Сверкающий цианид

После трагедии они с Сандрой мало видели его. Пока он неожиданно не ворвался в их жизнь, объявившись по соседству в Литтл Прайерз, и притом, как думалось Стефану, очень переменится.

Стал более живым, более уверенным. И – да, весьма странным.

Он и сегодня был вроде не в себе. Это неожиданное приглашение. Вечер по случаю восемнадцатилетия Ирис. Он очень надеется, что Стефан с Сандрой придут обязательно… Они так хорошо к нему относились.

Сандра торопливо проговорила:

– Разумеется, это было бы великолепно. – Естественно, в Лондоне Стефан очень утомляется, да и у нее самой великое множество всяких скучнейших обязанностей, но она надеется, что им удастся выкроить время.

– Тогда назначим день, а?

Запомнилось лицо Джорджа – порозовевшее, улыбающееся, настойчивое.

– Я думаю, через неделю – в среду или четверг? Четверг, первое ноября. Договорились? Но можно выбрать любой день, который вас устроит.

Это радушное приглашение связывало их по рукам и ногам – в нем крылся какой-то подвох. Стефан заметил, что Ирис покраснела и выглядела смущенной. Сандра держалась великолепно. Она была спокойна, улыбалась и сказала, что четверг, первое ноября, вполне их устраивает…

Вдруг мысли, терзавшие его, прорвались решительным восклицанием:

– Нам не следует идти!

Сандра чуть обернулась к нему. Глубокая задумчивость печалила ее лицо. – Думаешь, не следует?

– Легко можно придумать какое-то объяснение.

– Он потребует, чтобы мы пришли в другой раз – переменит день. Кажется, он очень рассчитывает на наше присутствие.

– Не могу понять почему. Празднуется день рождения Ирис, и мне не верится, что она особенно нуждается в нашей компании.

– Нет… нет… – задумчиво проговорила Сандра. Потом спросила:

– А тебе известно, где намечается встреча?

– Нет.

– В «Люксембурге».

Он чуть не лишился дара речи. Почувствовал, как побледнело лицо. Взял себя в руки и посмотрел ей прямо в глаза. Это причуда или здесь кроется какой-то умысел?

– Но это же чушь! – вскричал он, пытаясь за нарочитым возмущением скрыть охватившее его смятение. – «Люксембург», где… Воскресить прошлое? Он, должно быть, спятил.

– Я об этом подумала, – сказала Сандра.

– Но в таком случае мы, безусловно, откажемся прийти. Эта… эта история ужасно неприятна. Ты помнишь, какую огласку она получила – во всех газетах фотографии…

– Да, приятного мало.

– Неужели он не понимает, насколько нам это нежелательно?

– Знаешь, Стефан, у него есть на это своя причина. Причина, в которую он меня посвятил.

– И что же это за причина?

Он благодарил бога, что в эту минуту она не глядит на него.

– После ленча он отвел меня в сторону, сказал, что хочет мне объяснить кое-что. И сказал, что Ирис… никак не оправится от потрясения после смерти сестры.

Она замолчала, Стефан выдавил из себя:

– Что ж, должен заметить, это соответствует истине – она выглядит далеко не лучшим образом. За ленчем я подумал, что она, наверное, больна.

– Да, мне сначала тоже так показалось – впрочем, потом она немного оправилась. Но я передаю лишь то, что сказал Джордж. Он объяснил, что Ирис с тех пор избегает посещать «Люксембург».

– Ну и что?

– И он полагает, что это ненормально. Будто бы он советовался со специалистом по нервным болезням – одним из современных светил, – и тот считает, что после нервного потрясения не следует избегать обстоятельств, при которых оно произошло, а, наоборот, нужно их снова пережить. По принципу: летчика после аварии снова посылают в полет.

– Этот специалист рекомендует устроить еще одно самоубийство?

– Он советует преодолеть связанные с этим рестораном ассоциации, – спокойно ответила Сандра. – Как бы то ни было, это всего-навсего ресторан. Он предлагает обычную вечеринку, по возможности с теми же самыми людьми.

– Очень приятное развлечение.

– Ты решительно возражаешь, Стефан?

Острая, как боль, тревога пронзила его. Он моментально ответил.

