Страница 2 из 50
Старейшина, имух Муша, вцепился в стакан, но я не выпускаю пластиковую посудину из рук. Квибл что-то лепечет, по обрывкам фраз я догадываюсь, что, оказывается, в канун праздника им охотиться запрещено. Но меня не проведешь. Марион сказала, что никаких религиозных запретов у квиблов на этот счет не имеется. Поэтому я непреклонен. Со вздохом старейшина сдается, кричит: «Цакил!», утверждая договор, и становится обладателем бесценного напитка.
Ну, то-то же.
Назавтра, едва у основания горизонта появляется местное солнышко, буднично озаряя округу рассеянным палевым светом, я уже на ногах. Випролаксовый серебристый скафандр словно вторая кожа обволакивает тело. Но мне в нем не тесно — движения не затруднены, резервный кислородный баллон у правой лопатки нисколько не оттягивает плечо. Тут же не забываю проверить боекомплект винчестера. Так, на всякий случай. Стрелять я не собираюсь, но если удаляешься от станции на два-три километра, то по инструкции положено иметь при себе оружие. Во избежание.
В кухонном отсеке за матовым столом уже сидит Сарделька. Ранняя птаха. Хотя нет, ее очередь дежурить. Кудряшки темных волос свешиваются на лоб, прикрывая обруч, от чего вид у моей сотрудницы более чем неказистый. Она медленно поворачивает глаза в мою сторону и печально заявляет:
— Лингофон сломался.
Это новость. Хоть какое-то разнообразие в жизни.
— Сам? — интересуюсь я без всякого энтузиазма. Марион утвердительно трясет шевелюрой.
— Вчера записывала притчу у жены старейшины. Как лингофон отцепился от рукава и упал на пол — не пойму. Потом мы поднялись и… Ну, короче говоря, Ванава на него наступила…
Это уже третий, мысленно констатирую я. Один Марион потеряла. Второй, наверное, стащил кто-то из детворы, пока Сарделька уговаривала аборигенов поделиться с ней местным фольклором. Она ведь этнограф. По штатному расписанию ей положено собирать материал о культуре и обычаях квиблов. С работой справляется, но не всегда внимательна. И вот результат — полтора центнера женского естества на пластиковый цилиндрик диаметром полсантиметра! Интересно, что от него осталось?
— Вернусь, получишь новый, — великодушно произношу я и добавляю: — Последний!
Сарделька на глазах веселеет.
Когда она улыбается, внешность у нее очень даже ничего. А что касается полноты… Вот у квиблов в цене женщины потучнее. Например, когда Ванава идет по дороге, то ее поступь слыхать метров за триста. Почва чуть ли не ходуном ходит. Местная красавица.
В столовой объявляется Ури. Приветствуя собравшихся, это симпатичное создание неизвестного мне полу устраивается за столом и тянет к себе тарелку с паштетом. Мы молча едим, только один раз я осведомляюсь у Сорди насчет погоды:
— Буря у скал нас не прихватит?
Ури неспешно допивает кофе и любезно отвечает:
— На горизонте все спокойно, капитан. Можете отчаливать. Да, и еще… Не забудьте прихватить образцы породы. Сдается мне, что недра этой планеты не так бедны минералами.
— Кварциты, известняки? — вяло спрашиваю я.
— Ксантит.
Я машинально присвистываю. Ксантит — непременный спутник иридия, осмия, платины.
Минут десять мы возимся у карты, отмечая места забора грунта. Ури дышит в лицо. От близкого соприкосновения голов мои мысли невольно обретают иную направленность. Ну, не может быть, чтобы под личиной этого симпатичного стройного существа не скрывалась очаровательная молодая женщина. Но я беру себя в руки. Еще какой-нибудь месяц в этой пустынной клоаке — и я вырвусь на свободу.
Наконец, собравшись, я выхожу к квиблам.
Аборигены, на вид стая беглых каторжан, стоят кружком и при моем появлении подходят ближе. Все квиблы в мешковатых грязно-серых обносках. Пыльные подошвы ног уже загрубели настолько, что отсутствие на них обуви выглядит более естественно, чем ее наличие.
По традиции я протягиваю стакан шипучки Пруху, предводителю охотников. Настроение у квиблов поднимается, и скоро они уже готовы идти за мной.
