Пифагор

Если же от них абстрагироваться и оставаться на почве строгих фактов, можно констатировать только одно: Пифагор родился около 570 года до н. э. на Самосе, в семье именитого тамошнего гражданина Мнесарха. Что же касается всего остального — тут могут быть и домыслы, и какие-то элементы правды, но ответственно судить об этом мы не можем.

Равным образом чрезвычайно трудно что-то сказать и о детстве мыслителя. Ясно, что он должен был получить очень хорошее образование. Точно так же не подлежит сомнению, что это в основе своей должно было быть нормальное аристократическое образование, какое давали представители архаической эллинской знати своим сыновьям. Но в чем оно заключалось? Тут перед нами поистине камень преткновения, поскольку практически ничего не известно о том, что представляло собой образование в Древней Греции столь раннего времени.

Мы гораздо лучше знаем, чему учили детей, скажем, в следующую, классическую эпоху{74}. Мальчики ходили в школы. Образование имело ярко выраженную гуманитарную направленность и было всецело ориентировано на формирование личности всесторонне и гармонически развитой как духовно, так и физически, достойного гражданина своего отечества, культурного, широко мыслящего человека.

Образовательный цикл состоял из трех частей: грамматической, мусической и гимнастической. У учителя-грамматика дети получали самые первые знания. Он обучал их прежде всего чтению, письму и арифметике. Ученики писали палочками на покрытых воском дощечках, считали на счетах из камешков. Кроме того, заучивались отрывки из произведений великих поэтов, в первую очередь Гомера. Встречались люди, которые к моменту окончания школы знали наизусть обе огромные гомеровские поэмы, что, несомненно, являлось предметом особой гордости их родителей.

Мусическим образованием занимался учитель-кифаред (название происходит от кифары — струнного музыкального инструмента, усложненного варианта лиры). У него дети обучались музыке, пению, игре на лире и флейте, танцам, а также и в целом хорошим манерам. Наконец, учитель-педотриб был преподавателем, как ныне выражаются, физической культуры. Под его руководством подростки в палестрах занимались гимнастикой, бегом, борьбой…

Применительно же к VI веку до н. э. вряд ли можно еще говорить о школах как таковых. Образование имело скорее "эзотерический" характер. Употребляя этот термин, мы отнюдь не имеем в виду ничего мистического. Хотим сказать только то, что обучение обычно проходило в рамках семьи. Отец учил сына, тот, повзрослев, — своего сына и т. д. Учил, естественно, тому, что знал и умел сам.

В знатных семьях, разумеется, упор делался прежде всего на привитие мальчику традиционных аристократических добродетелей. Таковых насчитывалось четыре (например: Платон. Государство. IV. 427е): справедливость, считавшаяся важнейшей, а также мужество, мудрость и благоразумная воздержность. Можно понять, что не у каждого человека все эти качества присутствовали в равной мере. Кто-то мог похвастаться мужеством, кто-то мудростью и т. д. Соответствующие черты он воспитывал и в детях своих, и потом, когда те вырастали, это не могло не сказываться на их жизненной судьбе. Человек с обостренным чувством справедливости мог стать, например, судьей, человек, у которого преобладало мужество, — славным воином или даже полководцем… Судя по тому, какой путь избрал Пифагор, его воспитание шло с акцентом на мудрость.

В любом случае, правда, нужно подчеркнуть, что с самых ранних времен существования греческой полисной цивилизации образование старались делать разносторонним: даже если приоритет имело какое-то одно начало, все-таки должное развитие получали и остальные. "…Каждый из нас сам по себе может с легкостью и изяществом проявить свою личность в самых различных жизненных условиях", — сказал однажды Перикл (Фукидид. История. II. 41. 1). Узкая специализация решительно не приветствовалась; считалось, что свойство благородного человека — знать понемногу обо всём, но ни во что не вникать слишком уж детально. Быть, так сказать, в любом деле "любителем", а не "профессионалом", ибо в чрезмерном профессионализме есть нечто рабское. Грек прекрасно понял бы известный афоризм Козьмы Пруткова: специалист подобен флюсу, ибо полнота его одностороння.

