Страница 14 из 65
В первом раунде Филиппа играла против трех джинн, включая Марека Квутруба, премерзкого типа, изо рта у которого пахло сырым мясом, и Радьярда Тира, самого младшего из сыновей Иблиса, предводителя ифритцев.
Филиппа успешно справилась с Квутрубом, лишив его одного из трех желаний. Тут наступи ее очередь бросать астрагалы. Выпал «ковчег» к четыре кости одинакового достоинства плюс три одинаковых, но уже другого достоинства. Она закрыла коробку и, протягивая ее следующему игроку, которым был Радьярд Тир, сразу честно заявила «ковчег». Он вообще выпадает очень редко, а с первого броска тем более, поэтому Тир ее ставке не поверил. Но напрямую говорить с Филиппой Тир считал ниже своего достоинства, поскольку был уверен, что она отчасти ответственна за то, что случилось с его отцом. Поэтому он передал через судью Баньипа, что оспаривает ее ставку. А обнаружив, что Филиппа не блефовала, а говорила чистую правду, он, будучи истинным ифритцем, принялся громко и неприлично ругаться. В результате чего заработал предупреждение за сквернословие.
— Тьфу, — поморщился четвертый игрок, Зади Элоко, единственный, кроме Филиппы, добрый джинн в этом раунде, представитель клана Джань с Ямайки. — От такой ругани у меня прямо хребет в дугу завивается.
Радьярд Тир с презрением подвинул ямайцу коробку с хрустальной крышкой.
— Да что ты и твои родственники знают о хребтах! — воскликнул он. — Если бы ваш клан имел хоть один хребет на всех, вы бы не сделались прислужниками мундусян.
Эта реплика стоила Тиру еще одного желания, поскольку оскорблять друг друга разрешалось только болельщикам, а не игрокам. Так Филиппа вышла вперед в первом же раунде, не проиграв ни одного желания, что чрезвычайно удивило тех многочисленных зрителей, которые прогнозировали, что основную конкуренцию Лилит де Гуль составит Марек Квутруб.
— Пойдем-ка, — сказал Нимрод Филиппе после игры. — Она хочет с тобой познакомиться.
— Кто — она?
— Айша, конечно. Та, кому следует повиноваться. Железная леди, вот кто.
Глава 6
Айша ждала их в углу Дубового зала за большим круглым столом. Рядом сидела маленькая, словно припорошенная пылью женщина. Увидев, что к ней направляются Филиппа с дядей, Айша отослала женщину прочь и холодно улыбнулась гостям.
— Садись, дитя мое, — сказала она Филиппе. — Не бойся. Я не кусаюсь.
Хотя Филиппа, конечно, немного боялась, она села и сжала руки — сильно-пресильно, точно пыталась сдержать свой страх.
Айша пристально посмотрела на Нимрода:
— Нимрод, ты не мог бы найти себе какое-нибудь занятие?
— Да, конечно, — с готовностью согласился Нимрод. — Схожу, пообщаюсь с Эдвигой-странницей. Приятно снова видеть ее в нашем джинн-обществе.
Айша презрительно засмеялась.
— Нет такого понятия, как джинн-общество, — сказала она. — Взгляни вокруг, Филиппа. Есть пестрый набор хороших и плохих джинн, и количество удачи в мире зависит только от того, насколько каждый из нас готов лично принять на себя ответственность за собственные поступки.
Вежливая улыбка Нимрода подсказала Филиппе что дядя не вполне согласен с Айшой. Но тут он откланялся и отправился искать Эдвигу.
— Почему ее называют странницей? — спросила Филиппа у Айши.
— Эдвигу? Она странствует по миру и тщетно пытается помочь мундусянам избавиться от бесчисленных казино, которые понастроили ифритцы, чтобы умножить человеческие несчастья.
— Почему же ее старания тщетны?
— Там, где речь идет об азартных играх, мундусяне не хотят помощи. Строго говоря, выигрыш — лишь подобие удачи, поскольку всегда существует альтернативная возможность неудачи. Из-за этого игра дает людям столь острые ощущения. Но я позвала тебя не для того, чтобы обсуждать философию азартных игр. Дай-ка я рассмотрю тебя получше, детка.
Филиппа умолкла, поскольку Синяя джинн принялась рассматривать ее так тщательно, словно покупала новый автомобиль.
