Код власти

– Проснулась, – довольно похоже имитируя скандированную речь и гораздо громче, чем требовалось, ответила она. – Спасибо вам за вчерашнее. Это вы меня пледом укрыли?

– Тихо ты, не ори, ребенка разбудишь. Ишь, как тебя, видно, по башке-то шибануло! – замахала руками женщина. – Мой плед, мой, чей же еще. А благодарить меня не надо, все мы тут… одинаковые. Счас перекусим да дальше пойдем, к обеду должны до Родников добраться, там уж попроще будет, – без перехода сообщила она о цели их путешествия. И так же без перехода задала как раз тот вопрос, которого Лика и боялась: – Ты сама-то откуда идешь? Из города?

Журналистка осторожно кивнула.

– И как там? – Вряд ли женщина ее проверяла, скорее действительно просто хотела узнать последние новости. Лика опустилась на землю рядом с собеседницей, чтобы не кричать и не будить спящую малышку:

– Плохо, штурмовики почти весь пригород в пыль разнесли. Там меня и контузило, не успела в подвал залезть.

– Ну а федералы-то что?

– Так эвакуировались, – длинное слово не очень хорошо далось имитирующей отрывистую речь Лике, – много погибло и их, и… защитников. – Она так и не сумела заставить себя произнести слово «наших». Впрочем, женщина вряд ли заметила крошечную паузу в ответе. Да и кто знает, считает ли она «своими» солдат Корпорации? Так ведь и нарваться по глупости недолго.

– Ой, беда, беда… – Женщина помолчала, тихонько качая головой. – А мы из Лесного, знаешь, где это? – Лика на всякий случай снова осторожно кивнула. – Километров двадцать от вас будет. Только мы еще до налета ушли, поскольку ученые! У нас там зенитный дивизион расквартирован, так что, сама понимаешь, наверняка по нам первым и врезали – боюсь, от села и вовсе камня на камне не осталось… Кстати, меня Марией звать, а тебя? – неожиданно сменила она тему.

– Лика, – не стала скрывать истинного имени девушка.

– Анжелика, что ль? – с чисто женским любопытством уточнила Мария. – Или Ангелина?

– Нет, именно Лика, – девушка улыбнулась. – Так родители захотели. Меня Ликой назвали, а сестренку – Лидой.

– Ясно, – снова повторила женщина, не скрываясь, зевая. – Ладно, по дороге еще поговорим, а то у меня от твоих криков уж голова разболелась. Давай-ка пока костер распалим, воду согреем, чайку с девочками попьем. А уж обедать, если повезет, в Родниках станем. Дрова-то собирать умеешь, а, городская?

Лика улыбнулась и встала. Что ж, похоже, пока все в порядке. В ее принадлежности к местным не усомнились, вон даже «городской» назвали, намекая, что, мол, белоручка. Может, и дальше повезет?..

Шли медленно, с той скоростью, с какой могла идти маленькая девочка, но отчего-то никому не пришло в голову взять ее на руки, хотя ребенку явно было нелегко. Наконец Лика не выдержала, догнала женщину, ведшую девочку за руку, и потрогала малышку за худое плечо. Та повернула сердитое личико: нахмуренные бровки и сжатые губы выглядели довольно потешно. Ее мать – Лика уже знала, что ее зовут Агнесс, – остановилась, и девушка сделала приглашающий жест: мол, пойдешь ко мне на руки? Девочка несколько секунд размышляла, смешно склоняя голову то к одному плечу, то к другому, потом протянула ручонки. Агнесс виновато улыбнулась:

– Извините, но вам ведь, наверное, будет тяжело? Я знаю, что Катлин устала, но сама не могу взять ее на руки. – Агнесс провела рукой по заметно округлившемуся животу, обтянутому вылинявшим сарафаном: она была примерно на седьмом месяце беременности.

– Пустяки, – привычно-громко сообщила Лика, легко подхватывая малышку на руки. Весила девочка не больше бронекомплекта, с той лишь разницей, что вес брони равномерно распределялся на все тело, тогда как вес девочки приходился в основном на одну руку. Но теплота прижавшегося тельца неожиданно подействовала успокаивающе, настолько, что появилась уверенность: все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо!..

