Крещенные кровью

– Еще бы, – вздохнула Анна. – Иван Ильич в Тамбове почитаемым человеком был! Купцом первой гильдии! В своем доме он и скопцам приют давал. Много их у него тогда проживало. Многие «голуби» тогда все богатства свои Ивану Ильичу доверяли. По завещаниям тоже все ему опосля отписывали. А когда слуги царя-супостата все у скопцов поотнимали, а самих в Сибирь сослали, то… Все, больше не хочу говорить о том! – девушка нахмурилась, подняла с земли камень и с силой запустила его в реку.

– А ты? Как же ты с ними повязалася? – настаивал Аверьян. – Но не может быть тово, што подобру и согласию?

– Я все время у Ивана Ильича в прислужницах была, – нехотя пояснила девушка. – Привыкла я к нему и привязалася. А куда сиротке деваться? Теперь куда Иван Ильич, туда и я, горемычная.

– Тогда почему он оскопил тебя, милая? – удивился Аверьян. – Столько времени за собой таскал, а оскопил совсем недавно?

– Все, замолчь, уйду а то, – зло прошептала Анна. – Больше не хочу болтать об этом!

– А Агафья и Акулина с вами пришли? А Стахей, Савва, Авдей?

– Тожа с нами.

– И пошто тады Ивашка меня от смерти спас?

– Никогда он не говорил об этом. Сам у него спроси, если интересно.

Анна замолчала и ушла в себя. Сколько Аверьян ни задавал ей вопросов, она угрюмо отмалчивалась и отводила взгляд. Только когда наступило время прощаться, девушка вдруг взяла его за руку и посмотрела в глаза.

– Иван Ильич человек хороший и добрый, ты не думай, – сказала она. – Только вот невзлюбил он тебя. Ума не приложу почему, но он готов тебя со свету изжить!

– Меня? За што? – удивился Аверьян.

– Лучше не спрашивай, а поберегись, – ответила Анна, собираясь уходить. – Чую я, что он чего-то супротив тебя замысливает, вот только что? Ума не приложу.

Она повернулась и ушла, оставив Аверьяна на берегу реки в полном недоумении.

Прошло две недели. Все это время Аверьян, Егор и его племянник провели в торговой лавке. Питались они там же, радения посещали поочередно.

Каждое утро начиналось с того, что Егор Мехельсон вставал у двери и любезным взглядом встречал и провожал горожан, проходивших мимо. Если вдруг кто-то останавливался перед входом, он готов был из кожи вон вылезти, скаля угодливо зубы и приговаривая:

– Зайди внутрь, мил человек, и выбери товар, достойный тебя! В нашей лавке все недорого, только зайди и убедись сам!

Если человек, поддавшись уговорам, заходил в лавку, чтобы приглядеться, Мехельсон тут же развивал бурную деятельность. Он и Васька ловко и настырно обхаживали покупателя, следя за каждым его жестом. Еврей то и дело окликал Аверьяна, который из подсобки подносил товары и раскладывал их на прилавке.

В подобных хлопотах проходили дни. Худо-бедно, а дело потихонечку набиралао обороты. Егор Мехельсон хоть и выматывался за день, но к вечеру ликовал. Он открывал кассу, извлекал из нее конторские книги и долго щелкал на счетах. Затем хмурился и вздыхал, причитая, что торговля могла бы идти значительно лучше.

– Слишком дешево, – вздыхал Егор, убирая счеты. – Если продавать по ценам нынешним, лучше, конечно, пойдет. Но надо сначала помалу завлечь покупателя, а потом незаметно поднять и нашу цену. Вот тогда все наладится!

Его заманчивые прожекты прервал неожиданно появившийся в лавке Ивашка. Взгляды Аверьяна и «Христа» встретились. Калачеву ничего не оставалось, как выйти из подсобки навстречу кормчему.

– А-а-а, Иван Ильич, родненький! Никак не ожидали вашего сегодняшнего посещения! – Егор ткнул локтем в бок племянника, и тот быстро поднес хозяину табурет.

Ивашка присел перед прилавком и, сложив на груди руки, выжидательно посмотрел на Мехельсона. Тот схватил товарную книгу и трясущимися руками поднес хозяину. Егор пошевелил губами, собираясь что-то сказать, но Ивашка уже раскрыл ее.

