Страница 2 из 75
Так, появившись на политической сцене, женщины Франции XVI века сразу стали играть заметную роль.
Добрые христианки в некоторых чертах своего характера, язычницы в других, они смешивали Евангелие с античной мифологией и, выходя из церкви, направлялись за советами и наставлениями к колдунам и звездочетам. Принимая деятельное участие во всех событиях этой эпохи, в которую, по меткому выражению Монтеня, натура человеческая была потрясена во всех смыслах и до самого основания, дамы эти были амазонками и поэтессами, пренебрегали условностями и усталостью и бравировали опасностями, господствуя всюду и надо всеми своим умом и красотой, своими познаниями в науках и отвагой ветреных любовниц, — короче говоря, они владели тайными чарами Армиды.
В этом странном и блестящем обществе, в котором эрудиция ценилась превыше роскоши, а смелость мысли и поступка радостно встречалась как новое и доселе неведомое удовольствие, расцвели бессмертные творения искусства, в то время как в глубине его под столь изящной, утонченной элегантностью скрывались грубость и насилие почти варварские, по временам примешивавшие к аромату чувственной поэзии пряный запах крови. То была эпоха, таившая в себе столько страданий и сладострастия, столько слез и раскатов смеха, в которую веселость Рабле сияла и искрилась посреди приступов безумного религиозного фанатизма и гнева, а мода на женскую и мужскую одежду была исполнена особой грации и необычайного изящества, эпоха живописная и драматическая во всем, во всех аспектах представлявшаяся то грандиозной, то смехотворной, соблазнительно-прекрасной и отталкивающе ужасной в одно и то же время.
Все, что с ней связано, в равной степени напоено какой-то изящной завораживающей жестокостью. Христианский мистицизм соединяется с любовью к форме, отличительной чертой всякого язычества; самые грубые суеверия сливаются с самым искренним и научным, пытливым сомнением. Религия и разврат царят в одних и тех же душах. Словом, неспокойный, непоследовательный, мучительный век, к которому прекрасно подходит замечание Ля Брюйера о Рабле: «Чудовищная смесь тонкой и изобретательной морали и самого грязного распутства и порчи, когда дурное доставляет себе истинное удовольствие, становясь еще хуже, а хорошее — утонченней и прекрасней, на фоне пороков еще разительней бросаясь в глаза».
Все дамы общества (или двора) Валуа, столь любопытного для наблюдений, заслуживают того, чтобы стать предметом самого глубокого изучения. Какое разнообразие женских типов, в которых легко различимы все нюансы человеческих страстей, где посреди самых трагических событий сияют незаурядные красавицы, достойные иметь своим историографом Брантома, великого бытописателя галантных дам и французского общества XVI века.
Однако история всякого века начинается с конца предыдущего. Так уж повелось испокон веков.
Глава 1 Пятнадцатый век завершается
Король Франции Людовик XI, искушенный политик и старый французский лис, должен был вскоре перейти в мир иной, но для наследника французского престола долгожданная минута откладывалась со дня на день. В марте 1479 года Людовик XI внезапно заболел, сраженный непонятным недугом. Врачи были в полной растерянности. В народе шептались, что он парализован и потерял дар речи и что некий святой человек по имени Франциск из Паолы приехал из Италии и сейчас находится у постели больного, решив доказать врачам, что лишь истинная вера способна творить подлинные чудеса — исцелять или карать по божьей воле. Людовик XI всегда отличался пристрастием к женскому полу. В отличие от других французских королей, он опасался всевластных фавориток, способных разорить королевскую казну. Как человек практичный, он умел сочетать приятное с полезным для государства.
Так, один из историков той эпохи пишет о нем: «Людовик XI умел сочетать (и как искусно) со всеми этими беспутствами проявления набожности, предаваясь ей тем охотнее потому, что она вовсе не мешала ему предаваться удовольствиям» [6].
Тот же историк писал в другом месте своего труда: «Государь этот, с одной стороны, отдавал приказы приводить к нему в назначенное место понравившихся ему женщин, а с другой — распоряжался насчет обетов и паломничеств, которые намеревался предпринять…»
В женский ум Людовик XI не верил, утверждая, что, на его взгляд, едва ли можно найти представительницу слабого пола, наделенную сильным разумом.
