Барышня-воровка (сборник)

— Да, у меня запой! — словно прочел ее мысли блондин.

— Я совсем не то подумала, — смутилась Соня.

— Ах, так вы, наверное, подумали: как прекрасно ты выглядишь, парень! — съязвил странный молодой человек.

— О нет, мне просто показалось, что вы несколько не вписываетесь в этот интерьер… — начала было оправдываться Соня и осеклась, осознав, что сморозила глупость.

— Я не вписываюсь?! — вскипел блондин. — Да если хотите знать, я тут четыре года проработал!

— Кем?

Почему-то Соне подумалось, что сейчас мужчина назовет профессию уборщика или плотника.

— Актером!!!

— О-о! Везет вам.

— Уже нет. Сегодня я уволился.

— Так вы тот самый актер, который должен был сыграть Ромео?

— Именно! Владимир Светлинский.

— Красивая фамилия.

— Досталась от дворянских предков.

— У меня в родословной тоже что-то такое имеется, — сказала Соня и протянула Светлинскому руку. — Софья Невзорова.

— Очень приятно.

— А почему вы решили уволиться? Зарплата маленькая?

— Если бы! Я искупаю свою вину перед богом.

— Вину перед богом?

— Да. Я женился не по любви, и бог меня наказал.

— Каким образом?

— Мою жену убили.

— Какой ужас!

— Это как посмотреть. Знали бы вы, какой ужас был жить с ней!

— Она была такая злая?

— Злая и страшная. Как атомная война.

— А вы уверены, что это именно божья кара?

— Да. Потому что милиция подозревает меня. Они шьют мне дело. И если я не докажу обратное… К тому же они заставили меня действительно испытывать чувство вины, хотя я ни в чем, собственно говоря, не виноват. Ну не уследил немного… Так что, я должен был за этой бегемотихой всюду носиться, исполняя роль ее тени?

— Но вы на свободе, — заметила Соня.

— Только потому, что у меня есть алиби.

Соне вдруг стало необычайно интересно. В ней вновь проснулась та часть ее существа, которая любила поиграть в частных детективов.

— А вы не расскажете поподробнее свою историю? — спросила она у своего нового знакомого.

Светлинский сложил газету.

— Расскажу. Почему же нет? Может, вы сумеете дать мне дельный совет?

Соня ничего не ответила, но глаза ее ясно выражали, что она — вся внимание.

— Да, собственно говоря, рассказывать-то и нечего, — махнул рукой Владимир. — Пригласили меня на встречу однокашников. Напился я там. Пришел домой под утро, со своим другом Анатолием. А жена дверь изнутри на засов заперла, как обычно. Боится она одна спать. Мы стучимся, оба пьянючие, а она не открывает. Ну, мы, недолго думая, дверь и взломали. Проходим в квартиру, а женушка в постели валяется. Я над ней измываться начал, называть непристойными словами, предъявлять претензии к ее негуманному отношению к свободному творческому человеку. Понимаете, когда я пьяный, я смелый…

Светлинский призадумался.

— А жена что на это? — не выдержав, задала вопрос Соня.

— В том-то и дело, ничего. Никак не реагировала. Я ее тормошить начал, а она словно делает вид, что умерла. Она на самом деле умерла, но я тогда думал, что только делает вид. Я ведь пьяный был. Тогда Анатолий посоветовал по-другому пробудить ее к жизни. Он ведь тоже нетрезвый был. Он порекомендовал мне поцеловать ее взасос, а когда она растрогается и пошевелится, обматерить. Я ведь не знал тогда, что она умерла!

— Все ясно. Продолжайте.

— Ну, я и попытался это сделать. Смотрю, а губы-то — закоченевшие! Смотрю на шею, а там полоса синяя, и все тело тоже, неестественного какого-то цвета. Вот тогда у меня шок и случился. С тех пор психиатра посещаю. А жену мою задушили. Модным бюстгальтером, который она незадолго до смерти себе купила. Даже ни разу надеть не успела. Жалко было. Вот он все у кровати и лежал. Наверное, первое, что убийце под руку попалось.

Софья покачала головой.

— Какой кошмар!

— Это еще только начало. С тех пор, как мой дом впервые посетили работники правоохранительных органов, сплошным кошмаром стала вся моя жизнь.

— Вас сразу взяли?