– Торговля налаживается, Иван Ильич, – проговорил вкрадчиво Мехельсон, пытаясь прочесть на лице хозяина настроение. – Мало-помалу, но…

– Да, да, судя по записям, дело сдвинулось с мертвой точки, – Ивашка водил указательным пальцем по исписанной странице. При этом он все время поджимал губы, будто ему очень трудно было говорить.

Мехельсон метнулся к кассе, выбрал из нее дневную выручку и передал её Сафронову. При виде того, с каким усердием Ивашка пересчитывает наличность и, весь дрожа от жадности, убирает ее в кожаный кошель, Аверьян не мог удержаться от вздоха отвращения.

– Ты вот што, – сказал Ивашка, поманив Егора пальцем. – Ты научил ево торговать? – он кивнул в сторону Аверьяна.

– Когда я продавал, он всегда рядом был, – ответил Мехельсон, недоуменно глядя на хозяина.

– Как мыслишь, без тебя справится?

Егор пожал плечами:

– Если только племяш подсобит…

– Я тебе другое дельце приготовил. Там твоя жидовская хватка нужна. Давай передавай товар Ваське и Аверьяну, а сам айда за мной…

Наступил август.

Торговля в лавке начала давать хорошие результаты. Ежедневная прибыль, невзирая на надвигающийся голод, составляла внушительные суммы. Аверьян удачливо и ловко работал за прилавком, а Васька носился в подсобку за товаром. Вытирая вспотевший лоб, весь возбужденный, он восхищенно спрашивал:

– На скоко севодня продали, дядя Аверьян?

А когда тот отвечал, паренек весь светился от радости и приговаривал:

– Ну ты даешь, дядя Аверьян! Егор вон, дядяка мой, хоть с малолетства торговлишкой промышляет, но ему за тобой не угнаться!

А сегодня малец спросил такое… Хотя у Аверьяна по случаю оживленной торговли не сходила с лица дежурная улыбка, сердце изнывало от непонятной тревоги из-за васькиного вопроса: «Аверьян, а ты веришь ли в Бога, которому православные поклоняются?». Те несколько месяцев, которые он провел в секте скопцов, Калачев не был уверен в этом, а теперь почувствовал необходимость в пересмотре этого мнения. Сегодня он вдруг увидел в себе другого человека – не одураченного учением секты, одинокого и пропащего, а думающего о Боге и искренне верящего в Него.

У Аверьяна появилось ощущение пребывания в нескольких шагах от истины – оставалось только пройти их, чтобы постичь ее. Он не понимал, что на него нашло. Может быть, благодать небесная? Жизнь среди скопцов и влияние Ивашки изменили его. Поддавшись однажды им, он удалился от Бога истинного, настоящего, и страстно возжелал раскаяться и вернуться к ясности.

У него на лице заблестели капельки пота. Вся жизнь промчалась перед глазами, как у человека, собравшегося умирать. Он увидел ее так ясно, будто произошедшее вчера. Все потеряно… Аверьян почувствовал невероятную физическую усталость. Чтобы поднять дух и разогнать кровь, он решил прогуляться.

– Пойду пройдусь, – сказал он Ваське. – На душе штой-то муторно.

Калачев привычно побрел в сторону реки, прохожие бросали на него любопытные взгляды. «Я, наверное, гляжусь, как пугало», – подумал он. Эта мысль доставила ему сейчас некоторое успокоение.

Его сердце забилось сильнее, когда он остановился у ворот своего дома. Аверьян долго наблюдал за крыльцом и окнами, желая увидеть хотя бы издали жену и детей. Он долго никак не мог решиться на этот шаг, но сегодня…

– Эй, горемыка, чево у моей избы топчешься? – услышал Калачев недружелюбный окрик. – Ты чево здесь вынюхиваешь? А может, избу купить хочешь?

– Нет, нет, – ответил он незнакомцу в кожаной куртке. – Я ужо ухожу. Не серчай Христа ради.

– Нет уж, теперь обожди, тля огородная, – ухмыльнулся тот, обходя Аверьяна и преграждая ему путь к отходу. – Щас мы документики твои поглядим и ближе познакомимся.

Он посмотрел по сторонам – нет ли поблизости любопытных, выхватил из кабуры маузер и приставил ствол к горлу Аверьяна.

– Токо не ори! – предупредил зловещим шепотом налетчик. – Отдай мне деньги, и с тобой ничево не случится. Только быстро соображай, мешочник, не то…

Аверьян не шевельнулся. Неожиданность нападения ошеломила его, даже голова слегка закружилась.