доверил, — сказал полицейский.
— Доброе утро, мистер Вэллс.
— Эти джентльмены из Лондона, Деверил.
— Сюда, джентльмены. — Дворецкий провел нас в продолговатую столовую, где был накрыт завтрак. — Сейчас я позову мистера Франклина.
Минуту спустя в столовую вошел крупный блондин с загорелым лицом.
Это был Франклин Сислей, единственный брат покойного.
Он держал себя уверенно, как человек, привыкший сталкиваться с неожиданностями.
— Доброе утро, джентльмены.
Инспектор Уэллс познакомил нас:
— Это инспектор Кроум из уголовной полиции, мистер Эркюль Пуаро и.., э.., капитан Гайтер.
— Гастингс, — холодно поправил я его. Франклин Сислей по очереди пожал нам руки, причем каждое рукопожатие сопровождалось внимательным взглядом.
— Не угодно ли позавтракать? — спросил он. — Мы можем обсудить ситуацию за столом.
Поскольку голосов протеста не раздалось, мы вскоре отдали дань превосходной яичнице с ветчиной и кофе.
— Перейдем к делу, — сказал Франклин Сислей. — Вчера вечером инспектор Вэллс в общих чертах обрисовал мне ситуацию, хотя, должен сказать, это одна из самых фантастических историй, какие я когда-либо слышал. Должен ли я действительно считать, инспектор Кроум, что мой несчастный брат стал жертвой маньяка-убийцы, что это уже третье такое убийство и что в каждом случае рядом с телом жертвы находился железнодорожный справочник “Эй-би-си”?
— Все обстоит именно так, мистер Сислей.
— Но почему? Какую выгоду можно извлечь из такого преступления — даже при самом больном воображении?
Пуаро одобрительно кивнул головой.
— Вы уловили самую суть, мистер Сислей, — сказал он.
— На этом этапе расследования вряд ли стоит искать мотивы, мистер Сислей, — сказал инспектор Кроум. — Это проблема для психиатра, хотя я должен сказать, что у меня есть некоторый опыт расследования преступлений на почве безумия и что их мотивы обычно совершенно неадекватны. Мотивом может быть желание самоутвердиться, вызвать шумиху, — словом, из нуля стать чем-то.
— Это правда, мосье Пуаро?
Сислей, казалось, не мог поверить в это. Его обращение к старому бельгийцу было не слишком приятно для инспектора Кроума, который сразу нахмурился.
— Совершеннейшая правда, — ответил мой друг.
— Ну, так или иначе, подобному субъекту не удастся долго скрываться, — задумчиво сказал Сислей.
— Vous croyez? Но они, ces gens-la[43], очень хитры! Имейте в виду: у таких людей обычно совершенно неприметная наружность, они принадлежат к тем, кого не замечают, игнорируют, над кем потешаются!
— Вы позволите выяснить у вас несколько подробностей, мистер Сислей? — вступил в разговор Кроум.
— Конечно.
— Я понимаю так, что вчера ваш брат был в обычном состоянии и расположении духа. Он не получал неожиданных писем? Ничего его не огорчило?
— Нет. Я сказал бы, что он был таким, как всегда.
— Он не огорчался, не расстраивался?
— Простите, инспектор, но этого я не говорил. Мой бедный брат почти всегда был огорчен и расстроен.
— По какой причине?
— Вы, возможно, не знаете, что моя невестка, леди Сислей, очень тяжело больна. Между нами, она страдает от неизлечимого рака и долго не проживет. Ее болезнь страшно угнетает моего брата. Сам я лишь недавно вернулся с Востока и был поражен тем, как он переменился.
В разговор вмешался Пуаро.
— Предположим, мистер Сислей, что вашего брата нашли бы у подножия скалы застреленным и рядом с ним валялся бы револьвер. О чем бы вы подумали в первую очередь?
— Откровенно говоря, я решил бы, что это самоубийство, — сказал Сислей.
— Encore![44] — воскликнул Пуаро.
— В каком смысле?
— Некий факт повторяется снова и снова. Но это несущественно.
— Так или иначе, это не самоубийство, — сказал Кроум с долей нетерпения. — Насколько мне известно, мистер Сислей, у вашего брата была привычка выходить вечером на прогулку?
— Совершенно верно.
— Каждый вечер?
— Ну, если только не лил дождь.
— И все в доме знали об этой привычке?
— Конечно.
— А посторонние?
— Не знаю, кого вы имеете в виду под посторонними. Садовник мог знать об этом, а мог и не знать. Я не уверен.
— А в поселке?
— Строго говоря, у нас здесь нет поселка. В Сирстон Феррерс есть почтовое отделение и несколько коттеджей, но ни магазинов, ни поселка как такового нет.
— Значит, если бы у дома появился незнакомец, его бы сразу же заметили?
— Напротив! В августе эти места кишат приезжими. Они каждый день прибывают сюда из Бригсхема, Торки и Пейнтона на машинах, в автобусах и пешком. Броуд-сендс, находящийся в той стороне, — очень популярный пляж, то же касается и Элбери-Коув — это хорошо известный уголок, и там часто устраивают пикники. И очень жаль! Вы не можете себе представить, как хороши здешние места в июне и в начале июля.
42
семейным преступлением (фр.)
43
Вы полагаете? Эти люди… (фр.)
44
Опять! (фр.)