– Разумеется, не возражаю. Я лишь подумал, насколько безумна эта мысль. Меньше всего я беспокоюсь за себя… Я думаю главным образом о тебе. Но если ты не возражаешь…

Она перебила его:

– Возражаю. И решительно. Но Джордж так все обставил, что отказываться довольно затруднительно. Кроме того, в этом сезоне я часто бывала в «Люксембурге» – как и ты. Наше отсутствие будет заметным.

– Да, в такую странную ситуацию мы еще не попадали.

– Согласна. Стефан проговорил:

– Как ты выразилась, отказаться будет довольно затруднительно – если мы отклоним одно приглашение, последует новое. Но, Сандра, я не вижу причин, из-за которых ты должна подвергать себя мучениям. Я пойду, а ты в последнюю минуту откажешься – головная боль, простуда – мало ли что можно придумать.

Он увидел, как напряглись ее скулы.

– Это трусость. Нет, Стефан, если пойдешь ты, пойду и я. Кроме того, – она накрыла ладонью его руку, – как бы мало ни значил наш союз, все-таки все наши трудности мы должны делить пополам.

Он пристально посмотрел на нее, оглушенный глубоким сарказмом, высказанным столь непринужденно, словно речь шла о банальном, не имеющем значения пустяке.

Придя в себя, он сказал:

– Почему ты так говоришь? «Как бы мало ни значил наш союз»?

Она смерила его продолжительным взглядом:

– Разве это не так?

– Нет, тысячу раз нет. Наши отношения для меня все.

Она улыбнулась.

– Надеюсь, мы отличная пара, Стефан. Тянем в одну сторону.

– Я не это имею в виду. – Дыхание его сделалось прерывистым. Он схватил ее за руку, притянул к себе. – Сандра, неужели ты не понимаешь, что весь мир для меня – это ты?

Произошло невероятное, непредвиденное. Она очутилась в его объятиях, он прижимал ее к себе, целовал, бормотал бессвязные слова.

– Сандра… Сандра… дорогая. Я люблю тебя… Я так боялся тебя потерять.

Она спросила чужим голосом:

– Из-за Розмари?

– Да. – Он выпустил ее, отшатнулся назад, лицо сделалось испуганным до не правдоподобия.

– Ты знала про Розмари?

– Разумеется – все это время.

– И ты все раскусила?

Она покачала головой.

– Нет, не раскусила. Я думаю, никогда не раскушу. Ты любил ее?

– Ни капельки. Я любил только тебя.

Злоба охватила ее. Она ответила его же собственными словами:

– Сразу же, как только ты увидел меня? Не повторяй этой лжи – ведь это же ложь.

Неожиданное нападение не ошеломило его. Он задумался на мгновение.

– Да, это ложь – и, как это ни странно, нет. Я начинаю верить, что это правда. Сандра, постарайся понять… Ты та женщина, которая была мне нужна. Вот это, по крайней мере, правда. И теперь, оглядываясь в прошлое, я могу честно сказать: не будь это правдой, я бы никогда не отважился подойти к тебе.

Она сказала с обидой:

– Но ведь ты не любил меня!

– Нет, никого и никогда я не любил. Я был измученным, не способным любить существом, любующимся – да, именно так – утонченной неприступностью собственной натуры! И вдруг я влюбился, «там, в комнате», – влюбился глупо, неистово, как дурак. Это словно гроза посреди лета – могучая, не правдоподобная, мгновенная. – Он добавил с упреком:

– Вот тебе сказка, рассказанная глупцом, полная крика и ярости и совершенно бессмысленная! – Он помолчал, потом опять заговорил. – Именно здесь, в Файрхевене, я очнулся и понял истину.

– Истину?

– Что ты и твоя любовь – единственный смысл всей моей жизни.

Она прошептала:

– Если бы я только знала…

– О чем ты думала?

– Я думала, ты собираешься с ней уехать.

– С Розмари? – Он хмыкнул. – Это была бы настоящая пожизненная каторга!

– Она не хотела, чтобы ты с ней уехал?

– Хотела.

– Что же произошло?

Стефан глубоко вздохнул. Снова повеяло прошлым. Возникла неясная угроза. Он сказал:

– Ужин в «Люксембурге».

Оба замолчали, пораженные одним и тем же видением: посиневшее, застывшее лицо красавицы… Наступило молчание. Затем Сандра спросила: