Страница 22 из 34
— В общем, — продолжил Заяц, — надо выяснить где же он, взял взрывчатку. А этот старый чёрт, ничего не помнит. «Накатили четверть с кумом. Тут хлопцы подходят, усе в форме, и гутарят, что горилки им надоть. Ну кум, уже готов, а у меня взыграло. Говорю, будет вам, хлопцы горилка, а вы мне гранату дайте». Вот так и рассказывает, а кто эти хлопцы, какие хоть у них звания, а ... — со злостью закончил старший лейтенант милиции.
Я с трудом сдерживал смех:
— Так, на кой лях, ему граната?
— Да упёрся, как баран у ворот! Сом у него в личных врагах! Пять лет не может того сома из бочага вытащить!
Мы со Строковым не выдержали, и захохотали, потом я всё таки немного успокоился, и поинтересовался:
— Так сом, хоть всплыл?
— Никто не знает, — не выдержал, и усмехнулся Заяц, — Когда стрелки НКПС лодку поймали, этот подрывник уже спал. В лодке, рыбы не было.
— Так что, вы хотите чтобы этот партизан мост минировал? — я оглядел чекистов, и недоверчиво переспросил: — Вы что, серьезно?
— А что нам делать? — развёл руками Заяц, — Этот, как вы его назвали, партизан — единственный взрывник в городе.
— Ну я бы так не говорил, — задумчиво возразил Строков прикуривая очередную папиросу, — Надо проверить в паспортном столе и в военкомате.
— Слушайте, а зачем создавать себе лишнюю работу? — поинтересовался я, — Неужели в Калинковичах ни осталось военных? Если пехотное училище ещё не эвакуировали, то специалист там обязательно будет.
Строков отрицательно покачал головой:
— Да вряд ли там кто-то остался. Досрочный выпуск у них был почти месяц назад. Хотя, хм.., Калинковичи?
— Ага, — подтвердил Заяц, потом оба посмотрели на меня.
— Мы вам поможем, товарищ Листвин. — пришёл к окончательному решению Строков, — Только сами понимаете, работать будут наши люди, и желательно чтобы их никто не видел.
— Понимаю, — согласился я, — и когда скажите, караул с моста сниму. Отправлю, своих окопы подправлять. Только, давайте не тянуть с этим вопросом. И ещё, что с зенитчиками делать? Они же мне не подчиняются.
— Завтра-послезавтра, будет приказ о введении осадного положения, — отреагировал начальник УНКВД, и добавил: — военному коменданту все будут подчиняться.
Я встал, и вдруг вспомнил:
— О, чуть не забыл! Скажите, что у нас в городе с ценами творится?
— А что такое? — заинтересовался Заяц.
— Так «Казбек» уже почти десять рублей стоит.
— Где!? — возмутился милиционер.
— В буфете ресторана.
Строков нахмурился:
— Пётр Васильевич, лично разберитесь. Только спекуляции нам ещё не хватало.
Выйдя наконец-то из здания НКВД, я задумался о дальнейшем маршруте. Ехать к желдормосту было не с руки, не было пока у меня власти командовать зенитчиками. Объявление осадного положения задерживалось, что в общем-то правильно. Война была ещё далеко, а лишних хлопот мне и даром не надо. Эх, придётся возвращаться в батальон, и снова садиться за бумаги. Вот же, проблема. В батальоне офицеров нет, зато в штабе бумажного укрепрайона, «кубики», и «шпалы» почти на каждом. Уже открыв дверцу машины, я заметил летящий «газончик» с ярко-красным крестом на боку. Предчувствие беды резануло сердце. Запрыгнув в машину, я с лязгом захлопнул дверцу, и Зубрицский резко дёрнул «эмочку» с места.
Возле моста нас встретила оглушительная тишина. Нет, по-прежнему плескала волнами река, и ветерок ерошил волосы, снявших пилотки, шляпы, и редкие фуражки людей. Но все эти звуки скользили мимо людей, не отрывающих взглядов от группы красноармейцев, столпившихся возле старенького «газика» с ещё сверкающим краской крестом милосердия. Когда я подошёл ближе, ко мне сначала подошёл Абрамзон и очень тихо сказал:
— Беда, товарищ капитан. Заяц помер.
Я недоумёно посмотрел на своего верного зампотыла, но не успел ничего спросить. Подскочившая к нам Коробочко, рыдая, начала кричать на нас, что это мы его убили! Боюсь женских слёз, всегда чувствую себя виноватым. И как обычно, пришлось мне, собрать в кулак, всю свою волю, чтобы снова стать тупым солдафоном.
