Заклятие даоса

В этот вечер братья, сильно уставшие в пути, решили заночевать на постоялом дворе. За чаркой вина они поделились друг с другом своими обидами и разочарованием.

— Прикинулся бедняком и вел себя будто трехлетний младенец, — сказал Чэн Тигр. — Лишняя сотня связок монет у него, наверное, нашлась бы… Так унизить друзей!

— Молокосос прижимист, это точно, но все ж у него есть какая-то совесть, — заметил Чэн Барс. — А вот его распроклятый родитель — тот действительно хорош! Оставил нас силой и не оказал никакого уважения! За несколько месяцев не прислал нам ни строчки! Перед отъездом небось клялся, что, когда вернется, проводит нас самым торжественным образом, а сам будто сгинул. А если и через десять лет не вернется? Изволь его ждать все это время?

— Да, не выйдет из него хлебосола Мэнчана[252], — согласился Тигр. — Единственно, на что он способен, — это творить безобразия в своей волости, пользуясь силой и властью. А как дело доходит до денег — даже сыну их тронуть пальцем не позволяет. Ничтожество!

— И этот Хун… тоже хорош! Совсем не разбирается в людях, — заметил Барс. — Послал сюда, будто нет у него других знакомых!

Беседа братьев затянулась до полуночи. К этому времени они успели сильно поднагрузиться.

— Послушай! — вдруг сказал Чэн Тигр. — Интересно, что написал Ван наставнику Хуну. Давай вскроем письмо и прочитаем!

Барс, достав из сумы письмо, отмочил склеенное место и вынул послание из конверта. В письме говорилось:

«Наставнику Цзыцзину низкий поклон от ученика Ван Гэ. В ответ на Ваше письмо сообщаю. За долгие годы нашей разлуки я часто вспоминал Вас. Можете представить мою радость, когда я получил Ваше послание. Прочитав его, я будто увидел Вас перед собой. Вы послали ко мне братьев Чэн, чтобы я их приютил в своем доме, а они обучили бы моего сына ратному делу. Сейчас они вдруг решили уехать, а мне, между тем, предстоит поездка в Линьань. Так получилось, что я не смог, как положено, отблагодарить их, чем крайне смущен, ибо не сумел оправдать цель визита». В конце письма была строка, написанная мелкими иероглифами: «Особо сообщаю Вам, что я исполню свой долг по возвращении из Линьани, откуда собираюсь вернуться к осенним холодам. Ван Гэ бьет челом!»

— Толстосум! Мог бы раскошелиться сразу, при знакомстве! — воскликнул Тигр в сердцах. — К нему приехали специально, а он, видите ли, назначает сроки, будто мы батраки или арендаторы… И еще заявляет, что мы, мол, торопимся с отъездом, а потому он не может щедро нас одарить! Ясно, что он с самого начала не собирался тратиться!

Чэн Тигр хотел было разорвать письмо или сжечь, но брат его остановил и снова спрятал послание в свою суму.

— Учитель Хун замолвил за нас слово, и мы должны передать ему ответ, — сказал —он. — Пусть знает, что мы возвращаемся с пустыми руками. Как говорят: не досталось ни капли навара!

— Верно! — буркнул Тигр.

Братья пошли спать, о чем можно и не рассказывать, а на утро снова тронулись в путь. На третьи сутки они добрались до уезда Тайху и сразу же отправились к Хун Гуну, которого застали в чайной. Гости и хозяин, как положено, обменялись приветствиями. Надо вам знать, что в свое время Хун взял себе наложницу по имени Сии. Эта трудолюбивая женщина не гнушалась никакой работой: хлопотала по дому, смотрела за тутовым шелкопрядом, ткала пряжу. Понятно, что Хун Гун души в ней не чаял. Прилежная и расторопная, Сии, однако, была на редкость прижимиста: не подаст гостю даже чашку простой воды. В первым раз, когда братья приехали к Хуну, хозяин отправил их ночевать в кумирню, но ужин и завтрак устроил у себя, из-за чего женщина ворчала на него несколько дней. Поэтому во второй раз он остерегся потчевать гостей или, тем паче, — дарить им деньги. И все же он решил подарить братьям несколько кусков шелка, который ткался в его доме. Опасаясь, что женщина будет недовольна, он спрятал четыре куска за пазухой и собрался уже выйти к гостям, как вдруг перед ним появилась сама Сии.

