Страница 27 из 34
— Тьфу на тебя, охальник! — разбушевалась женщина, и даже снова замахнулась кнутом, — Ноги у него нема, ещё с польской. Так он сказал, что ружо у него есть, и энтих супостатов будзет горяча привечать!
— Тихо-тихо, — поднял я руку, — Так, колесо поставили. Клавдия..?
— Васильева, мы — засмущалась молодка.
— Клавдия Васильевна, яблоки оставите здесь. Это — приказ. На телегу возьмёте людей, в первую очередь — детей и стариков. Сержант Збицкий!
— Туточки я. Ой, виноват. Здесь!
— Организуйте полную загрузку, и давайте быстрее заканчивайте.
Упряжку отвели в сторону, и Збицкий стал высматривать кандидатов в пассажиры. Я кинул яблоко в ящик, и впрягся в работу по расталкиванию затора. До конца впрочем не успели, и вырулившая из ворот обкома автоколонна вынуждена была остановиться почти сразу. Вывалившийся из первого автобуса товарищ Зелёный было устроил скандал, требуя немедленно очистить дорогу, но его оборвал подошедший Строков:
— Отставить! Скоро поедем. Алексей Юрьевич, давайте отойдём в сторонку.
Мы отошли, и капитан ГБ протянул коробку «Герцеговины Флор»:
— Угощайтесь, товарищ капитан. Остатки былой роскоши, ещё с Минска привозил, — Он мечтательно улыбнулся, — Был на совещании, заглянул в буфет, а там такое богатство... На все деньги взял, всех в Полесске обрадовал.
Мы прикурили от одной спички, и Строков затянулся так, что выступили скулы. Папироса затрещала, и с раздражением выбросив её гэбешник выругался:
— Вот халтурщики, даже такие папиросы сделать нормально не могут! Так, товарищ капитан, слушайте приказ! Младший политрук ваш поступает в распоряжение Особого Отдела фронта. Добровольцев, — он что-то прошипел сквозь зубы, и сплюнул, — найти не удалось. Вряд ли я смогу прислать вам ещё одного комиссара, хотя конечно доложу, по прибытии. Придётся вам командовать одному.
— Товарищ капитан госбезопасности, — растерялся я, — Так вы же, батальон вообще без офицеров оставите! У меня их и так нет, а вы ещё и политрука забираете.
Строков осмотрелся и понизил голос:
— Командиров, товарищ капитан, командиров, а не офицеров. Не путайте. Хорошо, придётся вас в курс ввести хоть и не положено. Ященко к вам направили, чтобы он казарму понюхал. На этом всё, партия вам полностью верит, товарищ Листвин. Товарищ Ливицкий просил передать вам это, а то он был вынужден уехать ночью.
Пожав мне руку, Строков пошёл к машине, но вдруг резко обернулся и спросил:
— О! Чуть не забыл! Буфетчицу-спекулянтку разоблачили, так что можете забрать свои деньги. Да и вообще, подойдите к третьему автобусу, там вас начальник финчасти ждёт. А может быть поедете с нами?
— Нет! — резко отрезал я. — Если партия мне верит, то я такое доверие обмануть не могу. Да и людей бросить не могу. Нет, моё место здесь! А к автобусу, конечно подойду, финансы учёт любят.
Строков поглядел мне в глаза, потом строго по уставу откозырял. Докуривая роскошную папиросу, я проводил усталым взглядом последний грузовик, спускающийся на мост. У ног, в пыли, лежал опечатанный мешок с двухмесячным денежным довольствием всего батальона. Ах, как был недоволен старый финансист из Госбанка, когда я кинул мешок на землю, чтобы освободить руки.
— Молодой человек!! Вы получили материальное воплощение своего и ваших солдат, нелегкого труда. Разве можно, это, швырять на землю!
Вот я и стал миллионером. Командиров нам не надо, атаманом буду я.
Командовать городом оказалось не труднее, чем батальоном. Главное — распределить поручения и проконтролировать выполнение. Но это в теории, а на практике... Одно утешало: поручение для гражданского населения было только одно — эвакуироваться. А ответственных назначить тоже было просто. Товарищ ребе уже выполнял порученное ему задание, хотя и с большим трудом. Он честно сказал, когда я забежал к нему по поводу новых плакатов:
— Ты знаешь мальчик, до чего я наконец-то додумался? Нет, не знаешь, потому что ты ещё не Соломон, но обязательно будешь, потому что слушаешь старших. А эти... — старик только сплюнул, — эти, очень глупые люди говорят что жили при большевиках, проживём и при германцах. Прожив долгую жизнь, я обнаружил, что и среди евреев есть жиды. И что с ними делать, скажите мне? Солдат, чтобы штыками их гнать, ты же не дашь.