— Товарищ старший сержант медслужбы! Я вам приказываю, немедленно прекратите истерику! Доложите, как положено!
Сверкнув на меня смертоносными изумрудами глаз, товарищ старший сержант, беспомощно посмотрела на Абрамзона. Старый еврей устало вздохнул, и достал из нагрудного кармана гимнастёрки платок:
— Сходи-ка ты дочка к реке, умойся. — Потом вновь обратился ко мне: — Мы разгрузили первую машину, Заяц командовал. А второй «ЗиС» таки стоял на мосту, и на площади уже толпа собралась. Ну я с этим поцем, пока договорился, Заяц, сам скомандовал машину скатить с моста на остров. Этот интендант, — Абрамзон сглотнул продолжение, — приказал снять с машины аккумулятор, так что завести было невозможно. Ну бойцы напряглись, а она стоит, и он не выдержал...
Подошедшая Коробочко печально закончила:
— Сердце у него было больное, а тут жара, духота. Нельзя ему было напрягаться.
Я молча подошёл к санитарной машине, и снял фуражку. Кто-то из стоящих рядом красноармейцев, негромко пробормотал:
— Отмучился, сердэшный.
— Отставить, — шёпотом прорычал я, — Красноармеец Заяц погиб на боевом посту. Он живот положил ради други своя, как говорили наши предки. Пусть он не смог убить ни одного врага, но он сделал всё, чтобы мы могли это сделать! Сержант Абрамзон! Старший сержант Коробочко!
— Я, товарищ капитан!
— Подготовить всё для торжественного захоронения красноармейца Зайца, павшего на боевом посту!
— Есть, товарищ капитан! — хором ответили мои сержанты, и козырнули, держа пилотки в руках.
«Спецсобщение №143 Руководителя специальной группы при наркомате внутренних дел лейтенанта ГБ Мээтте А. К.
Товарищ Генеральный комиссар госбезопасности. Выполняя ваше распоряжение о срочной эвакуации фигуранта по делу «Пиллигрим», группа ОСНАЗа под моим командованием 4 августа в 11.13 вылетела в город Полесск Полесской области БССР, на самолете «ДС-3» в сопровождении эскадрильи истребителей «ЯК-1» 301 ИАП. В 14.48 совершили посадку на аэродроме Гомель, для дозаправки истребителей. Во время посадки на аэродром один из истребителей (бортовой номер 24, пилот — сержант Рыцкий В. Д.) попав левой стойкой шасси в незаделанную воронку, перевернулся, и загорелся. Пилот погиб. В связи с отсутствием автозаправщика, заправка самолетов затянулась до позднего времени, и мною было принято решение об переносе вылета на следующее утро. Аэродром близ города Полесск для производства ночных полётов не имеет никакого оборудования. Утром 5 августа самолёт «ДС-3» был самовольно захвачен группой ответственных работников ЦК КП(б)Б. При попытке воспрепятствовать, мне был предъявлен приказ члена Военного Совета Западного фронта Пономаренко об срочной эвакуации из Гомеля всего персонала ЦК. Не желая допускать боестолкновения с охраной ЦК, я принял решение не препятствовать захвату самолета. Тем более, мною были сведения о том, что аэродром в Червонополеске находиться в аварийном состоянии, и не может принимать тяжелые машины. Командиру экипажа самолета «ДС-3» мною было приказано, после выполнения задания по эвакуации, приземлиться в городе Брянск*, где и дожидаться моего появления. Несмотря на мои протесты, все истребители «ЯК-1» были также захвачены. Так как на аэродроме уже находился восемьдесят седьмой отдельный батальон конвойных войск НКВД БССР, оружие моей группой не применялось. В результате, мною принято решение добираться до города Полесска автотранспортом**, с последующей доставкой фигуранта на аэродром города Брянск, так как аэродром города Гомеля постоянно подвергается налётам вражеской авиации.»
Передано по спецсвязи ВЧ 5 августа 1941 года в 09.05.
* Самолет «ДС-3» бортовой номер 012 АОН НКВД СССР был сбит зенитной батареей при попытке посадки в городе Калинин. Командир батареи старший лейтенант Павлинов привлечен к уголовной ответственности.
** Спецгруппа НКВД пропала без вести 5 августа 1941 года на участке автодороги Гомель—Червонополеск в районе деревни Паричи. Из предоставленных группе двух автомобилей «ГАЗ-415» и одного «ГАЗ-М» были обнаружены только два сожженных пикапа.