Фонвизин

Занимаясь делами, торгуясь с покупателями и составляя «ответы на неприятные письма», Фонвизин оставляет время для приятных досугов: принимает гостей, среди которых едва не чаще прочих называется почитаемый им Державин («после обеда приехал ко мне Таврило Романович Державин, Наталья Ивановна, Татьяна Калестратовна (жена А. Н. Пузыревского. — М. Л.) с дочерьми, и весь вечер у меня просидели», — пишет он 18 октября; «поутру был у меня Гаврила Романович и Пузыревский» — 20 октября; «был у меня Державин» — 24 октября), ездит в гости, в том числе к Державину («после обеда ездили к Державину и к Княжевичу (вероятно, к Максиму Дмитриевичу Княжевичу, в 1779 году перебравшемуся в Россию из Сербии, служившему в кавалергардах и ставшему впоследствии уфимским губернским прокурором. — М. Л.)» — 26 октября; «ездили к Державину, но не застали его дома» — 1 ноября), и, по-видимому, без сопровождения супруги посещает балы (точно известно, что 6 ноября он «вечеру ездил на бал»). В последние годы жизни Фонвизин напоминает себя самого без малого тридцатилетней давности, восемнадцатилетним юношей поселившегося в Петербурге и имевшего силы «везде поспеть». «8 ноября 1789 года… — пишет он в своем дневнике, — после обеда ездил я к Кавалинскому (вероятно, к правителю канцелярии Потемкина, ученику знаменитого украинского философа Григория Сковороды, поэту и переводчику Михаилу Ивановичу Кавалинскому. — М. Л.), Пузыревским и к Державину», правда, «на бал к Бабарыкину» уже не поехал. К генерал-майору Петру Ивановичу Бабарыкину Фонвизин отправляется 4 декабря вместе с давно ожидаемым и наконец прибывшим в Петербург младшим братом Александром Ивановичем, а «оттуда к Пузыревским обедать. У них, — продолжает Денис Иванович, — видел брат цыганскую пляску». Сам же Фонвизин цыганские пляски видел не раз и, вероятно, был большим их любителем: из того же дневника следует, что 28 января 1790 года он ездил «на бал к Пузыревским, где нововыписанная цыганка Наталья плясала очень хорошо».

Кажется, в разбитом параличом Фонвизине вновь (в который уже раз) просыпается давно угасшая надежда на выздоровление, и время от времени он, а иногда и окружающие замечают несомненные признаки улучшения здоровья: 31 октября 1789 года «приметили все свободнейшее в локте движение», а 7 февраля 1790 года «поутру без всякого лекарства было на низе натурально, чего во всю болезнь не бывало». Несмотря на непростое «положение дел» (с которым он незамедлительно знакомит только что приехавшего брата Александра Ивановича), «препятствия в продаже деревни», «неприятные письма», денежные дела в Митаве и «бездельства» одержавшего какую-то неприятно его поразившую победу какого-то Фурсова, об «ипохондрическом расположении духа» в конце 1789-го — начале 1790 года Фонвизин больше не пишет. Он бодр и активен, в начале декабря разбирает с верным Клостерманом свою живописную коллекцию и 14 декабря отправляет графу Безбородко «портфель с 35 рисунками да 4 рисунка за стеклом в раме», 8 и 11 февраля «упражняется в выборе обоев для деревенского дома», «убирает книги», а 17 февраля ни с того ни с сего посещает сахарную фабрику.

Не прекращает Фонвизин и литературную деятельность: заканчивает не дошедший до нас перевод «Анналов» и 14 февраля посылает «Письмо к государыне о Таците», работает над своими новыми комедиями «Выбор гувернера», «Обманчивая наружность, или Человек высшего света» и неназванным наброском пьесы, одним из персонажей которой является неизменный Стародум. Таким образом, вместе с «Добрым наставником» количество незаконченных фонвизинских комедий достигает трех, в каждой из них дело не идет далее первого действия, а завершенная комедия «Выбор гувернера» является короткой трехактной пьесой. Ясно, что на рубеже 1780–1790-х годов Фонвизин ощущает себя в первую очередь комедиографом. Он полон энергии и творческих замыслов, однако болезнь и жизненные неурядицы не позволяют знаменитому писателю сосредоточиться на литературной работе и создать большую пятиактную пьесу.

