Страница 33 из 37
— Он лечился там добровольно!
— Его нельзя назвать в полном смысле слова сумасшедшим. Но у него явный комплекс преступления и наказания, и думаю, что это с детства.
Сьюзен заговорила быстро и горячо:
— Вы не понимаете, мсье Пуаро! У Грега никогда не было шанса показать себя. Вот почему мне были так нужны дядины деньги. Я знала, что Грегу надо почувствовать, что он самостоятельная личность, а не просто ничтожный помощник аптекаря, которым помыкают все, кому не лень. Теперь все будет иначе. У него будет собственная лаборатория. Он сможет разрабатывать свои собственные формулы…
— Да, да, вы дадите ему все, потому что любите его. Но даже вы не в состоянии дать человеку то, чего он не может, не умеет принять. В конце концов, он останется чем-то, чем ему быть не хочется, иными словами, мужем Сьюзен и не более того.
— Как вы жестоки! И какой вздор несете!
— Когда речь идет о Грегори Бэнксе, все остальное для вас не существует. Вам нужны были деньги вашего дяди не для вас самой, а для вашего мужа. И вы пошли бы на все, чтобы получить их, да?
Вне себя от гнева, Сьюзен резко повернулась и выбежала из беседки.
— Я подумал, — непринужденно вымолвил Майкл Шейн, — что, пожалуй, загляну и попрощаюсь с вами.
Он улыбался, и Пуаро невольно почувствовал, насколько обаятельным может быть этот человек. Он охотно поддержал беседу и после нескольких ничего не значащих слов сказал:
— У вашей жены, мистер Шейн, есть качество, которым одарены немногие: она точно знает, чего хочет.
— А, вы имеете в виду малахитовый стол?
— Быть может. И то, что на нем.
— Восковые цветы?
— Вот именно.
Майкл нахмурился.
— Я не совсем понимаю, мсье Пуаро. Но, во всяком случае, хорошо, что теперь все мы знаем, как обстоит дело. Было не очень-то приятно, мягко выражаясь, подозревать, что кто-то из нас отправил на тот свет бедного старого дядю Ричарда.
— Вы думаете о нем как о «бедном старом дяде»? И только? Но ведь до самой своей смерти он оставался человеком весьма умным и принципиальным.
— Пожалуй, что так.
— И отлично разбирался в людях?
Улыбка на лице собеседника оставалась такой же сияющей.
— Тут, мсье Пуаро, я вряд ли могу согласиться с вами. Меня, например, он явно не оценил.
— Быть может, потому, что считал вас не особенно способным хранить супружескую верность? Наводились кое-какие справки, видите ли.
— Кем? Вами?
— Не только мною.
Майкл Шейн бросил на него быстрый испытующий взгляд.
— Вы хотите сказать, что полиция…
— Я хочу сказать, что полицию интересует, где был каждый из родственников миссис Ланскене в день, когда она была убита.
— Вот как? Ну и влип же я! — Майкл говорил с обезоруживающей искренностью. — Я ведь в тот день сказал Розамунд, что завтракал с неким Оскаром Льюисом.
— А на самом деле?
— На самом деле я отправился к одной даме. Ее зовут Соррел Дэйнтон, и она довольно известная актриса. Можете себе представить, в каком я сейчас идиотском положении. Полиция-то будет удовлетворена, но вот Розамунд! Дело в том, что я обещал ей больше не встречаться с Соррел. Не то чтобы я питал к той какое-то особо сильное чувство… Так, знаете, обычная интрижка.
— Но эта леди любит вас?
— Пожалуй, но женщины вообще народ привязчивый. Итак, хотя полиция и будет удовлетворена…
— Вы в этом уверены?
— Ну, вряд ли я мог наброситься с топоров на Кору, если в тот момент я увивался за Соррел совсем в другом месте. У Соррел коттедж в Кенте.
— Понимаю. И эта мисс Дэйнтон, она подтвердит ваши слова?
— Ей это наверняка не понравится, но, поскольку речь идет об убийстве, я полагаю, ей придется дать показания.
— И она, быть может, подтвердит ваше заявление, даже если вы в тот день не увивались, говоря вашими словами, за ней.
