Страница 38 из 49
— Хорошо, чем я могу вам помочь?
— Насколько я понимаю, в вашей компетенции принимать решение: сохранять материалы по окончании следствия или нет. В кармане халата Генри Гаскона было найдено некое письмо, не так ли?
— Совершенно верно.
— Письмо от его племянника Джорджа Рамзея?
— Именно так. Письмо было включено в материалы дела, что бы уточнить время смерти.
— Это письмо сохранилось?
Пуаро с волнением ожидал ответа следователя. Услышав, что письмо можно получить, он с облегчением вздохнул. Получив, на конец, этот документ, он внимательно изучил его. Письмо было написано перьевой ручкой весьма неразборчивым почерком. Оно гласило:
«Дорогой дядя Генри!
Я с сожалением должен сообщить вам, что я не добился успеха у дяди Энтони. Ваше предложение встретиться с ним не вызвало у него никакого энтузиазма. И он ничего мне не ответил на ваше пожелание забыть прошлые обиды. Конечно, он очень болен и постепенно теряет рассудок. Боюсь, что его конец близок. Похоже, он с трудом вспоминает, кто вы такой.
Весьма сожалею, что я не справился с вашим поручением, но, уверяю вас, я сделал все, что мог.
Ваш любящий племянник Джордж Рамзей».
Само письмо было датировано третьим ноября. Пуаро взглянул на почтовый штемпель. Там было указано время шестнадцать тридцать.
Он пробормотал:
— Все идеально сходится.
Теперь он отправился на Кингстон Хилл. После непродолжительной борьбы, в которой он использовал все свое добродушие и настойчивость, он добился беседы с Амелией Хил — кухаркой и домоправительницей покойного мистера Гаскона.
Миссис Хил поначалу держала себя высокомерно и недоверчиво, но чарующая вежливость этого необычного иностранца дала плоды. Миссис Амелия Хил стала приветливой. Она обнаружила, как и многие женщины до нее, что рассказывают о своих несчастиях действительно заинтересованному и доброжелательному слушателю.
Четырнадцать лет она вела хозяйство в доме мистера Гаскона, а это вовсе не легкая работа! Конечно, нет. Многие женщины спасовали бы перед той ношей, которую ей пришлось тащить на себе. Бедный старик был весьма эксцентричен и к тому же очень скуп — он был просто охвачен манией экономии, а ведь был очень богат. Но миссис Хил ему преданно служила и мирилась со всеми его чудачествами, и, вполне естественно, она рассчитывала на благодарность. Но нет, ничего подобного! Старик не изменил своего старого завещания, в котором оставлял все свои деньги жене, а в случае, если умрет раньше брата, то своему брату Генри. Это завещание было составлено много лет назад. Все это было не слишком-то красиво со стороны мистера Энтони.
Постепенно Пуаро удалось увести разговор от неудовлетворенной алчности миссис Хил и задать интересующие его вопросы. Конечно, поступок мистера Энтони был бессердечен и несправедлив! Никто не может упрекнуть миссис Хил за ее негодование и обиду по этому поводу. Всем известно, что мистер Гаскон был скуп. Говорят даже, что покойный отверг помощь своего единственного брата. Возможно, миссис Хил что-нибудь об этом известно.
— Вы спрашиваете о разговоре, ради которого сюда приезжал доктор Рамзей? — уточнила миссис Хил. — Насколько мне известно, разговор действительно шел о его брате, но я полагаю, что брат мистера Энтони просто хотел с ним помириться. Они поссорились много лет тому назад.
— Я так понял, — спросил Пуаро, — что мистер Гаскон решительно отказался от примирения?
— Совершенно верно, — кивнув, согласилась миссис Хил, — «Генри? — довольно неуверенно проговорил он. — Так что там с Генри? Не видел его целую вечность и не имею ни малейшего желания увидеть. Этот Генри — скандальный тип». Так оно все и было.
И миссис Хил снова заговорила о своих печалях и горестях и бесчувственности адвоката покойного мистера Гаскона.
Пуаро стоило немалого труда закончить этот разговор, не прервав его, и удалиться.
И вот, сразу после ужина, он появился в резиденции доктора Джорджа Рамзея по адресу Уимблдон, шоссе Дорсет, Элмкрест.
Доктор был дома. Пуаро провели в приемную, куда и спустился доктор Джордж Рамзей. Было очевидно, что Пуаро оторвал док тора от ужина.
