Страница 8 из 8
— Что случилось?
Парень поднял глаза, и неожиданно признался:
— Не знаю о чём писать. Про Одиссея я же читал, когда греческому учился. Говорилось что жил он давным-давно, и вообще, мифическая личность. А тут воочию увидел, и…
— И? — заинтересовался Володимир.
— Скажи ему, что он — выдумка, так чего доброго, и в глаз получишь.
— Не, сразу не получишь. — дружинник присел рядом, — Этот Улисс сначала подумает. Хитрый он, и умный.
— Это я понял, и писать про него конечно буду, видел же. Но всё равно не пойму, как мы с ним встретились, и почему он до сих пор на свой островок не попал? Там же море такое маленькое, на чертеже земли нашей.
— Мы в океане, — меланхолично произнёс Геллер, и взглянув на волхва, продолжил, — Здесь не правят боги времени, не любят их морские божества. Ты не переживай, если повезет, мы ещё и Синбада встретим.
— Как это, времени нет? — удивился юноша, — Мой пестун всегда говорил, что времени подвластно всё и все.
— Как тебе объяснить-то? — задумался ватажник, — Ты скажи, что твой учитель про богов говорил, и про людей?
— Как что? Да то, чего всем известно. Тайн никаких нет. Боги наши нас сотворили, уму-разуму научили, и отправили жить-поживать. От нас им, почёт и уважение, от них нам забота и присмотр.
— Умён твой пестун, ох умён. А скажи, коли тебе тяжко придётся, ты в храм побежишь?
— Зачем? — поразился такому вопросу Ивашка, — К умным людям пойду за советом, сам думать буду. Люди уже не маленькие дети, чтобы к тятьке по всем пустякам бегать. Сами должны со своими тягостями справляться. Не гоже богов нашими делами нагружать.
— Это ты прав, — легко согласился Геллер, посмотрел на море, и задумчиво продолжил, — А вот боги у нашего друга, до сих пор ведут себя, как дети малые. Сильные, много умеющие, но жестокие дети. Всё лезут и лезут в дела людей, так и держат греков вместо игрушек. Вот и царь наш знакомый, обидел кого-то из богов своих. А другие божки за него заступились, убить сразу не позволили. Попал Одиссей в их свару, так и мечется по морю-акияну, всё мечтает домой попасть. Бедняга.
— Так как же так? — прошептал парень, — За что мука такая? И глупая жестокость, нечеловеческая прямо.
— Так то ж боги. Не понять нам их дел.
— Я понимаю, что это не наши боги. У наших богов есть свои дела, которых я понять не в силах. Но это просто от незнания, масштабы у нас разные. Но такой идиотской жестокости наши боги себе позволить не могут. Глупость какая-то…
— А ты у волхва про божеские дела спрашивал?
— Спрашивал, — усмехнулся воспоминаниям юноша, и невольно потрогал правое ухо, — Словил «леща» и задание получил, понять Машку, старшую дщерь ковальскую.
— Суров, ох суров пестун твой. — покачал головой Геллер.
— Да добрейший человек, даже когда трезвый. Он же не сильно стукнул.
— Я не о затрещине. — отмахнулся дружинник, — А о задании. Суров, но умён! Ведь коли сможешь ты женщину понять, то дела божественные для тебя яснее света будут.
Спесь Федорович тем временем обеспокоился близостью арапских берегов. Поговорив с Грицем, приказал подобрать парус, и позвав Рыся, принародно поклонился в пояс.
— Уважь опчество, востроглазый наш. Посиди ночью, побачь, чтобы в берег не уткнулись. Да и народ подбери себе в помощники.
Немного заважничав, от чести такой, Рысь тем не менее ломаться не стал, и сразу согласился. Подобрал себе самых глазастых, и отправился отдыхать под палубу. А Ивашка отправился искать своего «дядьку».
— Дядя Володимир, скажи-ка, неушто арапы такие воины сильные, что только при свете дня с ними встречаться можно?
Для начала Геллер похлопал рукой по доскам, приглашая садиться, потом сунул в руки парня веревку, показал как надо её править, и только убедившись, что ученик понял урок, ответил:
— Нет, супротив наших арап не выстоит. Да и никто не устоит, в честном-то бою. Только вот ночью с арапами биться нельзя. Почему? А ты арапа, или как они сами себя называют, негра видел? Вот то-то же. Ночью его не видно. Только глаза блестят и зубы белеют. Ну и представь: махнул я кулаком, попал… И всё, глаза заплыли, зубов уже нет. И куда второй раз махать? Никого же не видно. А народ дюже обидчивый, сразу за железо хватаются. Так что лучше с ними при свете солнышка встречаться, они тогда хорошо видны.
