Страница 95 из 132
8. Маскировка отравления
Нью-йоркскому врачу Роберту Буханану, проживавшему в Гринвич-Виледж, 267, Вест-Элевен-стрит, едва исполнилось 30 лет, когда в 1892 году он стал главным действующим лицом необычного уголовного дела.
В мае этого года репортер нью-йоркской газеты «Уорлд» Ик Уайт заинтересовал своих читателей первыми сенсационными сообщениями о таинственном отравлении, жертвой которого 23 апреля 1892 года стала жена доктора Буханана, Анни. Анни была на много старше своего мужа. Детектив Артур Карэй арестовал доктора Буханана 7 июня в одном нью-йоркском кафе. В 1908 году Артур Карэй будет возглавлять нью-йоркскую комиссию по расследованию убийств. В этом же деле его участие было второстепенным. Большое влияние на раскрытие преступления оказал репортер Уайт, чем продемонстрировал, какую необычную роль играли американские журналисты в области криминалистики.
В начале мая 1892 года в погоне за новостями Уайт задержался в бюро нью-йоркского коронера Луиза Шульце. Здесь он стал свидетелем визита пожилого, малопривлекательного человека, назвавшегося Смитом, который прибыл из Ньюарка, чтобы заявить о своих подозрениях на доктора Буханана, совершившего, по его словам, убийство своей жены.
Из заявления стало известно, что Смит до конца 1890 года «опекал» девушек одного увеселительного заведения в Ньюарке, принадлежавшего пятидесятилетней даме, по имени Анни Зутерланд. Доктор Буханан, интересовавшийся женщинами и вином больше, чем своей работой, с 1889 года стал постоянным посетителем этого заведения. С середины 1890 года он вдруг стал ухаживать за старой, отцветшей и (как сказал Смит) «ординарной» хозяйкой дома. Смит почувствовал, что может потерять работу, и стал наводить о докторе Буханане справки. Согласно собранным сведениям, Буханан приехал из Галифакса, чтобы открыть в Нью-Йорке врачебную практику. С ним приехала его молодая жена Елена, на которой он женился в Галифаксе. Первое время практика Буханана в Гринвич-Виледж процветала. Но распутство молодого доктора привело сначала к упадку его практики, а затем и к разводу с женой. Елена Буханан вернулась в Галифакс.
В недоверчивой душе Смита зародилось подозрение, что Буханан, испытывая финансовые трудности, решил заманить в свои сети Анни Зутерланд, у которой, кроме ее заведения, было еще наличными 10 000 долларов. Опасения Смита оправдались, ибо осенью 1890 года Анни продала публичный дом (и Смит действительно остался без работы). Потом она вышла замуж за доктора Буханана, сделав его единственным своим наследником, и уехала с ним в Нью-Йорк. Безусловно, парадоксальная пара и парадоксальная история. Смит заявил, что имеет свидетелей. Речь шла о двух собутыльниках доктора Буханана, о Михаиле Макомбере, владельце ресторанчика, постоянным посетителем которого был Буханан, и об авантюристе Дория, тоже постоянном посетителе ресторанчика Макомбера. Они оба проводили жену Буханана 26 апреля 1892 года в последний путь на кладбище Гринвуд в Бруклине.
Смит посоветовал коронеру послушать, что расскажут о супружеской жизни доктора Буханана его собутыльники Макомбер и Дория, если их подпоить. Супружество было сплошным скандалом. Анни постоянно угрожала Буханану, что не даст ему больше ни цента, если он не будет «уважать ее, как настоящую супругу». Через некоторое время Буханан стал жаловаться своим друзьям, что его жена — морфинистка и вскоре умрет, если не избавится от этого порока. Смит был готов поклясться, что Анни Зутерланд никогда не употребляла морфия, и утверждал, что она умерла не от сердечного приступа, а Буханан отравил ее, чтобы самостоятельно распоряжаться ее состоянием.
Доктор Макинтир, лечивший Анни Буханан, когда она 22 апреля неожиданно заболела и через сутки скончалась, указал причиной смерти «сердечный приступ», но врачи часто ошибаются.
Ненависть Смита к Буханану была столь очевидной, что коронер Шульце не придал большого значения его заявлению. Зато репортера Уайта заинтересовал рассказ Смита, потому что слово «морфий» напомнило ему об умышленном отравлении, которое он в 1891 году распутал вопреки сопротивлению полиции и прокуратуры.