Впрочем, может быть, в этом отношении именно Самос несколько отличался от большинства остальных греческих полисов. Выше мы видели, что самосские аристократы (или, по крайней мере, некоторые из них) были сильны в науках (особенно математических), не брезговали заниматься ремеслами и торговлей. Да и к Мнесарху, отцу Пифагора, сказанное относится в полной мере. Источники называют его то ли резчиком гемм, то есть высококвалифицированным ремесленником, то ли богатым купцом. Второй вариант следует считать более вероятным{75}.

И это, естественно, должно было сказаться на том, как Мнесарх воспитывал и чему обучал растущего сына. Встречаем даже и такое известие: "…Так как Пифагор с детских лет оказался способен ко всем наукам, Мнесарх отвез его в Тир и привел к халдеям, где Пифагор овладел всеми их знаниями" (Порфирий. Жизнь Пифагора. 1).

Тир, напомним, — один из крупнейших городов Финикии. Ну а халдеями греки называли ближневосточных жрецов-астрологов. Искусство распознавать судьбы людей по положению звезд и составлять гороскопы, зародившееся в Месопотамии, действительно было в древности широко распространено в Передней Азии; оттуда почерпнуто было его знание и греками (а впоследствии также римлянами){76}.

Впрочем, следует отметить, что посещение Пифагором стран Востока еще в детстве, с отцом, — это конечно же чистой воды легенда. Хотя позже, уже будучи взрослым, он, скорее всего, в этих краях побывал (о чем будет сказано ниже).

Разумеется, отец не всему мог обучить ребенка сам. Если грек того времени желал, чтобы сын его стал действительно высокообразованным человеком, он мог посылать его в ученичество и к другим — чаще всего к своим друзьям и знакомым, если они были чем-либо выдающимися. Вот что сказано об этом применительно к Пифагору у Ямвлиха: "…Сыну же [Мнемарх] дал самое разнообразное и достойное воспитание, обучая его в одном случае у Креофила, в другом у Ферекида Сиросского, в третьем передавая его и препоручая его почти всем выдающимся в богослужении людям, так что и в божественных предметах тот, насколько возможно, был достаточно сведущ" (Ямвлих. Жизнь Пифагора. 2. 9).

Кто такие Креофил и Ферекид — мы уже очень скоро узнаем. А пока заметим: если верить данному свидетельству, в воспитании Пифагора принимали участие, помимо прочих, видные жрецы. Как раз этому, кажется, можно поверить. Герой нашей книги действительно производит впечатление лица, очень поднаторевшего в вопросах божественного.

Продолжал учиться Пифагор и после того, как вышел из подросткового возраста. Кто же все-таки был его учителем или учителями? На этом вопросе конечно же необходимо остановиться, предварительно оговорив одну немаловажную вещь.

Античные авторы классической и последующих эпох, писавшие об истории философии, понимали и изображали ее в рамках модели "учитель — ученик". Причины вполне ясны: в то время возникли уже философские школы, в которых преемственность учения осуществлялась именно таким образом. Поэтому, когда заходила речь о каком-нибудь крупном мыслителе, прежде всего ставился вопрос: "Кто был его учителем?" (часто наряду с ним звучал и другой: "Кто был его учеником или учениками?").

Если взять за "точку отсчета", скажем, фигуру такого глобального масштаба, как Аристотель — этот "учитель тех, кто знает", как называл его еще Данте на исходе Средневековья{77}, — то увидим следующую линию преемственности. Учителем Аристотеля был, как все знают, Платон. Учителем Платона был, в свою очередь, Сократ — это тоже не подлежит никакому сомнению. Но кто был учителем Сократа? А вот тут уже возникают проблемы, поскольку Сократа, в сущности, можно назвать гениальным самоучкой. Однако подобной ситуации "школьная модель" не допускала. Поэтому в качестве наставника Сократа называли (скорее всего, ошибочно) некоего Архелая — второстепенного философа, о котором почти ничего не известно. В Архелае же видели ученика Анаксагора — мыслителя несравненно более крупного{78}, к тому же, как совершенно точно известно, немало лет прожившего в Афинах (он был другом Перикла) и как бы перенесшего туда ионийскую философию — ведь именно из Ионии он был родом.