Крещенные кровью

Немного прогулявшись, он заглянул в кабак. Выпив несколько рюмок водки без закуски, он пошел туда, где, как он был уверен, его ожидала теплая постель и… жена Аверьяна Стеша.

Одинокая покладистая женщина отнюдь не пленяла его своей красотой, но… Соблазнив и принудив к сожительству чужую жену, таким образом он мстил Аверьяну. Подло? Да. Именно это радовало и возбуждало Ивашку, как злого и капризного ребенка, у которого боль другого вызывала восторг и удовольствие.

– А у меня праздник севодня, душенька! – пьяно ухмыльнулся Ивашка, передавая ей пальто. – Жизнь хороша, вот и праздную!

Стеша улыбнулась.

– Ни сном ни духом я не ведала про твой праздник, – повела она оголенными плечами. – Да и не ждала я тебя нынче.

– Ты не ждала, а я вот он весь, – пробормотал Ивашка, уставясь помутневшими глазами на женщину.

Чего греха таить, ему нравилась Стеша. Молодая и соблазнительная, к тому же умеет распалить страсть. Как переспевшая ягодка, она возбуждала зверский аппетит у Ивашки. Он знал, что роман с ней не продлится долго, а потому брал от ее влюбленности все, что было возможно, как вурдалак – кровь из своей жертвы.

– Стеша, скорее в постель! Всё во мне бурлит и играет! – весело крикнул он и захохотал.

– Да ведь грешно любить замужнюю? – кокетничала женщина.

– Не все эдак мыслят, – обнимая ее, сказал Ивашка. – Грех – он что орех! Завсегда разгрызть ево приятно!..

Ранним утром Ивашка разлепил глаза и ужаснулся, увидев себя лежащим на кровати и связанным. Рядом Стеша и Анна, сурово хмуря брови, разглядывали его и плотоядно, как голодные хищницы, скалились.

Игнат снова пришел в лавку. По его требованию Аверьян выпроводил Ваську и запер дверь.

– А теперь уточним кое-какие детали, – сказал Игнат, закуривая папиросу. – «Наверху» принято решение разогнать секту скопцов к чертовой матери. В Оренбургской губернии нет места церковникам, сектантам и их приспешникам!

– Дык деть-то их всех куды?! – ужаснулся Аверьян, бледнея. – Неушто расстрелять всех прикажут?

– Опять ты за свое, башка тупая, – нахмурился шурин. – Сколько можно говорить: погрузим в повозки, вывезем в бор, запретим возвращаться и… скатертью дорога!

– А вещи? Вещи ихние себе прикарманите?

– Реквизируем, – уточнил Игнат и тут же добавил: – Не все, конечно. Оставим скопцам самое необходимое и пиндалей под задницы надаем.

– А я? Ихняя участь и меня постигнет?

– Да-а-а, тебе не яйца надо было отрезать, зятек, а помело, что во рту болтается. Сколько разов можно тебе вталдычивать, что ты сейчас под моей защитой?!

Аверьян смотрел мимо Брынцева. Он помнил брата жены совершенно другим человеком. Взбалмошный, задиристый и любивший погулять казак в прошлом являл полную противоположность настоящему Игнату.

– Секту разгонят однозначно, – продолжил шурин с ухмылочкой. – Но нам до скопцов нет дела. Нам нужен их «Христос», и мы им займемся!

– Ты сказал «мы», Игнашка? – насторожился Аверьян.

– Ну конечно, – ответил тот, позевывая. – Из дела государственного мы сделаем чуток «семейное», чтобы никому обидно не было! Сечешь, зятек?

Аверьян задрожал от зародившейся надежды. Пусть она пока еще ничем не подтверждалась, но и отказываться от нее не было оснований.

– Я тебе верю, Игнашка! – сказал он возбужденно. – Как велишь, эдак и сделаю. Могешь не сумлеваться, шуряк.

Калачев перевел дыхание. От облегчения все окружающее поплыло у него перед глазами.

– Ночью, после радения, мы Ивашку захватим! – быстро заговорил Игнат, заговорщически глядя на насторожившегося зятя. – Чтоб никто ево случаем пальцем не коснулся! Аверьян, ты за ним приглядывать будешь. Как зеницу ока беречь! Ясно?

– А для че он нам сдался? – запальчиво воскликнул Аверьян, красный от возбуждения.

– Опосля обскажу, – небрежно бросил Игнат. – Твое дело приглядывать за супостатом издали, штоб не сбег ненароком.

Слушая шурина, Аверьян одобрительно кивал, холодный пот леденил спину. Его удивляла значительная перемена в поведении шурина, он не понимал Игната, но и противоречить не собирался.