— Что такое? — Только что беспечно улыбавшийся Майкл внезапно стал похож на грозовую тучу.
— Эта леди любит вас, а женщины, когда они любят, принесут присягу в чем угодно, даже если это будет ложь.
— Вы хотите сказать, что не верите мне?
— Дело не во мне. И не меня вам придется убеждать.
— Кого же?
— Инспектора Мортона, который только что вышел на террасу из боковой двери.
Майкл Шейн стремительно обернулся.
Глава двадцать третья
Эркюль Пуаро и инспектор Мортон рядышком прогуливались по террасе. Пуаро говорил:
— Прошу вас, друг мой, дайте мне еще несколько часов. К тому времени я буду знать, правильны ли мои предположения. И если они правильны…
— Тогда?
— Тогда я смогу дать вам в руки конкретную улику.
— Видит бог, она нам здорово пригодилась бы, — с чувствам отозвался инспектор Мортон. — Я приехал сюда из Беркшира, договорившись, с местной полицией, чтобы в связи с расследованием дела об убийстве Коры Ланскене задать несколько вопросов ее родственникам. Они все, — тут он лукаво подмигнул собеседнику, — как раз случайно собрались здесь. Только задать несколько вопросов и лишь в одном случае официально предупредить насчет возможных последствий.
— А, вы имеете в виду миссис Банке?
— Угадали. Она была там в тот день. Ее машина была припаркована в старом карьере.
— А за рулем ее никто не видел?
— Нет. Но плохо, что она умолчала об этой поездке. Ей придется дать объяснения.
— Будьте уверены, она объяснит вам все, что угодно, — сухо заверил собеседника Пуаро. — В этом деле она мастер.
— Охотно верю. Умная молодая особа. Возможно, слишком умная. Кстати, у меня есть кое-какие любопытные данные. От матери-настоятельницы одного монастыря. Две ее монахини собирали пожертвования и заглянули в коттедж миссис Ланскене. Это было за день до того, как ее убили. Они не могли достучаться и дозвониться, и это вполне естественно: сама она уехала на похороны брата на север, а компаньонка получила свободный день и отправилась с экскурсией в Борнмут. Но странная вещь: монахини утверждают, что в коттедже все-таки кто-то был, что они ясно слышали вздохи и стоны. Я подумал, может, это было день спустя, но настоятельница совершенно уверена, что нет. Все их походы за пожертвованиями заносятся в какую-то книгу. Что скажете? Может, какой-то неизвестный искал что-то в коттедже, воспользовавшись отсутствием обеих женщин, и, ничего не найдя, вернулся на следующий день? Что касается вздохов и стонов, то это, по всей вероятности, просто плод воображения монахинь. Они ведь рассказывали о своем визите после того, как стало известно об убийстве, и наверняка что-нибудь присочинили. Важно другое: был ли кто-нибудь в коттедже? И если да, то кто именно? Ведь вся семейка Эбернети пребывала здесь, на похоронах.
Пуаро вместо ответа сам задал, казалось бы, не относящийся к делу вопрос:
— Эти монахини, они не повторили своей попытки попасть в коттедж позднее?
— Представьте себе, да. Примерно неделю спустя. Кажется, в день предварительного следствия. Но я вижу, вас эти монашенки сильно заинтересовали. Почему, собственно?
— Потому что мое внимание привлекают к этому обстоятельству — и весьма настойчиво. Вы, разумеется, отметили, инспектор, что монахини приходили в коттедж в тот же день, когда там неизвестно откуда появился отравленный свадебный пирог?
— Но вы ведь не думаете, что… Эта идея просто смешна!
— Мои идеи никогда не бывают смешными, — сурово отпарировал Эркюль Пуаро. — А теперь, дорогой мой, я предоставлю вам заниматься выяснением обстоятельств покушения на миссис Эбернети, которые, несомненно, вас весьма интересуют, а сам отправлюсь побеседовать с племянницей покойного Ричарда.
— Будьте осторожны в разговоре с миссис Бэнкс, не спугните ее раньше времени.
— Вы меня не поняли. Я имею в виду другую племянницу покойного мистера Эбернети.
Пуаро нашел Розамунд сидящей на скамье у ручья в зарослях рододендронов. Она смотрела на воду и о чем-то размышляла.