С полным основанием можно предположить, что его отношение к женщинам сложилось под непосредственным влиянием возлюбленной его отца Карла VII Агнессы Сорель (1409–1450 гг.). В 1431 году эта прекрасная двадцатидвухлетняя дама стала фрейлиной герцогини Анжуйской. Король, очарованный ее красотой, не мог забыть пепельный цвет ее волос, голубые глаза, совершенной формы нос, очаровательный рот. Узнав ее имя, король молча прошел в свои апартаменты. «Это была самая молодая и самая прекрасная среди всех женщин мира», — восклицал хроникер Жан Шартье. Другие летописцы и историки вторили ему: «Да, безусловно, то была одна из самых красивых женщин…», «самой красивой среди современных ей молодых женщин» [7]. Что ж, с этим трудно не согласиться. 22 года — возраст восхитительного расцвета для женщин той поры, когда старость, незаметная и неумолимая, подкрадывалась сразу по достижении сорокалетия. Так что отдадим должное славославящим эту прекрасную даму: едва ли они преувеличивали. Даже папа Пий II не смог удержаться от восхищенного восклицания: «Воистину, у нее было самое красивое лицо, какое только можно себе представить».
О происхождении дамы сердца Карла VII почти ничего неизвестно. Отец ее Жан Соре был советником графа де Клермон, мать Катрин де Меньеле владела поместьями де Верней. Тетушка Агнессы, когда девочке исполнилось пятнадцать лет, добилась для своей родственницы немалой милости — должности фрейлины мри дворе Изабеллы Лотарингской, королевы Сицилии и супруги короля Рене.
Где и когда появилась на свет эта самая красивая женщина XV века, точно неизвестно, ибо на сей счет среди летописцев были большие разногласия. Одни утверждали, что она родилась в городке Фроманто в Пикардии, другие называли местом ее рождения город Фроманто в Турени. Ясно одно, историки и биографы сходились лишь на том, что ей было двадцать два года, когда ее впервые увидел Карл VII. И Агнесса Сорель была «так красива и очаровательна, как никакая другая королева…»
Уже в вечер знакомства король отважился заявить о своих нежных чувствах, но девушка убежала с испуганным видом. Однако через несколько месяцев о любовной связи короля и дамы из Фроманто знал уже весь двор. Одна лишь королева пребывала в неведении. Но однажды вечером Мария Анжуйская встретила фаворитку короля, прогуливавшуюся по коридорам дворца с обнаженной грудью. Подозрение заставило королеву действовать, она стала постоянно пристально наблюдать за супругом, но тот был очень осторожен. Летописец Жан Шартье сообщал, что «никто никогда не видел Агнессу целующейся с королем…». Так или иначе, но в 1445 году, уже в возрасте 36 лет, красавица забеременела [8].
В день, когда должен был появиться на свет младенец, королева, заметив счастливую улыбку на лице короля, больше не сомневалась в его измене. Она встретилась со своей матерью Иоландой Анжуйской и поделилась с ней своими сомнениями. Но мать ее хорошо понимала, что дочь едва ли способна соперничать с умной и красивой Агнессой. Кроме того, она знала, что требование прогнать фаворитку приведет лишь к тому, что Карл VII непременно найдет себе нескольких новых любовниц. Поэтому Иоланда Анжуйская посоветовала дочери смириться с существующим положением дел. И добрая и снисходительная королева даже попыталась наладить дружеские отношения с любовницей мужа. Теперь они часто проводили время вместе, гуляли, беседовали, слушали музыку, выезжали на охоту и рыцарские турниры. Карл VII был счастлив, видя такое удивительное согласие.
[6] Dreux du Radier Memoires historiques et critiques, et Anecdotes des Reines et Regentes de France. 1808.
[7] Сто великих любовниц. Агнесса Сорель. М.: «Вече». 1998. С. 321.
[8] Цитируется по книге Бретона Ги «История Франции в рассказах о любви».