Братство Чародеев

– Ну что я могу тебе сказать, Агон? Ты выдернул меня из шатра как предателя! Я почти ничего не знаю. Что знаю – скажу. У Ордена свои внутренние дрязги, может быть это и хотел донести до меня наш благодетель. Он сообщил мне лишь то, что не все довольны моей «высылкой».

– Знаешь, что я не смог ни отыскать никакого Барса, ни достучаться до него? – медленно проговорил Император. – А поверь мне – я могу быть настойчив.

Эйдор верил, люди без таких черт характера владыками государств не становятся.

– Я сильно сомневаюсь, что его зовут Барс, – поделился мыслью Эйдор. – Однако прозвища среди рыцарей Братства распространены, так что скорее всего кто-то из них. Чародеи не любят «кличек».

Некоторое время Агон молчал, поглядывая на скрипящее перо.

– А еще мне кажется, что он не хочет участвовать в общем деле усмийцев, – добавил юноша.

Император отстраненно кивнул:

– Такое бывает. Вера давно уже перестала быть верой. Тайные паладины идут против Горна, усмийцы равнодушны к делам собратьев. А простые люди верят только в силу да золотую монету. Мы живем своими законами. Прости меня, Эйдор, мне просто показалось, что ты можешь…

– Я все могу, – зло прервал его анхорец. Проклятье, почему они все хотят, чтобы он делал так, как они пожелают? Почему они не дают ему жить самому? – И сейчас я хотел бы делать полезное, хорошее дело, которое я сам выбрал, а не которое мне навязывают. Любви к Анхору у меня больше нет! Но, пожалуйста, пусть это будет моя нелюбовь и мой выбор. Если хочешь – я буду докладывать тебе обо всех наших разговорах, мало того, я думаю мы сможем использовать этого Барса в дальнейшем, когда пойдем на север. Но не следи за мной!

Горячая речь Эйдора заставила Агона немного смутиться.

– А для того, чтобы он мне больше доверял – мне необходимо научиться говорить только с ним, чтобы меня не могли услышать твои добрые соглядатели даже при огромном желании. Ты научишь меня?

Глаза Императора удивленно расширились, и он с недоверием развел руками:

– Ты больно шустр, Эйдор. Ставишь мне условия?

Вампир еле сдержался от хлесткого ответа. Агон добр к нему, но наверняка и у этого чувства есть границы:

– Нет, просто хочу немного уважения к себе. Мне надоело быть игрушкой в чужих руках, понимаешь? То меня волочит убивать Агира, то тащит Ваогар, то меня использует Ладомар. Анхор, Братство – у них у всех на меня свои планы. У тебя, как я вижу, свои. Но мне хочется, чтобы это был мой выбор, а не чей-то еще. Я устал уже, понимаешь?!

Агон улыбнулся:

– Хорошо, мальчик мой, прости меня за такое недоверие. Сегодня, после обеда, приходи ко мне, я попробую научить тебя как отсекать ненужные уши при разговорах с другими усмийцами. Но обещай мне, прошу, хотя бы в знак признательности за мою доброту – что я не пожалею о доверии тебе.

Эйдор думал сказать, что ему доверие Агона не нужно, но опять сдержался.

– Сейчас у меня нет ни одной дороги, по которой бы я хотел пойти, кроме твоей, Агон, – наконец проговорил он.

– Тогда еще раз прости меня, и жду тебя после обеда, – Агон вновь поглядел на пергамент. Перо замерло над столом и больше не царапало послания. – А сейчас, извини меня вновь, мне нужно вернуться к делам.

Эйдор кивнул Императору и вышел прочь.

На улице царило лето. Сейчас бы искупаться, но идти на реку, вдоль берегов которой стоят воинские лагеря, а по тропам снуют патрули – не хотелось. Потому юноша вернулся в свой шатер, чтобы немного побыть наедине со своими мыслями, и покопаться в магических силах. Жаркий интерес к чародейству за последние две недели сильно угас, однако легкие язычки пламени еще тлели в душе, и периодически захватывали Эйдора с головой.

Миновав кордоны охраны, юноша остановился, и обернулся. Над шатром Агона вяло повисло черное знамя Империи. Безветрие… Скучное, душное, летнее безветрие, от которого хочется забиться в тень и ничего не делать. Магия подождет, решил Эйдор и, ведомый легким голодом, отправился к кухонным палаткам.

