Метаморфоза

Обескураженный Евгений постоял, похлопал ресницами, не зная, что сказать на такой довод, потом вздохнул, вспомнив, что сегодня утром в нём тоже проснулся инстинкт к приготовлению пищи, и, захватив сумки, отправился на кухню тоже удовлетворять свой инстинкт. Пока он возился с продуктами, Валентина разобрала окончательно всё до самой последней детали и долго с удовольствием созерцала аккуратно разложенные предметы.

Позвонили, пришла опять Татьяна Сергеевна. Жила она одиноко, поэтому по вечерам от нечего делать шастала по соседям. Появление новой пары рядом очень её заинтересовало, особенно вызвал интерес блондин. Она обожала светлые тона и в вещах, и в людях.

Увидев, что сосед в комнате один, она обрадовалась и подставила стул рядом. Впрочем, молодой человек не обращал на неё внимания. Впустив соседку в дом, он возобновил работу над приёмником, который предстояло теперь собрать.

— Это тоже детали от велосипеда? — любезно поинтересовалась Татьяна Сергеевна.

— От приёмника, — буркнула нехотя Валентина.

Соседка наигранно захихикала.

— Как я сразу не поняла. Там же крупные детали, а здесь мелочь. А что, велосипед вы уже раздумали делать?

— Нет. Но пока не хватает колёс и рамы. Когда всё будет, тогда и соберу, — ожесточённо крутя проводки, ответила Валентина.

— Какая у вас симпатичная рубашка, — польстила Татьяна Сергеевна, желая перейти на более удобную для себя тему, но лесть осталась незамеченной.

Радиолюбитель был всецело поглощён миниатюрным конденсатором. Соседка взглянула на детали, которые не вызывали у нее ни эмоций, ни мыслей и решила, что созерцать молодое лицо соседа куда приятнее, чем нагромождение каких-то непонятных штучек, и с блаженной улыбкой впилась взглядом в его профиль.

— Как вы похожи на сестру. Поражаюсь, до чего чудотворна природа.

— Что тут чудотворного — генетика.

— Да, конечно, — согласилась соседка. — Я бы тоже мечтала иметь брата-близнеца. Женщины всё-таки не то, не то.

— Почему же не то? Женщины тоже ничего, — спокойно возразил радиолюбитель, соображая, куда поставить очередную деталь.

— Для вас, может, и то, но для меня — не то, — томно вздохнула Татьяна Сергеевна. — Вы слишком молоды, чтобы разбираться в людях. А то, что вы знаете свою жену — это ничего не говорит. По одной женщине о многих не судят.

— А я и много видел, — сквозь зубы процедила Валентина, в зубах она держала медный проводок.

— Где вы могли в вашем возрасте видеть много женщин! — почти с материнской лаской произнесла Татьяна Сергеевна недоверчиво, уверенная в полном неведении своего молодого соседа, и неотразимым движением поправила причёску.

— В бане, — не задумываясь, брякнул её молодой собеседник, выплюнув изо рта проволоку и пытаясь пальцами закрепить катушку фильтра на основании.

— Где? — брови соседки изумлённо поползли вверх.

— В бане, — занятая своим делом, без всякой задней мысли повторила Валентина и тут же осеклась, сообразив, что сказала не то.

— В какой бане? Как вы туда попали? — всплеснула руками Татьяна Сергеевна.

Пухлые веки её раскрылись широко, а брови продолжали висеть под самыми волосами.

Надо было как-то выкручиваться, и Валентина, стараясь держаться как можно непринуждённее, сочинила:

— Я раньше сантехником работал, краны ремонтировал. А тут вдруг в бане — авария, горячая вода перестала поступать, женщины все намыленные стоят, а ополоснуться нечем. Понимаете? Что делать? — Глаза Татьяны Сергеевны пытались вылезти из орбит. — Тогда-то в этой критической ситуации и вызвали меня. Я зашёл, исправил краны — и полный порядок.

— А женщины что? — взгляд соседки требовал нескромных подробностей.

— А что женщины? — пожал плечами собеседник. — Смыли мыло и пошли домой.

Он вновь углубился в работу.

Татьяна Сергеевна заёрзала на стуле, сжигаемая любопытством, но боязнь выглядеть нескромной мешала ей задавать наводящие вопросы, и она собралась было переключиться на новую тему, но тут из кухни выглянул Евгений в нарядном переднике, раскрасневшийся от плиты, и обратился к Валентине:

— Сбегай-ка в магазин. У меня лавровый лист кончился.

