Месть Ледовой Гончей

– Твои обвинения, Зиан!

– Он ударил меня! – громко сказал ученик шамана и обернулся, чтобы показать всем синяк под глазом. – Ударил несколько раз! Сначала вылил на меня ужин уважаемого Балиара, а потом и вовсе обезумел!

Наступила удивленная тишина. Я никому, кроме Фарри, не рассказывал о своем поступке, да и Зиан, видимо, не распространялся, так что для команды новость оказалась сюрпризом. Айз, за которым я наблюдал с того момента, как кок появился в столовой, удивленно поднял брови. Да-да, мастер Айз. А ты думал, что этот юнга просто воришка чужой еды, да? И как тебе такое?

«Нехорошо так думать, Эд».

– Я вызываю Балиара ан Вонка, – громыхнул капитан.

– Но прежде я хочу сказать, что не держу зла на малыша, – неожиданно продолжил Зиан. Он посмотрел на капитана со всем смирением, на которое был способен. – Может быть, я чем-то мог его спровоцировать на этот шаг. Я не знаю, увы. Мне кажется, что десять плетей – это слишком жестоко. Но закон есть закон, и воля капитана священна.

Он поклонился и отошел к абордажникам.

Гром поиграл желваками и повторил:

– Я вызываю Балиара ан Вонка.

Старый шаман сидел на одной из лавок у стены, рядом с ним старались не стоять, отчего вокруг образовалось пространство. После слов Аргаста Балиар вздрогнул, посмотрел непонимающе на бородача, а затем расплылся в доброй улыбке и с кряхтеньем поднялся. Вся команда пристально проследила за тем, как шаман, прихрамывая, вышел в центр.

На меня ан Вонк даже не посмотрел.

– Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? – торжественно продолжал Дувал.

– Да-да, видел, – не перестал улыбаться старик. – Ох, удивительный был вечер. Я читал дневники шаманов Девятки, когда вдруг подумал о…

– Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? – недовольно повторил капитан.

– А? Простите? Ах да! Ну да, я же сказал, да! – вынырнул из своего мирка шаман. Гром сухо кашлянул, поджав губы. Обвел молчащую команду взглядом, неторопливо поворачиваясь на каблуках.

– Вы все слышали. Вы все должны были понять, если у вас еще не замерзли последние мозги. Меня не интересуют причины. Меня не интересуют ваши гребаные интересы в таких ситуациях. Закон един для всех! Юнга Эд Бауди приговаривается к десяти плетям за то, что поднял руку на товарища. Пусть это будет уроком для всех вас, выкормыши Темного бога! Никто на борту достославной «Звездочки» не смеет поднимать руку на члена команды!

Он выдержал паузу, вслушиваясь в молчание. Никто не произнес ни слова, хотя мне послышалось недовольное бурчание со стороны палубников.

– Мертвец, приступай.

Первый помощник кивнул и взмахнул рукой, в которой была зажата плеть.

– На стол, – бесцветно произнес он.

В нем не было ничего. Пустота. Я сразу вспомнил проклятого Черного капитана, с которым столкнулся несколько месяцев назад. Человек с мертвой душой. Монстр. Неужели Мертвец из них? Но как такое может случиться? Как простой моряк с обычного пиратского шаппа может оказаться мифологическим чудовищем Пустыни?

– Прервите меня, если я ошибаюсь. Но неужели хоть кто-то верит в то, что малец действительно просто так набросился на этого оледеневшего камнесоса? – вдруг сказал кто-то из толпы. – Ну-ка, ну-ка, поднимите руки, кто искренне в это верит.

Сиплый дернулся было поднять руку, но его грубо одернул Волк. Больше никто не пошевелился.

Все стихло. Абордажники скалились, снисходительно поглядывая на молчащих моряков палубной и технической команд. Самих штурмовиков Зиан никогда не задирал, и проблемы «низших народов» обитателей первой палубы не касались. Однако у говорившего оказалось свое мнение.

Гром молчал от возмущения, собираясь с силами для ответа наглецу. Я удивленно посмотрел на вышедшего из толпы абордажника в красных кожаных одеждах с черной меховой оторочкой. Буран. Темноволосый, крепкий, похожий на героев древности, каждый день волевым решением сметающих с лица Пустыни десятки врагов. Пристальный, пронизывающий взгляд штурмовика скользнул по собравшимся, на губах играла насмешливая улыбка. Неожиданная поддержка.