— Старый дурень! Куда ты потащил эти куски?

Хун Гуну не удалось скрыть правду.

— Братья Чэн — мои давние друзья… — стал объяснять он, будто извиняясь. — Они пришли издалека, а сейчас возвращаются домой… Мне нечего им подарить, кроме этого шелка. Позволь мне взять, не упрямься!

— А ты знаешь, сколько сил я потратила, чтобы его выткать? Задаром отдавать не позволю! Если у тебя есть свой, ты его и дари. Меня это не касается! — ответила Сии.

— Это же мои друзья, издалека пришли проведать меня… А я даже чарку вина им не поставил! Неужели тебе жалко каких-то четырех кусков?.. Женушка моя ненаглядная! Уважь! Дай мне их отправить по-хорошему, а я тебе что-нибудь подарю! — Мужчина направился к двери, но женщина схватила его за рукав.

— Твердишь, что они пришли издалека, как друзья?.. Я уже в тот раз их кормила. И сейчас на них тратиться больше не собираюсь! Из этого шелка мне платье себе жалко сделать, а ты хочешь его отдать! Будто они наши родственники! Если им нужен мой шелк, пускай выкладывают деньги!

Чувствуя, что гости его заждались, а женщину все равно не унять, Хун рассердился, рванул рукав своего халата и пошел к выходу. Сзади раздался пронзительный визг.

— Бесстыдники, бродяги! Были бы хоть родственники, а то невесть кто! Голову пришли нам морочить! Занимались бы лучше своим делом, попрошайки!.. Будто у нас, у мелких торговцев, богатства горы!.. А у нас шаром покати. Если другим помогать — себя обобрать!.. И мой дурень хорош! Старая бестолочь! Водит в дом разных бездельников да бродяг, а ты корми их всех подряд!.. Хотела бы я видеть этих дружков, когда у нас котел опустеет! Наверняка и рисинки не подадут!

Женщина изрыгала свои проклятья, намеренно подойдя вплотную к ширме, которая прикрывала дверь. Братья Чэн, конечно, слышали перепалку и каждое слово брани, которую хозяйка обрушила на них. Чаша терпения их переполнилась. Не простившись с хозяином, братья взяли свои пожитки и пошли прочь. Сзади послышался крик Хуна, который бросился вдогонку.

— Не обращайте на нее внимания, почтенные! Эти два дня баба просто не в себе, наговорила невесть что — всяких глупостей! Прошу вас, любезные, возьмите эти четыре куска шелка вместо угощения, которое я бы должен устроить. Не обессудьте, что так мало даю!

Однако братья наотрез отказались. Пришлось Хуну нести шелк обратно, чему Сии была весьма рада. Правильно говорится:

Бережливость и рачительность женщины — качества, понятно, прекрасные, но особенно если они сочетаются с приветливостью и доброжелательностью. Что до Сии, то ее скаредность нанесла большой вред репутации Хуна. Сама Сии могла, конечно, отсидеться дома, но мужчине, как известно, положено выходить на люди. А какими глазами изволите смотреть на них? В таком случае былая дружба в любой момент может обернуться враждой, и быть тогда большой беде. Еще в древности говорили: если жена умна, у супруга бед не бывает, если почтительны дети, на сердце отца спокойно.

Но оставим в стороне праздные разговоры, а лучше обратимся к нашему рассказу. Когда братья Чэн ехали к Хуну, они надеялись, что он примет их как положено, со всем благорасположением, оставит у себя, а потом даст рекомендации в какое-нибудь другое место. Однако их расчеты рухнули, и пришлось им перетерпеть немало обиды и даже оскорбления, чего они никак не ожидали. Они вспомнили про письмо Ван Гэ, которое они так и не успели передать Хуну. Пришли на ум странные слова Вана о том, что-де он собирается исполнить какой-то долг по возвращении до осенних холодов… А может быть, расквитаться с этим Ван Гэ? Заявить властям, что он замыслил бунт?.. Дельная мысль! Но только осуществить ее не так-то просто. Как идти с челобитной, если в письме нет никаких доказательств?.. Правда, есть одна зацепка, которую можно использовать.

252

Мэнчан, или Мэнчан-цзюнь (Мэнчанский Правитель), — прозвище известного вельможи Тянь Вэня, который жил в эпоху Борющихся Царств и славился хлебосольством. Впоследствии имя Мэнчана стало нарицательным, обозначая гостеприимного хозяина.