– А для че он нам сдался, Ивашка-то? – в который раз он задал один и тот же вопрос, будто позабыв, что шурин уже отвечал на него.

Игнат смотрел на него полным сожаления взглядом и с важностью.

– Ты когда отупеть успел, зятек? – спросил он, укоризненно качая головой. – Что с тобой? Ежели оскопленные такие вот тупицы, то я начинаю понимать вражину Сафронова.

Игнат резанул зятя косым насмешливым взглядом. Аверьян, в свою очередь, мельком взглянул на него. От шурина несло потом, как от жеребца, и дышал он, точно перегруженный тяжеловоз. Калачев, не шевелясь ожидал, что тот скажет.

– Не гляди на меня эдак, зятек, – нахмурился Игнат. – И не жалей этих… Как вы там зоветеся… «Голуби на корабле»? Ничаво не поделаешь, все когда-нибудь помирают, а корабли тонут!

– Об чем ты? – испугался Аверьян, и его взгляд сделался жалобным. – Ты же токо што… Ведь об ихней смерти не велося речи? – обомлел Аверьян. – Ты же уверял, што их в бор сосновый и все на том?

– Заткнись, надоел, – отмахнулся шуряк. – Все будет так, как начальство мне велит. Нам бы вот Ивашку Сафронова, ежели што, от пули отвести. И от начальства скрыть понадежнее.

7

Выйдя замуж, Стеша полагала, что счастье любой семьи покоится на незыблемом фундаменте и не поддается никаким испытаниям жизненных стихий. Но когда Аверьян ушел с армией Дутова и пропал, Стеша отчетливо поняла, что любовь между ними так и не завязалась, а кажущееся счастье было построено на зыбком песке.

Теперь Стеша пугалась, представляя, как ей одной поднимать малолетних детей. Вот если бы кто позаботился о ней…

Однажды к ней заглянул брат Игнат:

– Есть у меня на примете один балбес, в самый раз для тебя сойдет, хоть и не молод годами. А чтобы заполучить его, придется похлопотать нам обоим!

– Похлопотать? – удивилась Стеша. – Энто поухаживать што ль за ним?

– В самую точку угодила, – согласился брат. – И следует поспешить, сеструха! Жаних хоть и немолод, но богат! Из купцов, говорят, бывших! Эдакий буржуй долго в жанихах не заваляется!

Чего греха таить, Стеша была еще довольно привлекательной женщиной. Поклонников у нее хватало всегда, хотя она, как женщина семейная, не подавала никому поводов для ухаживаний. Но сейчас, когда Аверьян сгинул невесть где, ей почудилось, что перед ней вдруг распахнулись врата счастья. С неожиданной для себя смелостью Стеша взялась мертвой хваткой за указанного братом человека. И тот легко позволил себя «охмурить».

Петр, новый знакомый, рассказал, что служит снабженцем и совершенно одинок! Стеша еще настырнее взялась за дело. Она боялась упустить шанс, который выпадает далеко не каждой женщине в голодное послевоенное время.

Надежды на свадьбу рухнули сразу, как только Стеша увидела у церкви пропавшего Аверьяна. Муж, которого она уже привыкла считать безвозвратно сгинувшим, вдруг повстречался ей в центре города. Его мучения, как видела Стеша, были сильны. Выглядел он неважно без привычных для казака усов и бороды. Несвежая щетина казалась серой, а лицо носило отпечатки страданий. Его взгляд таил в себе просьбу о прощении. Разговор у них не получился. Видимо, слишком разными людьми они стали вдруг после нескольких месяцев разлуки.

Стеша тяжело переживала эту встречу. Она всячески проклинала мужа и свою судьбу, преподнесшую ей такой нежелательный сюрприз. Ее отчаянное положение скрасил всегда неунывающий и находчивый брат Игнат. Когда женщина рассказала ему о встрече с Аверьяном и крушении в связи с этим своих надежд, Игнат успокоил ее:

– Ну и что с тово? Жив Аверьян, и то отрадно. И ты когда увидела его, глаза ведь не лопнули?

– Глаза-то не лопнули, – посетовала Стеша. – Токо вот как я при живом муже сызнова под венец пойду?

– А тебе-то кака в том нужда приспичила? – рассмеялся Игнат. – Нынешняя власть советская и религию всякую отменила! Так что не найдешь теперь венца, под который мужика тащить надо! Щас вас в книгу в Совете запишут, и все – ни церквей тебе, ни венцов! Теперя и царские, и церковные законы недействительны! Стало быть, вы с Аверьяном не жанаты!