Разгильдяй

Я слегка опешил от предположения, что можно учиться после смерти, но не возражал.

Тогда господин Хлестаков продолжил.

— Значит, Вы не возражаете продолжить образование на меня за деньги?

Потом спросил:

— Вам понятна подобная концепция?

Я повертел из стороны в сторону головой, как бы вытряхивая из ушей воду, сообщил:

— Не совсем.

Господин Хлестаков весело рассмеялся и сказал с улыбкой:

— Если честно, я часто не понимаю не только, что говорю, но и что делаю.

Сергей Васильевич сердито глядя на господина Хлестакова:

— У меня иногда мелькает мысль, что Вы, господин Хлестаков, сумасшедший, я бы даже сказал сильнее, полный псих.

Господин Хлестаков рассмеялся ещё звонче и ответил:

— Что такое сумасшествие? Это умение быть не таким как все. Посмотрите на людей. Они стараются быть такими как все. В этом их горе. Даже государь, посмотрите на государя, он такой же как все.

Зубатов рассердился:

— Вы хоть государя не трогайте, прошу Вас.

Господин Хлестаков легко согласился:

— Не буду. Но имейте ввиду, что мы, здесь присутствующие, все сумасшедшие, если судить по-вашему, Сергей Васильевич.

Господин Хлестаков сделал паузу, дожидаясь реакции Зубатова, но тот промолчал. Тогда господин Хлестаков продолжил:

— Вас, господин Зубатов попёрли из охранки за то, что Вы не такой как все. Вас не обвиняли, когда увольняли, в том, что Вы сумасшедший?

Зубатов насуплено промолчал.

Хлестаков продолжил:

— А молодой человек?

Хлестаков кивнул на меня.

— Такой же, как оболтусы в гимназии, где учился?

Зубатов молчит.

— Молодого человека выперли из гимназии потому, что он не такой как все. Как и Вас, господин Зубатов.

Зубатов молча скрипит зубами.

Хлестаков, обращаясь ко мне:

— Вы курите?

— Нет.

— Употребляете алкогольные напитки?

— Нет.

— Желаете ходить в дорогих башмаках, только потому, что они дорогие?

— Нет.

Хлестаков снова обращается к Зубатову:

— Истина в том, что нас выкинули потому, что мы другие.

Зубатов обрадовался и ехидно спросил:

— Откуда Вас выкинули, господин Хлестаков?

На это Хлестаков ответил ещё более ехидно:

— Из психушки. Я оказался таким психом, что меня выперли даже из психушки. Имейте это ввиду, господин Зубатов, когда говорите, что я псих.

Помолчали. Хлестаков вновь обратился ко мне:

— Итак, нам удалось установить, что мы одинаковые. Не такие как другие люди. Вас это не пугает?

Я обрадовался, что наконец вспомнили и обо мне:

— Нет.

— До чего мы договорились, молодой человек?

Не дожидаясь ответа Хлестаков продолжил:

— Вы учитесь за границей в гимназии или как это у них там называется. Я назначаю содержание. Вне зависимости о результатов обучения Вы получаете содержание. Можете подрабатывать на стороне, я не против. Но, старайтесь удерживаться в рамках закона. В случае серьёзных нарушений этих рамок вынужден разбираться в причинах и принимать меры. С вами направляется и мама. Я выделяю средства и на её содержание. Она может работать на других, но в рамках закона. Это всё. Согласны?

Что ответить? Я сказал:

— Да.

На это моё высказывание Хлестаков вымолвил:

— Краткость, сестра таланта.

И продолжил меня спрашивать:

— Как Вы относитесь к сербам?

Я пожал плечами.

— Антипатии, психопатии и радости от них не испытываете?

Я снова пожал плечами.

— Как Вы считаете, если сербы начнут воевать, то Россия должна за них вступиться?

Я промолчал.

Встрял Зубатов:

— Что Вы такое говорите, господин Хлестаков. Сербы это же братья-славяне!

Хлестаков удивлённо:

— И что?

— Мы должны будем выступить на их поддержу.

— Бесплатно?

Зубатов завёлся, начал орать и плеваться слюной.

Я с интересом, а Хлестаков спокойно слушали монолог Зубатова. Наконец он замолчал. Тогда Хлестаков обратился ко мне:

— Мальчики, которых Вы побили, они братья?