— Видите ли, доктор, я вовсе не пациент, — сказал Эркюль Пуаро. — И, возможно, мой визит к вам можно посчитать наглостью, но во всяком деле я предпочитаю решительность и прямоту. Не люблю юристов и их многоречивые окольные методы.
Без сомнения, он заинтересовал доктора Рамзея. Доктор был чисто выбритым мужчиной среднего роста. У него была коричневая шевелюра и практически белесые ресницы, что придавало его взгляду что-то змеиное. Он производил впечатление человека живого и не без чувства юмора.
— Юристы? — проговорил он, удивленно подняв брови. — Ненавижу их! Мой дорогой сэр, вы меня заинтриговали. Прошу вас, садитесь.
Пуаро не замедлил воспользоваться приглашением. Он вручил доктору Рамзею свою визитную карточку с указанием профессии. Повтор заморгал своими белесыми ресницами.
Пуаро наклонился вперед и конфиденциально сообщил доктору:
— Большинство моих клиентов — женщины.
— Вполне естественно, — подмигнув, ответил Джордж Рамзей.
— Как вы сами признали, это вполне естественно, — согласился Пуаро. — Женщины не доверяют официальной полиции. Они предпочитают частное расследование. Они не хотят, чтобы их проблемы были обнародованы. Несколько дней тому назад у меня консультировалась пожилая дама. Она была очень опечалена судьбой своего мужа, с которым поссорилась много лет тому назад. Ее муж — ваш дядя, покойный мистер Гаскон.
Джордж Рамзей побагровел:
— Мой дядя? Что за чушь. Его жена умерла много лет тому назад.
— Речь идет не об Энтони Гасконе, но о другом вашем дяде, Генри Гасконе.
— Дядя Генри? Но он не был женат!
— Вы ошибаетесь, он был женат. — Пуаро лгал, не краснея. — В этом нет никаких сомнений. Моя клиентка даже принесла с собой свидетельство о браке.
— Это ложь! — закричал Джордж Рамзей. Его лицо стало цвета сливы. — Я не верю ни единому слову! Вы — наглый лжец!
— Это ведь ужасно для вас, не правда ли? — сказал Пуаро. — Вы убили напрасно.
— Убил? — голос Рамзея задрожал. Его прозрачные глаза смотрели на Пуаро с ужасом.
— Кстати, — продолжал Пуаро. — Я вижу, вы снова ели пирог с черной смородиной. Это весьма неумная привычка. Говорят, что в ягодах черной смородины много витаминов, но иногда их употребление может быть смертельно опасно. Я полагаю, что в настоящем случае они помогут затянуть петлю на шее человека — вашей шее, доктор Рамзей.
— Видите ли, друг мой, вы допустили ошибку, строя свои рассуждения на неверном предположении.
Эркюль Пуаро лучезарно улыбнулся через стол своему другу мистеру Бонингтону, сопровождая свои объяснения жестикуляцией.
— Находящийся в шоке человек никогда не будет делать того что он не делал раньше. В таком состоянии люди действуют рефлекторно, по привычке. Человек, который чем-то очень расстроен может прийти на ужин в пижаме, но это будет его пижама, а не чужая. Мужчина, который не любит густой суп, пудинг с почками и пирог с черной смородиной однажды вечером это все вдруг заказывает. Вы утверждаете, что он так поступает потому, что думает о чем-то своем. Но я утверждаю, что поглощенный своими мыслями человек автоматически закажет то, что заказывал всегда. Хорошо, какое же в этом случае возможно объяснение? Я не находил ответа и потому был обеспокоен. Здесь что-то было не так. А потом вы сообщили мне, что этот человек исчез. Впервые за долгие годы он пропустил свои традиционные вторник и четверг. Это мне еще больше не понравилось. У меня возникли подозрения. Если я был прав, то он должен был быть мертв. Я навел справки. Он действительно был мертв. Смерть его была весьма ловко и аккуратно обставлена. Другими словами, это была подпорченная рыба. прикрытая соусом!
Его видели на Кингз Роуд в семь вечера. Он ужинал здесь, в ресторане в семь тридцать, за два часа до смерти. Все указывало на это — и содержание кишечника, и письмо в кармане халата. Слишком много соуса! Рыбу совсем не увидишь..