— Вари без него.

— Не тот вкус получится.

— Я не претендую на особый вкус.

— Нет, ты сходи, потом попрекать будешь, что невкусно готовлю.

Валентина неохотно встала и, захватив кошелёк, отправилась в магазин. На улице уже стемнело, зажглись фонари. Сунув пачку лаврового листа в карман, она возвращалась быстрым шагом, не терпелось снова приняться за приёмник. На улице никого не было, в этот час все сидели у телевизоров.

Вдруг из темноты раздался пронзительный крик, из-за угла к ней навстречу метнулась испуганная девушка, вцепилась в рукав и стала умолять:

— Помогите, скорей. Моего знакомого бьют хулиганы. Они убьют его.

Валентина заколебалась.

— Что вы стоите! — взволнованно трепала её за рукав девушка и, поняв, что прохожий боится, с упрёком бросила: — Вы же мужчина.

— Да, но я не умею драться, Никогда в жизни не приходилось.

— Боже мой! При чём тут — умею, не умею. Вы же мужчина. Одного вашего вида будет достаточно. Ах, если бы я была мужчиной!

Последнюю фразу она произнесла с особым выражением, и фраза подстегнула. Да, если бы она была мужчиной — и Валентина, больше не колеблясь, побежала за девушкой.

Хулиганов оказалось трое. С разбегу, ни о чём не думая, Валентина врезалась в комок дерущихся, сразу уловив, кого бьют и кто бьёт. Разобраться не составляло труда, потому что один из них валялся на земле, и на него сыпались удары остальных.

— Ах, гады! — взревела Валентина, молниеносно воспылав ненавистью к несправедливости, и с яростью стала сыпать удары направо и налево, пуская в ход и руки, и ноги.

Как она сокрушала врага, трудно вспомнить и рассказать достоверно, но после драки в нагрудном кармане своей рубашки вместе с лавровым листом она обнаружила чей-то зуб, а в крепко сжатом кулаке — пучок чьих-то курчавых волос. Изо всей драки ей запомнились только два коротких эпизода, когда какому-то слишком экспрессивному товарищу она заткнула пасть своей туфлёй и кого-то, не сдержавшись, по старой женской привычке укусила за нос, потому что этот нос оказался перед самым её лицом и мешал видеть других.

Она не смогла бы оценить, профессионально ли вёлся ею бой, или в нём оказалось больше самодеятельных элементов, но помощь подоспела вовремя. Упавшему удалось подняться и присоединиться к ней, дальше они отражали удары вдвоём.

Было ли ей больно во время драки, она тоже не могла бы ответить, потому что ощущала только нестерпимую ярость и изо всех сил работала всеми четырьмя конечностями. Хулиганы не выдержали такого отчаянного натиска и бежали.

Домой Валентина вернулась с огромным синяком под глазом, в разорванной рубашке, без туфли, но с пачкой лаврового листа, с чьим-то выбитым зубом в кармане и с блаженной улыбкой на распухших губах. Впервые в жизни она одержала победу в рукопашном бою.

Татьяна Сергеевна, продолжавшая упорно дожидаться за столом своего соседа, пришла в ужас:

— У вас опять другое лицо!

— Что случилось? — испугался Евгений.

— Спас человека или от больницы, или от морга, — с гордостью пояснила Валентина. — Хулиганы напали на одного, так я помог разделаться с ними. Вдвоём против троих — и наша взяла.

— Какой вы самоотверженный, — восхитилась соседка. — А я так боюсь драк!

Евгений, сбегав на кухню, принёс мокрое полотенце, чтобы приложить к глазу, но на синяк уже ничто не могло повлиять, даже чрезвычайное заседание Ассамблеи ООН. Синяк выглядывал из-под глаза с наглой ухмылкой, всем своим видом заявляя: «Я существую. Вам остаётся только примириться со мной». Но Валентину заставили лечь на диван и на всякий случай приложить к глазу мокрое полотенце.

Выходить из драки победителем — величайшая радость; впервые она испытывала в груди торжество, веру в собственные силы и способность защитить слабого.

Пока она упивалась своей победой, в подсознании помимо её воли зрело решение, как распорядиться своей судьбой дальше. Если неожиданно она открыла в себе такие способности — способности бороться со злом, то их необходимо было использовать на благо общества.