Подумал, что сегодня я целый день удивляюсь.

— Почему братья?

Хлестаков, обращаясь к Зубатову:

— Видите, даже тех, кто живёт в одном государстве и учится в одной школе, молодой человек не считает братьями.

Затем обращаясь ко мне:

— Сколько же Вам лет?

— Тринадцать, скоро четырнадцать.

— Какой сегодня год?

Мы с Зубатовым переглянулись, почувствовав некое единство взглядов, по поводу нормальности одного из собеседников:

— 1909.

— Контракт мы заключаем до?

Хлестаков ещё подумал и сказал:

— До 1915 года.

Сразу встрял Зубатов:

— Что произойдёт до 1915 года?

Хлестаков ответил:

— Дорогой Сергей Васильевич. До 1915 года произойдёт страшная война. Следствием которой может…

Он замолчал и попрощался. Зубатов отвёл меня домой.

Вскоре мы покинули Россию и уехали в Американские Соединённые Штаты. Прожили там несколько более года. Учили английский язык, а затем сербский. В школе говорил, что я серб. Мама хочет, чтобы я учился на родине предков и знал язык, поэтому мы поедем в Сербию.

Через год мы уехали в Европу. Я учился в Сараево. Часто бывал в столице Сербии, Белграде. Господин Хлестаков желал, чтобы я учился верховой езде, фехтовать, стрелять из лука, арбалета и огнестрельного оружия.

По выходным на лошадях прогуливался по окрестностям Сараево. Посещал Вену и другие австрийские города.

Летом, когда начинались каникулы, мы отдыхали в России и я виделся с господином Хлестаковым, который с каждым годом становился всё более известной личностью.

Он расспрашивал о учёбе, о Сербии и Австро-Венгрии. Просил рассказывать историю этих стран, о людях, с которыми я познакомился. Он внимательно слушал, а потом попросил подробности о власть имущих в городе, где я живу.

На этот вопрос я не смог ответить. Он не рассердился, но сказал:

— Для того, чтобы выжить надо хорошо знать, кто распоряжается твоей жизнью. Если не интересуешься ими, то они, может даже из каприза, пожелают посмотреть, какого цвета твоя кровь. Разберись с ними парень, чтобы они не разобрались с тобой.

Меня учили играть в карты и карточным фокусам. На недоумённый вопрос, — зачем это? Господин Хлестаков объяснил, что всю жизнь будут предлагать играть. В большинстве случаев мошенники зарабатывают на жизнь, обманывая доверчивых простаков. Чтобы не попасться на их уловки, надо быть изощрённее шулеров.

Закончив обучение в Сербии, мы вернулись в Россию. Мама утроилась в банк господина Хлестакова, в отделение по связям с Балканами.

Хлестаков предложил стать шпионом. Так и сказал:

— Молодой человек, Вам не претит, если предложу побыть некоторое время моим шпионом?

Шпионом, так шпионом. Профессия не хуже других, а может лучше. По крайней мере не надо сидеть целыми днями в конторе, общаясь с такими же, как сам, канцелярскими крысами.

Я согласился, но без особого восторга.

— Это лучше, чем наживать геморрой в конторе.

Меня направили учиться в школу космонавтики, расположенную в посёлке Космодром. Мне, как и другим стажёрам-космонавтам, непонятно столь жизнеутверждающее название того, чем мы занимаемся: чистим сортиры, убираем навоз с дороги, роем канавы в болоте.

Однажды, стоя по горло в воде, по уши перемазанный в дерьме, пытаясь понизить уровень болотной жижи навозными вилами, воскликнул в отчаянии:

— Господи, ну почему это называют школой космонавтов?!

Наш учитель, первый космонавт России и мира, проложивший школьные дороги, построивший школьные сортиры и прокопавший все окружающие болота, стоя на краю канавы, с философским спокойствием ответил на этот крик души:

— Дабы видеть небо в алмазах.

— Зачем небо в алмазах?

— К звёздам тянет не всех, но все хотят алмазов.

В перерывах между чисткой сортиров и навозных канав нас обучали кое чему, но не кое как. Я выдержал все издевательства и получил звание космонавта, подтверждённое соответствующим аттестатом.