— А зачем драться-то? — поинтересовался волхв, ловко сплетая расхлеставшееся вервьё.
Володимир отложил канат в сторону, задумчиво посмотрел на море, почесал в затылке, и неохотно сказал:
— А в самом деле, зачем? Не знаю, но иначе никогда и нигде не получается. Да и не со зла всё это. Удаль молодецкую показываем. Сам-то зимой на кулачки ходишь?
— А как же! — слегка обиделся Ивашка, — В честном споре и других посмотришь, и себя можно показать.
— Ну знамо дело, — улыбнулся Геллер, — Девушки-то внимательно глядят. Да и синяки лучше всего поцелуями сводятся.
Не поднимая глаз от особо растрепанного вервья, Ивашка почувствовал, как на ланитах выступает предательский румянец. Но дядько только усмехнулся, и раздумчиво сказал:
— Долго я думал, почему у нашего народа силы много. И понял! В хлебе нашем причина, да в печах, что научили нас боги делать. Походили мы по морю-акияну богато, посмотрели… Нетушки у других народов хлебушка нашего ржаного, и печей-матушек тоже нет. Вон нурги, костры в домах жгут, галлы понапридумывали каминов каких-то. Другие тоже изгаляются как могут. А вместо хлеба чего только не используют? Лепешки из чего только не пекут? А поставить тесто, погодить, да потом в печь её, истопленную по правде… Эх, ляпота.
— Так что же, не наши совсем глупые?
— Нет, сынок. Есть конечно, глупые люди, но народов таких не бывает. Просто, у иных земля не такая, или жарко слишком. А то и терпения не хватает, или ещё чего. Ведь есть у нас, и ещё одна тайна. Любого примем к себе как родного. Будь человеком, уважай и соблюдай наши обычаи, и станешь нашим, если не по крови, так по духу. Вот поверь моему слову, ежели всегда обычай этот соблюдать, то велика и сильна будет держава. Потому что сила наша в правде. Всё, на сегодня хватить, пойдём Лисовину подмогнём. Обед-то приготовить надо.
Ночь прошла тихо и безмятежно. Со спущенным парусом ладья дрейфовала недалеко от берега, но кроме криков зверей ничего не беспокоило покой команды. Да и Рысь со товарищи зорко следил.
Зато утром было всё торжественно. Вышедший на палубу Спесь Федорович, был немногословен и величав. На красном парусе радостно улыбалось солнце золотое, и небесное светило смягчило свой жар, завидев такой почёт. Лучшие одежды одели ватажники, и оставили на борту даже ножи. Не к врагам идём, нечо железом бряцать. Журчала вода, охотно освобождая дорогу крепкому брусу ладьи, твёрдо держал правило сусанин. А на берегу, на песчаном пляже, дерзко раздвинувшим стену деревьев, начал собираться народ. Хоть и поблескивали, опасливо, наконечники копий, но не в первых рядах, слава богам. Ладья аккуратно приткнулась к брегу, и первым на чужой песок степенно спрыгнул атаман. Безошибочно выбрав старшего, Спесь поклонился ему (поклон спину не ломит, а уважить человека надо), и попросил:
— Позволь отдохнуть на берегу вашем, вождь. Клянемся обид не творить, людей не обижать.
Вождь, оглянулся на копейщиков, переглянулся с украшенным ожерельем стариком, и на понятном всем языке, ответствовал:
— Отдыхайте. А я пока весточку ампиратору пошлю.
Сказать что Кудаглядов был удивлён, это не сказать ничего. С трудом справившись с челюстью, норовившей упасть ниже колен, Спесь оглянулся на потрясенную команду, и с трудом молвил:
— Дык… это… Какому ампиратору?
По наконечникам копий пробежал солнечный зайчик, но лица воинов не дрогнули. Зато шаман рассердился, и долго кричал что-то на незнакомом языке, потом успокоился, и тщательно подбирая слова, ответил:
— Дык! Нельзя! Имя ампиратора священный! О забор язык чеши!
Услышав явно знакомую фразу, Спесь сначала расхохотался, потом окликнул Геллера:
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.