Речь шла об отравлении морфием, совершенном двадцатитрехлетним нью-йоркским студентом-медиком Карлилем Гаррисом. 1 февраля 1891 года он отравил девятнадцатилетнюю школьницу Елену Поттс, с которой был тайно обвенчан. Прошло всего несколько недель после вынесения смертного приговора Карлилю Гаррису, когда в мае 1892 года Уайт начал свои наблюдения за Бухананом. Уайт вначале не предполагал, что дело Гарриса тесно связано с делом доктора Буханана.
Гаррис, внук уважаемого нью-йоркского профессора медицины Вениамина Макреди, молодой интеллигент, смог добиться благосклонности хорошенькой, выросшей в строгой буржуазной семье Елены Поттс лишь тем, что женился на ней. Он скрывал свою женитьбу, потому что боялся гнева своего деда. Узнав о замужестве Елены и о всех его обстоятельствах, ее мать, заботясь о репутации дочери, потребовала от Гарриса официально объявить о женитьбе. Когда в начале 1891 года требования госпожи Поттс стали категоричнее, Гаррис решил избавиться от своей молодой жены, прелестями которой он успел уже пресытиться. Он воспользовался тем, что она жаловалась на бессонницу, выписал ей сам рецепт на шесть капсул, каждая из которых должна была содержать 4,16 грана хинина, 0,16 грана морфия. Это был обычный рецепт, и аптека изготовила капсулы.
Четыре из них он 20 января отдал жене с указанием принимать по одной капсуле перед сном, а две другие оставил у себя якобы потому, что не хотел давать в руки жене слишком много лекарств. Вечером 31 января Елена проснулась в половине одиннадцатого и пожаловалась на головокружение и слабость. Через час она была уже без сознания. Школьный врач Е. Фовлер, пришедший около двенадцати часов, изумился, увидев сузившиеся до булавочной головки зрачки Елены. К тому времени было уже известно, что это признак отравления морфием. Все попытки сохранить Елене жизнь с помощью атропина и кофеина, не дали результата. 1 февраля в 11 часов утра Елена скончалась.
Труп осмотрел коронер Луиз Шульце. Течение болезни и контракция зрачков слишком явно указывали на отравление морфием, чтобы Шульце мог этого не заметить. Но истинная подоплека события была не известна, а распространенное в Новом Свете стремление коронеров, прокуроров и адвокатов экономить средства общественных касс на химических анализах и судах привело к тому, что сначала отказались вообще от какого-либо расследования. Правда, здесь сыграло свою роль и то обстоятельство, что мать пострадавшей, желая скрыть интимные отношения Елены и Гарриса, заявила, что у ее дочери с детства было больное сердце. Лишь позже выяснилось, что это было ложью, так как мать Елены стремилась избежать расследования, которое могло «запятнать гражданскую честь» дочери. Своей ложью она дала коронеру возможность объяснить случившееся несчастным случаем. Либо аптекарь при изготовлении лекарства ошибся и доза морфия была слишком большой, либо Елена вопреки предписанию Гарриса вместо одной приняла две капсулы и сердце не выдержало двойной дозы морфия. 7 февраля 1891 года Елена Поттс была похоронена.
Но спустя несколько месяцев, 21 мая, репортер Ик Уайт сообщил ньюйоркцам через газету «Уорлд» сенсацию дня. Он напал на след тайной подоплеки дела, заставил мать Елены Поттс признаться в ее ложных показаниях, выявил любовные похождения Гарриса, описал во всех подробностях симптомы предсмертной болезни Елены, потребовал от атторнея района Николя и его представителя Фрэнсиса Уэллмэна, чтобы труп эксгумировали и поручили исследовать его на яд единственному крупному токсикологу Нью-Йорка тех лет доктору Рудольфу Уитхаусу. Уитхаус во всех предоставленных ему для исследования органах обнаружил морфий. Тогда Гарриса арестовали и обвинили в отравлении жены. Он, мол, передал ей в одной из капсул снотворного смертельную дозу морфия, достать который для него, студента-медика, не представляло трудностей.
Изготовление капсул он сознательно поручил аптеке, чтобы иметь свидетелей их безвредности. Но одну из капсул он наполнил смертельной дозой яда и передал ее с тремя безвредными капсулами своей жене. Он рассчитывал, что когда Елена примет капсулу с ядом, то оставшиеся докажут свою безвредность. Если же Елена примет капсулу с ядом последней, то две предусмотрительно оставленные Гаррисом капсулы и добровольно переданные им прокурору докажут невинность его намерений.