— Не дам. — подтвердил я, и добавил: — Самому не хватает.
— Вот и я, об том же. — Совсем пригорюнился ребе. — Ладно, будем делать что должно. Кстати, к попам можешь не ходить, я у батюшки уже был. Он такую речугу потом закатил что, паства его прям из храма побежала вещички собирать.
Я поблагодарил старого печатника, и мысленно ругая себя последними словами вышел из типографии. Как же я мог забыть, что церковь в городе работала практически всегда. Её и закрывали только в двадцатом, лет на пятнадцать. Ну хорошо, одной проблемой меньше. А теперь к моим патрулям, вернее в здание НКВД, где была караулка, — отдать им афиши для расклейки. Потом в батальон — поймать Абрамзона и направить его на склады Госрезерва, пока их не сожгли. А то этот хитрый жук уже второй день носится по области, и явно что-то химичит. И ещё. Поздравить Эстер Шлёмовну с тем, что она стала начальником облздрава, и теперь все склады в её распоряжении! Если конечно на них что-нибудь осталось...
Вернувшись в свою уютную норку, и раздав всем по пряникам, я засел в канцелярии. С тяжёлым вздохом водрузил на стол папки, и стал изучать ту, где была наклейка «Полесский укреплённый район». С каждой прочитанной страницей моё недоумение росло. Вскоре оно уже превратилось в панику. Пережив «развитый социализм», «перестройку», «социализм с человеческим лицом», и «общество равных возможностей» я был склонен согласиться с утверждением стариков «Вот при Сталине был порядок!» А тут... Зачем-то расформировали, пусть и построенный по меркам Гражданской, но вполне боеспособный укрепрайон. И когда!? Я вернулся к документу, и недоверчиво посмотрел на дату. В тридцать шестом году! Дивизию забрали, а сформировали пару пульбатальонов, да и то кадрированных. Но после тридцать девятого, исчезли и эти батальоны. То есть личного состава нет, пулемёты частично на складах, а большей частью — неизвестно где! На глаза попалась выписка из перечня оргмероприятий проводимых по укрепрайонам. Так, что у нас тут? Правильно, сформировать четыре отдельных взвода полукапонирной артиллерии. До первого декабря тысяча девятьсот тридцать девятого года. После семнадцатого сентября уже не актуально. А сейчас что мы имеем с этого укрепрайона? А имеем мы, ни-че-го! Бронеколпаки демонтированы в тридцать девятом, дерево-земельные укрепления уже превратились в холмы и ямы. Теперь Полесский укреплённый район существует только на бумаге, так же как и мой батальон. А кому я подчиняюсь? Опаньки! Нахожусь я вместе со своим «укрепрайоном» в оперативном подчинении двадцать первой армии. Хотелось бы верить, что генерал-лейтенант Ефремов в курсе всего нашего бардака. Но сомневаюсь я, что комбриг Бабына докладывал всю правду. Внеочередную «шпалу» я явно получил с его подачи.
В дверь постучали, и я захлопнул папку, предварительно засунув в неё требование о предоставлении отчёта о наличии и состоянии автотранспорта:
—Войдите!
В дверь подчеркнуто робко просунулся какой-то парень в полувоенном костюме. По крайней мере, штаны и сапоги были военные. В руках он мял пилотку без звездочки. Посмотрев на него, я с изумлением узнал младшего политрука:
— Николай Григорьевич! Что это за маскарад!? Что об вас бойцы подумают!!?
— Но товарищ капитан. — растерялся Ященко — В казарме никого нет, кроме дневальных, а меня сержант Соловьёва провела. А нам уже пора...
— Куда? — начал спрашивать я, потом вспомнил, хотя... — Почему это «нам»? Мне Строков только о вас говорил!
— Товарищ капитан! — взмолился Ященко, — Мы со Светой. Ой, с сержантом Соловьевой, пожениться хотим. Отпустите её со мной...
Я встал из-за стола, и прошёлся по комнате:
— Дела... Позовите сержанта.