И вот мы неторопливо вышагиваем по гладкому каменистому плато, держа путь к высящимся вдалеке горам. Рядом со мной по правую руку Прух. Из-за оказанной ему чести он заносчиво покрикивает на своих соплеменников, которые лениво внимают его приказам. Квиблы идут в строю парами, поддерживая некоторое подобие равнения и вздымая при этом кучу пыли. По их унылым физиономиям видно, что это занятие не доставляет им огромного удовольствия. Вероятно, большинство из них с большей охотой сейчас бы лежали по домам и потягивали «хуру», но к воле старейшины, надо отдать им должное, они относятся почтительно, так что сейчас из квиблов можно веревки вить. Вот хотя бы строем заставить идти. Я вовсе не милитарист, поймите меня. Но все же строй дисциплинирует. Цивилизации-то вразброд не построить.
Через час притомились не только квиблы, но и я сам. Конечно, мне было бы проще выгнать из ангара вездеход и сейчас, развалившись в кресле за штурвалом, в относительном комфорте сопровождать три десятка бессловесных горе-охотников. Но на что это было бы похоже? Нет уж. Если переносить все тяготы перехода, то лучше вместе. Незачем развивать у квиблов зависть.
Добравшись до подножия ближайшего холма, мы устраиваем привал.
Светило начинает припекать. Остывшие за ночь бледно-серые камни отполированными гранями вновь вбирают в себя тепло. Квиблы жмутся к ним с нескрываемым удовольствием и больше ни на что не обращают внимания. Я оборачиваюсь к Пруху, показываю пальцем на скалы и на местном наречии спрашиваю его:
— Мертвый город там?
Предводитель охотников дружелюбно поясняет, выворачивая свои морщинистые кривоватые пальцы:
— Кто его знает, рунцак Латислаф? Где город, никому не известно. Квиблы покинули его очень давно. Мне так говорили. Я родился у озера. И все мои предки родились у озера. Говорят, где-то в скалах должен быть вход.
— Хотелось бы тебе побывать в Мертвом городе? Ванава говорит, что там тепло и много всякой еды, — не сдаюсь я.
— Еда — хорошо, — облизывая губы, произносит Прух. — Мертвый город — плохо.
Столь тонкое философское умозаключение собеседника мигом заставляет меня погрузиться в размышления. Что, собственно, мы знаем о вымершем городе? Почти ничего. Марион считает притчу сплошным вымыслом, да и я тоже не склонен доверять россказням квиблов. Во-первых, потому что знаком с данными по экспресс-разведке методом глубокого зондажа. А во-вторых, у каждого народа есть свои легенды и мифы. Представить квиблов цивилизованной гуманоидной расой совсем не просто. Старики и взрослые даже считать не умеют. Почти не умеют. Редко кто осилит счет до десяти, загибая пальцы. Прух хорошо считает до ста, но на большее его мозговых извилин не хватает. Пожалуй, самый образованный из квиблов — старейшина, он помнит названия числительных до тысячи. Однако представить себе столь большое число имух Муша не в состоянии. Говорит, что ему достаточно для счета пальцев на двух руках. И только детишки вместе с Марион успешно проходят курс арифметики, своими интеллектуальными способностями нисколько не отличаясь от сверстников-землян.
— Надо выслать двух наблюдателей, — советую я Пруху.
Слова «наблюдатель» в языке квиблов нет, так как этот вид деятельности квиблам чужд. Поэтому вместо него я употребляю словосочетание «хорошо смотрящие в даль». Прух соглашается и подзывает к себе двух аборигенов. После его напутствия они послушно бредут к соседнему утесу и по крутому уступу начинают взбираться на его вершину.
Остальных квиблов мы вместе с Прухом гоним на невысокую скалу, рядом с которой проходит тропа снуксов.
Только сейчас начинается настоящая работа. Аборигены по приказанию предводителя разбиваются на тройки и, выворачивая из грунта увесистые валуны, катят их к самому краю небольшой площадки, нависшей метрах в двадцати над узким проходом в скалах. Около часа мои ребятишки трудятся, как першероны, пока не выставляют на боевой взвод два десятка увесистых каменных снарядов.
Мы поспеваем вовремя. На соседнем утесе разведчики приходят в возбуждение и начинают махать всеми частями тела, давая нам понять, что снуксы приближаются. Их нелепый танец замечают. Охотники парами встают к камням и терпеливо дожидаются сигнала, чтобы по команде сбросить их на стадо животных.