В это же время прославленный драматург начинает размышлять о масштабах своего литературного дарования и, судя по всему, его отношение к этому предмету было весьма противоречивым. Не сомневаясь в своем сатирическом таланте и не раз повторяя, что литературные способности могли принести (и принесли) ему больше вреда, нежели пользы, Фонвизин, по его собственным словам, отказывается верить неназванному в «Чистосердечном признании» приятелю (поэту и драматургу, автору комедии «Россиянин, возвратившийся из Франции» Александру Григорьевичу Карину), всю свою недолгую жизнь утверждавшему, что его друг Денис «родился быть великим писателем». Однако противоречия здесь нет. В словах Карина опытный человек Фонвизин видит лишь ничем не прикрытую лесть стихотворца, боящегося острых насмешек «великого критика», лесть, не позволившую тщеславному Фонвизину в свое время «истребить» несчастную и едва его не погубившую «склонность к сатире». Скорее ставший знаменитым поэт и комедиограф сомневается в искренности своего «учтивого» «соученика», а не в силе своего комического таланта.

Как правило, в своих новых комедиях Фонвизин разрабатывает уже затрагиваемые им темы и выводит на сцену хорошо известных публике персонажей. В безымянном отрывке, представляющем собой первую сцену первого акта пьесы, жена главного героя Простосерда Ненила призывает мужа прекратить тратить деньги на бессмысленное приобретение новых книг, а купив «книжку-другую хорошеньких», перечитывать их снова и снова. Свое дикое предложение Ненила обосновывает настолько разумно, что Простосерду приходится с ним согласиться и даже присоединиться к мнению глуповатой, но оказавшейся правой супруги: в самом деле, во всех известных ему отечественных книгах написано одно и то же, «только другими словами, а кажется — и другого автора, и не та печать». Сама Ненила привычки читать не имеет, а потому мошенникам от литературы обмануть себя не позволит. Не обмануть им и их дочь Юлию, правда, по другой причине. Пройдя дорогое обучение у «мадамы», юная девушка читает исключительно французские книги, но, в отличие от отца, деньги на них не тратит, а пользуется услугами господина Безчеста. Этот «друг и наставник» молодого Петрушки Простосерда располагает большой библиотекой французской литературы и всегда готов «ее книжками ссудить».

Кажется, читателя ожидает новая встреча со старыми знакомыми: скупой «дурищей» Бригадиршей и галломаном Иванушкой. «Лучше плуты люди тебя не обманут. Ты там не дашь уже пяти копеек, где надобно дать четыре копейки с денежкой», — поучает Бригадирша своего сына в 1769 году; «Благодарю Творца, что не люблю читать книг: а то бы, пожалуй, плуты и меня обманули», — вторит ей через 20 лет жена Простосерда. «Я сам кроме романов ничего не читывал, и для того-то я таков, как вы меня видите», — отвечает Иванушка влюбленной в него Советнице, и есть все основания полагать, что так же думает и поступает не успевший выйти на сцену любитель французских книг, отнюдь не князь Честон российский дворянин Безчест. Правда, в этих несомненно похожих текстах можно без особого труда обнаружить принципиальные отличия. «Конечно, грамматика не надобна. Прежде нежели ее учить станешь, так ведь ее купить еще надобно. Заплатишь за нее гривен восемь, а выучишь ли, нет ли, Бог знает», — изрекает Бригадирша, и для читателя становится очевидной правота Бригадира, во всеуслышание объявившего, что его супруга «умна как корова». «Не знаю, батюшка, на кой черт ты столько книг покупаешь всякий день; только деньгам перевод. Легкое ль дело. Теперь три поставца битком набито… ведь я чай, что в одной книжке написано, то есть и в тридцати», — внушает Ненила своему мужу Простосерду, и читатель видит, что она по части ума от своей предшественницы ушла не очень далеко. Однако из дальнейшего разговора проницательный «смотритель» понимает, что в своей новой комедии Фонвизин говорит не только о глупости героини, но и о «ничтожестве литературы русской». Хотя в кого Фонвизин целит на самом деле, мы не узнаем никогда: ни друг Простосерда и любимый персонаж Фонвизина Стародум, ни молодой Простосерд, ни его жена Зенида, ни Безчест в дело не вступают и суть проблемы не проясняют.