Страница 5 из 5
– Государь, если вы не хотите мира, тогда дайте лучше каждому русскому солдату заряженный пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы получите тот же результат, который вам даст новая и последняя битва!
И вот теперь это мрачное предсказание сбывалось. Александру I и жизнь казалась не мила, а многие его солдаты, голодные, мокрые и замерзшие, со злобой и остервенением пытались растащить на дрова для костров мебель из его палатки. Помешал этому высокий, худой корнет Михаил Лунин. Он взял устройство царского ночлега в свои руки. Мишель энергично защищал монарха от российских солдат, которых в тот момент никак нельзя было назвать верноподданными.
За храбрость, проявленную при самом сражении и при защите жизни императора, он был награжден орденом Святой Анны 4-й степени. Такая награда приятно щекотала тщеславие Лунина. Она значительно повышала его акции в светском обществе и с него не спускали глаз: спаситель царя, его новый фаворит…
Он мог сделать блестящую карьеру, но использовать представившуюся возможность не торопился. Слишком уж незавидным было положение России, чтобы искать личных выгод. Тильзитский мир, который Александр I вынужден был подписать после Фридланда, русские дворяне считали гораздо более позорным, чем все военные поражения.
* * *
После заключения этого договора всем русским газетам велено было срочно полюбить вчерашних врагов и бурно выражать восторг по поводу их побед над вчерашними союзниками. Но Мишель не мог, да и не хотел так резко менять свои взгляды. Вместе с С.Волконским он завел собаку, которая с бешеным лаем бросалась на прохожего, когда ей показывали на него и говорили “Бонапарт!” Затем друзья пополнили свору еще восемью собаками и двумя медведями и в таком составе выходили на прогулки, наводя панику на местных жителей. Отчаянные офицеры, наверное, портили бы кровь своим командирам и в спокойное время, а тогда, недовольные общей обстановкой в стране, они вели себя так, что их остерегались даже превосходительства.
Да и как было не остерегаться таких удальцов, которые в петербургском парке, поставив гроб на черный катер, взяв в руки факелы и нарядившись певчими, затянули среди бела дня заупокойную молитву. А когда заинтригованные гуляющие собрались на берегу, певчие вдруг сделали переход к игривой музыке, сбросили траурные одежды, достали из гроба бутылки и стали пировать.
Никакого взыскания не последовало и ободренные кавалергарды решили спеть для более высокопоставленных слушателей. Они отправились на двух небольших лодках к Каменноостровскому дворцу, чтобы исполнить серенаду императрице Елизавете Алексеевне. Их концерт привлек внимание не только жены Александра I, но и дворцовой охраны, которая пожелала догнать артистов и достойно вознаградить их за доставленное удовольствие. Сторожевой катер не мог выйти на мелководье вслед за кавалергардами. Молодые люди воспользовались этим, и, выскочив на берег, “отступили рассыпным строем”. Император даже после этого не захотел наказывать своих любимцев, полагая, что перебесившись, они будут верно служить престолу.
Он оказался прав: некоторые, предав свои идеалы, действительно добились высокого положения, другие же остались верными себе. Поэтому в 1826 году одни стали подсудимыми, а другие – судьями; одни были сосланы на каторгу в Сибирь, а другие их туда послали. Пока же все они, насладившись остротой опасности, на время успокоились.
Только Мишелю не сиделось на месте. Он нашел в Кронштадте лодку и отправился на ней в открытое море. Зачем? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Его арестовали и доставили к царю. Во время аудиенции Александр I потребовал объяснений. Лунин своим вызывающим поведением вывел императора из равновесия. Сделать это было очень непросто: даже при подписании Тильзитского мира Александр I держался превосходно. Но заканчивая разговор с Мишелем, царь раздраженно спросил:
– Лунин, говорят, вы не совсем в своем уме?
– Ваше величество, про Колумба говорили то же самое, – ответил молодой человек, уважительно поклонившись. Он хотел оставить последнее слово за собой даже в разговоре с императором и в словесной дуэли победил так же легко, как побеждал в дуэлях обычных. Но зато шансы, приобретенные им после Фридланда, свелись к нулю. Да они и не нужны были Мишелю. Его поведение прочно приковывало к нему всеобщее внимание, а это было для него гораздо важнее чинов и звезд. Правда, в глубине души ему хотелось, чтобы внимание было вызвано не скандальными историями, а настоящим делом. Делом, которому он мог бы отдать не только свои силы, способности и энергию, но и жизнь.
II
С 1810 года отношения между Россией и Францией стали ухудшаться, а в начале 1812 года Европа уже открыто говорила о предстоящей войне. Александр I еще надеялся договориться, но французский император уже потерял чувство реальности. Не считаясь с обстоятельствами, он делал только то, что хотел. А в 1812 году он хотел завоевать Россию. 24 июня его войска перешли Неман. Александр I, узнав об этом, с большой, никому не нужной, свитой помчался к армии. В который уже раз он думал поднять таким образом дух войска. И в который раз ошибался. Но теперь его ошибка могла стать роковой. Присутствие его при генеральном штабе вносило путаницу и неразбериху. Единоначалия не было. Любое приказание обсуждалось и оспаривалось царедворцами, которые понятия не имели о военном искусстве. Положение стало катастрофическим. Трезвомыслящие люди из окружения императора понимали это и когда медлить было уже нельзя, государственный секретарь с двумя ближайшими помощниками решил написать письмо, в котором настоятельно просил царя покинуть армию. О том же просила Александра I и его любимая сестра – Екатерина Павловна. Император понял, что если уж эти люди советуют ему помочь армии своим отсутствием, то упираться было бы глупо. Он уехал в Петербург, а русские войска, разъединенные еще в самом начале кампании нелепой тактикой генерала Пфулля, продолжали уходить вглубь страны.
C огромным трудом командующим удавалось уклоняться от генерального сражения. Наконец, после кровопролитного боя под Смоленском обе части армии соединились. Командование принял военный министр – Барклай де Толли. Трезво оценивая силы, он не хотел давать генерального сражения и продолжал отступать. Вся армия была недовольна его действиями. Некоторые горячие головы даже обвиняли его в измене. По мере приближения к Москве эти разговоры становились всё более откровенными. Мишель старался в них участия не принимать. Особенно его коробило, когда главнокомандующего называли “Болтай да и Только”. Ведь Барклай стремился спасти свою Родину и Лунин полностью разделял его стремления. А поскольку словам Мишель всегда предпочитал дела, то и сейчас он написал Барклаю письмо, в котором предлагал поехать к Наполеону парламентером. Там, во французской главной квартире, он рассчитывал убить Наполеона, подавая ему бумаги.
Лунин разработал свой план в мельчайших подробностях, специально заготовил кривой кинжал и долгое время, ложась спать, клал его под подушку. Но письмо его осталось без ответа. Не могли ему разрешить нарушить “рыцарские” правила ведения войны. (1)
Недовольство действиями главнокомандующего было так велико, что Александр I вынужден был сменить Барклая де Толли и назначить М. И. Кутузова.
Старый полководец принял армию у Царева-Займища. При первой же встрече с войсками, глядя на солдат, он воскликнул: ”Ну, разве можно отступать с такими молодцами!” Фразу эту он заготовил дома, точно так же, как и приказ об отступлении. Он еще меньше, чем Барклай, хотел генерального сражения, понимая, что победы в нем одержать не сможет. (2)
Но понимал он также, что Москвы без боя не позволят отдать даже ему, с его русской фамилией и 500-летним дворянством. Он был убежден, что в стратегическом отношении битва была не нужна, но в политическом и моральном отношении обойтись без неё было невозможно.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.