— Что ж, ты — дочь своей матери.
— Вы хорошо знаете мою маму?
Айша засмеялась:
— Достаточно хорошо, чтобы печалиться поводу ее выбора. Она отвергла собственную судьбу и захотела быть тем, кем по природе своей быть никогда не сможет.
— Кем?
— Мундусянкой. — Айша покачала головой. — Когда лучшие из нас отрекаются от собственного происхождения и пытаются быть обычными людьми, это так бессмысленно... Ты не согласна?
Вместо ответа Филиппа спросила:
— Так вы об этом спорили с мамой в гостинице «Пьер»? — И затем, чтобы Айша, как в свое время мама, не сказала «нет, мы не спорили», Филиппа добавила: — Я видела, как вы спорили.
— Вот как? Тогда спроси о предмете спора свою мать.
— Уже спросила.
— И что она сказала?
— Почти ничего.
— Что ж, ей виднее. — Айша громко чихнула, вытерла нос платком, а затем решительно сменила тему: — Ну, как тебе нравится твой первый чемпионат по джиннчёту?
— Все идет замечательно, — ответила Филиппа. — Только, похоже, чем лучше я играю, тем больше от меня ждут все вокруг. По крайней мере, у меня такое чувство. Так странно... Вроде никто ничего не говорит, но в то же время все подразумевают. Вам это знакомо?
Айша кивнула:
— Да, я знаю это чувство, Филиппа. Поначалу оно мне не нравилось. Теперь, конечно, все изменилось. Теперь у меня достаточно сил, чтобы поступать так, как — по моему разумению — необходимо. Даже если эти поступки даются мне нелегко и даже если они идут вразрез с моими естественными желаниями. Но я делаю так, а не иначе, — ради высшего блага и справедливости. Понимаешь?
— Наверно, понимаю, — неуверенно сказала Филиппа, пребывая в полнейшем недоумении.
— Я имею в виду, что мои поступки не имеют личных мотивов. Постарайся это запомнить.
Филиппа кивнула, хотя была совершенно уверена, что истинный смысл слов Синей джинн остался от нее сокрыт. Интересно, сколько лет Айше? С виду примерно восемьдесят, а для джинн, которые стареют куда медленнее, чем люди, это означает, что ее истинный возраст — по крайней мере лет двести пятьдесят. Посему Филиппа решила, что старушке уже трудновато ясно мыслить и связно излагать свои мысли. Это распространенное заблуждение молодежи — не важно, джинн или людей — относительно стариков. Филиппа и предположить не могла, что в словах Айши заключен вполне конкретный смысл. Все прояснилось много, много позже.
— У тебя есть еще вопросы, дитя мое? — спросила Филиппу Айша.
— Да. Почему Синяя джинн — всегда женщина?
— На земле существует универсальный закон равно применимый и к людям и к джинн. Когда надо что-то сказать, мы ищем мужчину, чтобы он произнес слова. Но когда надо что-то сделать, по-настоящему сделать, мы ищем женщину. Это отвечает на твой вопрос?
— Да, — улыбнулась девочка.
— Мы, женщины, должны держаться вместе, Филиппа.
— Конечно, Айша.
— Что ж, мне было весьма приятно с тобой побеседовать. Теперь тебе пора. У тебя впереди игра. И помни о том, что я сказала.
— Да, Айша.
Джон со страхом и восхищением наблюдал, как сестра беседует с Синей джинн. Неужели эта маленькая старушка со смешным ридикюлем безжалостно сослала Иблиса на Венеру на целых десять лет? Даже не верится... Тут сзади раздался голос, будто вторивший его мыслям:
— Н-да, сдает старуха.
Джон обернулся. За спиной у него стоял коренастый парень лет шестнадцати-семнадцати. Не то чтобы красивый, но весьма приметный. И явно с характером. Он говорил с легким акцентом и достаточно тихо, но, по всему видно, просто сдерживал громкий от природы голос. От него сильно пахло табаком.
— Она стала стара и забывчива, а оттого очень опасна, — сказал парень. — Причем опасность грозит и ей самой, и всем джинн на земле. Поэтому мне надо срочно поговорить с Нимродом. Безотлагательно.
— А ты кто?
— Изаак Балай-ага, — сказал парень, протягивая Джону руку.