Агон подошел к выходу и чуть приподнял полог, впустив внутрь немного свежего воздуха. Искоса глянул на голубое небо и раздраженно махнул рукой, отправляя написанную почту. Магические посланцы, ждавшие сигнала под потолком шатра, молча расхватали письма и черными тенями метнулись на волю. Указы, приказы, наказы – вся выматывающая тягомотина, верная спутница порядка. Слова, которые порою необходимо подкреплять карательными группами, наемными убийцами и личными визитами «вежливости». Нет страха – и закон перестает работать. Досадно.

Проводив взором посланников, Император вернулся внутрь и остановился посреди походного жилища. Здесь он чувствовал себя не в пример лучше, чем в стенах замков и городов. Нет лишней суеты свиты, нет ненавистных шагов в коридорах. Иногда даже можно услышать птиц, голоса которых изредка пробивались через гул стоящей в низине армии.

Мысли чародея вернулись к Эйдору. Последнее время он часто о нем размышлял, пытаясь понять, стоит ли тратить столько времени и сил на молодого вампира. Сложный характер у него. Тяжело мальчику пришлось: в таком возрасте разочароваться в людях. Верно говорят, что правды лучше не знать.

– Повелитель, не угодно ли вам позавтракать? – на пороге тихо объявился Женарг. Верный пес… Верный ли? Агон чувствовал, что меньше и меньше доверяет услужливому слуге.

– Неси, – не оборачиваясь бросил Император. Скорее всего, скоро ему придется расстаться с рыжим хитрецом.

Агон был осведомлен об интригах в его окружении, особенно усилившихся с появлением Эйдора. Одно из новых имен не давало императору покоя. Алеано. Человек без лица. Неведомый заговорщик, о котором известен только факт его существования. Поиски пока успехов не дали, но следы изменника были повсюду. Наверняка он уже ищет подходы к Женаргу, и едва запахнет жареным – слуга переметнется, как пить дать. Или же болезнь недоверия пришла в душу Императора от юного анхорца?

Эйдор ему нужен. Силой вампира не удержать, угрозы бессмысленны: мальчику нечего терять. Лесть – он не поверит. А вот приблизить к себе, стать его другом, как бы мерзко не звучало, единственный путь заполучить юношу в союзники. Но делать это надо очень осторожно. Впрочем, мальчик обладал поистине звериным нюхом, чувствовал, что у Агона весьма прозрачные интересы и намерения.

В сердце некстати заворочались воспоминания о Лемилле и Склое. Не об этом они мечтали. Не об этом… Им повезло, что они не увидели, как строится их Империя. Не «наслаждались» рядами виселиц, где болтаются тела сынов Мереана, решивших поживиться за счет экспансии своей страны. Не казнили ставленников, запускавших жадные руки в средства выделенные на восстановление земель и городов. И не сидели часами напролет над простыми на вид приказами десяткам наместников, которые без участия Агона боялись хоть что-нибудь сделать не так.

Лемилла сейчас, наверное, уже мертва. Но он все еще помнил ее глаза и ее запах. Он до сих пор ее любил, прекрасно понимая, что вместе им не быть никогда и даже если такой шанс вдруг объявится – Агон его не использует. Уже поздно. Все поздно. Она его предала.

А Склой… Склой сейчас опять бредет по дну Долгого залива, в очередной раз безмолвно и неумолимо приближаясь к Агону, чтобы принести кару Усмия. Через неделю надо будет вновь лететь на берег Сердца и заставить старого приятеля побродить еще немного. Неужели всю жизнь так придется бегать?

Где-то в глубине души Император надеялся, что юный анхорец, набрав должную силу, сможет остановить обезумевшего мечника. Если только им удастся подружиться.

Когда Эйдор пришел к нему учиться искусству общения, Агон отметил, что тяга к знаниям у юноши была, но чувствовалось, что этот порыв недолговечен. Мальчик внимал его инструкциям, старательно повторял, пробовал обратиться к нему тайным способом, возмущенно встряхивал седыми космами и вновь пытался закрыть свои слова для всех, кроме Агона. Безуспешно.