Первый привал сделали только через час, и Лика, спустив отдохнувшую и заметно повеселевшую девочку на землю, с блаженством растянулась на траве. Несмотря на то что она уже давно не несла малышку на руках, а пересадила на плечи, Лика здорово устала. А ведь их дневной переход еще только начался!

Отдохнув, женщины снова тронулись в путь. Сидящая на плечах Катлин о чем-то радостно щебетала, остальные особой веселостью похвастаться не могли. Двухдневная дорога неожиданно сильно вымотала не привыкших к подобным нагрузкам беженок. Все чаще и чаще они начали устраивать привалы; наконец – судя по положению солнца, вскоре после полудня – кто-то из них бессильно опустился на землю, отказываясь идти дальше. В развернувшемся споре Лика не участвовала, оставаясь сторонним наблюдателем. Суть его была ясна и так: одни говорили, что нужно остановиться и устроить большой привал, другие, под предводительством Марии и, как ни странно, беременной Агнесс, горячо спорили, утверждая, что до цели осталось «всего ничего». Победили вторые, и небольшой отряд – «степной табор», как утром назвала его Лика, – двинулся дальше, часа через полтора выйдя к обещанному населенному пункту. Установленный на холме указатель сообщал, что они пересекли границу колониального поселения «Родники». В поселке, на деле оказавшемся премилым и очень зеленым, был установлен комендантский режим, и хозяйничали солдаты Корпорации. Издалека заметив на въезде часового в неполной броне, Лика сжалась: сейчас начнется. Но, против ожидания, ничего «не началось», скорее наоборот – заприметив их группу, часовой вызвал по рации командира местного гарнизона, который встретил женщин чуть ли не с распростертыми объятиями. Ни о какой проверке документов и речи не шло, зато неограниченное количество слов было сказано о «несчастных беженцах, потерявших по вине федеральных войск кров над головой». «Несчастные беженцы» в разговор вступать не спешили, мрачно дожидаясь окончания политинформации. Наконец комендант выдохся (или исчерпал все запасы эффектных агитационных фраз) и отдал необходимые распоряжения. Женщин поселили в пустующем здании местной школы, куда двое солдат вскоре притащили несколько десятилитровых армейских термосов с чем-то вкусно пахнущим, щедро наделив всех густой и, главное, горячей похлебкой. Комендант суетился тут же, продолжая сокрушаться о «бесчеловечных действиях правительственной армии». Лика на провокацию не поддавалась, хотя желание плюнуть ему в рожу крепло. Федеральные правительственные войска, стало быть, виноваты! А вовсе не твои набитые деньгами, скупившие чуть не полгалактики хозяева! Вот же дерьмо… Естественно, Лика сдержалась: не хватало только повестись на подобную дешевку! За кормежку и кров, конечно, спасибо, в своем репортаже она честно расскажет, что противник, чего уж там, соблюдал все пункты «Конвенции о беженцах и военнопленных», но и не более того. Об остальном она напишет так, как сочтет необходимым. Как говорится, врать и искажать факты не станет, но и писать «с оглядкой» не приучена.

Ближе к вечеру те же солдаты принесли матрасы и одеяла, и женщины принялись потихоньку устраиваться на ночлег в довольно большом – для сельской школы – актовом зале. Лика на всякий случай устроилась поближе к выходу – мало ли что? Улеглась еще засветло и, сделав вид, что уснула, принялась с искренним интересом слушать, о чем перешептываются женщины. Сперва, как водится, говорили «о тряпках» – правда, не о том, кто что купил и кому что идет, а о том, что у кого осталось в разрушенных домах. Потом перешли на обсуждение «текущей ситуации».

– У меня сестра на Диксоне, – говорила Анна, женщина, которая вчера дала Лике хлеба. – Так их войска Корпорации уже трижды захватывали. Первый раз федералы почти сразу отбили, буквально дней через пять. Затем, месяц спустя, снова. Так вот, если в первый раз строгости всякие были – комендантский час, там, хватали кого ни попадя прямо на улицах, то во второй раз все тихо прошло, цивилизованно, даже пайки выдавали. Сестра сказала: многие стали поговаривать, что при Новых живется не хуже, чем при правительстве. Потом они, правда, отчего-то погрузились на свои корабли, да и убрались восвояси. А федеральные войска тоже не торопились на планету вернуться…