— Ну как сразу? Мы сначала милицию вызвали, они приехали, сказали, что, мол, все ясно, ну и забрали нас.

Софья поморщилась.

— Понятно.

— Но знаете, был один таинственный момент во всем этом деле, — продолжал Светлинский.

Соня с любопытством вскинула брови.

— Как преступник мог покинуть квартиру на девятом этаже, если дверь была изнутри заперта на засов?

— А окно? Окно было открыто?

— Только форточка. Мы летом форточку всегда открытой оставляем. Только рамы с сеткой от комаров изнутри вставляем. Теоретически, конечно, можно раму внутрь продавить, в квартиру проникнуть, преступление совершить, а потом каким-нибудь необыкновенным образом, уходя, обратно вставить. Да только попробуйте все это провернуть на высоте девятого этажа! Да вы к этой форточке и не подберетесь! Вы бы видели стену в том месте! Выступы есть, но такие узкие, что человек за них не зацепится! Вот это все, кстати, нам в милиции и предъявили. На том, собственно говоря, обвинение и строится. Потому с нас и не снимают подозрение, несмотря на алиби. Говорят, дело, конечно, запутанное в любом случае, но проще разгадать тайну нашего алиби, чем тайну мистического проникновения преступника в квартиру. Тем более у меня были мотивы.

— А какое у вас двоих было алиби?

— Дело в том, что, пока мы с Анатолием сидели в кутузке, как подозреваемые номер один, медики провели экспертизу и вычислили, что жена моя была мертва задолго до того, как мы явились в квартиру. Смерть наступила еще до полуночи, а мы с Анатолием тогда находились на встрече однокашников. И тому есть множество свидетелей. Там мы были с восьми часов вечера и никуда более, чем на пять минут по нужде, не отлучались. Это также многие могут подтвердить. А в половине девятого мою жену видела соседка. Они поругались. Она случайно задела соседку… э… формами, а та назвала ее толстозадой курицей. Женушка не осталась в долгу и назвала ее курицей, только ощипанной. Таким образом, мнения разошлись, и возникла ссора.

— И поэтому вас с Анатолием отпустили.

— Отпустили, — усмехнулся Владимир. — Под подписку о невыезде.

— А самоубийством это не могло оказаться?

— Какое там самоубийство! На теле обнаружены следы насилия, синяки.

— Но все же вас отпустили. И то хорошо.

— Знали бы вы, что творилось в милиции!

— А что там было?

— Там был такой маленький толстенький следователь с жидкими усиками, похожий на хомяка. У него была очень необычная фамилия. Цереберов. Он постоянно ходил вокруг меня кругами, заглядывал в глаза и вопрошал таким гнусным блеющим голосом: «Почему жену с собой бухать не взял? Оч-чень подозрительно!» Я даже засек время. Эта фраза повторялась с периодичностью в пять минут.

— Действительно странно.

— Представляете, мало мне того психологического шока, когда я обнаружил, что жена мертва, так он еще в нагрузку сумел внушить мне, что я действительно поступил плохо, когда не взял жену с собой бухать.

— А почему вы ее не взяли?

— Да потому что она там на хрен не нужна!

— Ах да, вы говорили, что женились не по любви. Она что, достаточно богата?

— Да не в том дело. Просто моя жена…

— Погодите, — прервала я. — Вы ни разу не назвали ее по имени.

— Ее звали Нина. Мне приходилось звать ее Нинусик. Она меня заставляла так себя называть.

— Давайте же так и будем называть ее впредь. Я имею в виду, по имени, Ниной. А то все жена да жена.

— Так вот. У нас тогда был свой любительский театр, мы все хотели получить известность. А Нина как раз работала в крупном рекламном агентстве. Она могла помочь нам обрести популярность. И я решил сделать «ход конем», жениться на этой жирной стерве.

— Я вижу, вы совсем не любили ее.

— Не то слово! Прости меня, господи! — Светлинский набожно перекрестился. — Царствие ей небесное!

— Продолжайте.

— Короче, театр наш вскоре развалился, но некоторую известность мы приобрести успели. Самое главное, что Нинусик так и не провернула ни одной рекламной акции, пока я не взял на себя брачные обязательства. И тогда она связала меня по рукам и ногам. Договор был составлен столь хитрым образом, что подавать на развод вышло бы себе дороже. Но это всё юридические тонкости, и я думаю, не стоит в них вдаваться.