– Буран, закрыл бы ты свою пасть, – раздался голос Старика. – Вздумал оспаривать приказ капитана? Хочешь провести следующую неделю во льдах?

– Эй-эй-эй! Не так шустро, командир, – вскинул руки улыбающийся Буран. – Давайте не станем искать в глубинах наших темненьких душ самые черные пятна. Они там есть, бесспорно, но я бы не хотел распространяться об этом сейчас, прилюдно. Кто знает, может, потом на мне повиснет ответственность за чьи-нибудь плохие сны и снежное безумие… Я даже…

– Чего ты хочешь, Буран? – оборвал его Старик. – Избавь нас от своей болтовни.

– Ничего такого, ваше старшинство. Я всего лишь создаю необходимый шум. Кто-то же должен это сделать! А то стоят и молчат, как стадо оленей на пастбище. Мы же на сходке. Надо порицать, надо шуметь. Покрикивать там, мол, давай, Мертвец, всыпь ему. Это ведь не запрещено корсарским кодексом. Или запрещено хлопать в ладоши? Я вот хотел похлопать в ладошки – ведь наконец-то среди палубных шаркунов нашелся хоть кто-то с яйцами.

Абордажник пристально посмотрел в лицо командиру и демонстративно захлопал. Затем напустил на себя серьезный вид, шутливо поклонился и с чувством выполненного долга добавил:

– А теперь порите его, нещадно. Со страстью и рвением, как умеет наш первый помощник!

Мертвец невозмутимо перевел взгляд на капитана. В столовой повисла напряженная тишина.

– Ты не заболтался ли, Буранчик? – проговорил Половой.

Что-то зло произнес Сабля, приободренный словами старшего матроса.

– Заткнулись все, – вмешался Гром. – Старик, мне кажется, что твои ребята стали чувствовать себя слишком вольготно.

– Я разберусь, капитан, – буркнул разъяренный командир абордажной команды. Хотя уверенности в душе воина было поменьше, чем в голосе. Буран, известный на корабле за острый язык и непомерную храбрость, был Неприкасаемым. Воспитанником могущественного ордена воинов, оказавшимся волею судьбы в составе пиратской команды. Такому, как он, ничего не стоит спустить шкуру со Старика и обоих штурмовых офицеров разом. Никто не способен сравниться в драке с Неприкасаемыми. Капитан очень гордился тем, что у него на борту сразу два элитных бойца – Буран и его друг по ордену, молчаливый и мрачный Торос, всегда и везде поддерживающий товарища. Даже сейчас он выдвинулся из толпы и стоял, угрюмо встречая взгляды моряков. Но не хлопал.

– Ты стал слишком болтлив, Буран, – наконец проговорил Дувал. – Мне кажется, твой язык начинает мешать тебе.

– Я ничего не нарушил, капитан! Всем людям, кто ушами слушает, а глазами смотрит, известны повадки малыша ан Варра.

– Закрой наконец свой поганый рот, – рявкнул Старик.

– Шестнадцатый пункт закона гласит: порицающий члена команды, если он не офицер, должен получить две плети. В пункте есть исключения, но тебя они не касаются, – прогудел Мертвец. Капитан Гром лишь кивнул, подтверждая его слова.

Буран после слов первого помощника сдернул с себя алую куртку на меху, бросил ее на пол, затем стянул через голову рубаху, обнажив покрытый шрамами торс, и подошел к первому помощнику с широкой улыбкой.

– Ну и цены у вас, – осклабился он.

Послышались смешки со стороны штурмовиков, и я увидел, как дернулось веко услышавшего это капитана.

– Подожди своей очереди, – отстраненно сообщил Бурану Мертвец и уставился на меня.

– На стол.

Я вскарабкался наверх и поудобнее устроился, подставив спину под плеть. Заступничество Неприкасаемого почти прогнало страх перед наказанием. Теперь, после такой поддержки, я был уверен, что выдержу любые пытки.

А затем Мертвец ударил, и в глазах потемнело. До крови прокусив губы, я только вздохнул, удерживая в груди крик. Как же больно! Мне показалось, что первый помощник просто разрезал мою спину.

– Один, – скучающе сообщил палач.

Второй удар был больнее предыдущего. Я выгнулся, вцепившись руками в стол. Мне казалось, что так будет легче, проще. Что если я буду держаться за края – это поможет. Дали бы волю, я вгрызся бы в него зубами. Спину жгло огнем, причем пламя не утихало, а после каждого удара разгоралось все жарче, проникая во внутренности.