Под необъятными небесами

Солнце сушит меня, проникает под кожу, до костей, под закрытые веки, рисует бахрому золотистого цвета…, я отдыхаю.

Оранжевое пятно тендера появляется перед самым закатом, когда я уже смирился с мыслью провести ночь под открытым небом.

На загорелом лице Лиззи видно облегчение, от того, что она меня нашла.

— Что ты здесь делаешь? Ты поранился? Здесь есть акулы? — Кричит она, маневрируя под мотором, чтобы держаться на границе прибоя.

— Я в порядке. Меня унесло течением. Хорошо, что здесь оказалась эта скала. — Кричу я в ответ, готовясь нырнуть между двумя волнами.

— Течение? Какое течение?

В канале, где прежде тёк бурный поток, вода теперь гладкая и неподвижная. Полная луна, причастная к этой шутке, насмешливо смотрит на нас с высоты.

После этого приключения мы решили остановиться и отдохнуть.

— Всё, хватит. Ничего не хочу делать. Хочу читать и отдыхать, отдыхать и читать, пока не надоест. Уже несколько месяцев, как мы плывём без передышки.

Эгуум атолл казался идеальным местом. Прекрасный уголок, изолированный и безлюдный. Местные жители, после большого бартера в первый день, больше даже не появлялись. То ли у них не было больше ничего на обмен, то ли потому, что считали, что надули нас: десять кокосов в обмен на два куска мыла, деревянное копьё, на старую футболку. Кто выигрывает в этих обменах? Корзина омаров за несколько метров верёвки. Сколько стоят десять кокосов. Здесь достаточно залезть на дерево и сорвать их. Сколько стоят десять омаров? Нужно просто нырнуть и поискать под скалами. А футболка сколько стоит. Мои друзья в Милане выбрасывают их десятками. Они вышли из моды.

— Помнишь мою коллекцию галстуков?

Время шло, муссон ослаб, дул южный бриз и небо снова стало голубым.

— Бриз с юга? Только бы он не усилился!

Я вдруг сразу вспомнил, что якорная стоянка практически открыта с юга. По хорошему надо было бы уходить при первых признаках южного ветра.

— Уходить? Разве мы не собирались отдохнуть?

Разве можно уйти лишь потому, что ветер может быть поменяет направление! Пайлот даёт для этого периода вероятность ветра с северо-запада более девяносто процентов и вероятность южного ветра менее двух.

В семь часов бриз превратился уже в свежий ветер и наш райский уголок наполнился волнами, заходящими в лагуну через проходы в барьере и разбивались на пляже, в сотне метров за кормой.

«Веккиетто» клевал носом на каждой волне, дёргая якорную цепь.

Уже в третий раз я нырял, чтобы проверить якорь, на этот раз с фонариком, так как было темно.

— Ну, как якорь? Пока держит? — Спросила Лиззи с тревогой.

Якорь пока держал, но насколько его хватит? Волны увеличивались с каждой минутой. «Веккиетто», казалось, плывёт по морю, его нос поднимался и опускался на волнах, но движения были не естественные, заторможенные, сдерживаемые якорной цепью.

— Лиззи! Я думаю, надо уходить!

— Уходить? Ты с ума сошёл! В темноте! И как мы найдём выход?

— Канал широкий. — Ответил я. — И у нас есть ориентиры, деревья.

Там где они заканчиваются, ещё метров пятьдесят песка и дальше канал. Достаточно держаться от них подальше, на карте не обозначено никаких препятствий.

— Скала, с которой я тебя сняла. Тоже не обозначена на карте. Я говорю нужно остаться. — Лиззи была категорична.

Это верно. Скалы на карте не было.

— Слушай, давай спустим динги с мотором, освободим палубу и закрепим всё так, как если бы уходили. Потом будем нести якорную вахту. Если увидим, что якорь не держит, хоть малейшее сомнение, будем сниматься. Лучше канал в темноте, чем оказаться на берегу.

Если будет держать, останемся до утра.

Поставить подвесной мотор на динги было целым приключением.

Лодочка подпрыгивала на волнах и норовила исчезнуть под кормой «Веккиетто». Лиззи падала в воду два раза и мотор не последовал за ней лишь потому, что был привязан.

— А черепаха? — Я совсем забыл про неё. Несчастное животное лежало на дне кокпита, ожидая нашего решения. Я поднял её, разрезал путы и выпустил в море. Она даже не оглянулась поблагодарить.

Так мы и провели ночь, сидя перед мачтой под плёнкой, прижавшись друг к другу. Молча мы смотрели на свою лодку, с чувством некоторой вины, за то, что привели её в эту глупую западню.

Нос взлетал вверх, цепь натягивалась, палуба блестела от брызг и отражала отблески луны.

— Уходим?

— Нет, кажется немного успокаивается…

— Остаёмся?

Крайняя пальма на острове была нашим ориентиром, позволявшим определить, держит якорь или нет. Пеленг 265 градусов. Он не должен уменьшаться, это будет означать, что якорь ползёт.

Южный Крест сиял прямо по носу, в метре над водой. Ветер не был очень уж сильным.

— Сколько дует? Узлов двадцать? Двадцать пять? Если бы мы были в море, а не в этой ловушке, это был бы великолепный ветер.

— Мы что, действительно в опасности? — Тон Лиззи выдавал её волнение.

— Не знаю. Может быть совсем чуть-чуть. — Впервые я чувствовал себя в опасности и удивлялся, что не чувствовал при этом страха.

— Тебе страшно?

— Нет.

— Мне тоже.

Бруууум… Иногда «Веккиетто» очень сильно дёргал цепь. Если бы она порвалась, или сломалась мочка якоря, у нас не было бы даже времени завести мотор. Но цепь выдержала, мочка не сломалась и на рассвете «Веккиетто» вышел из лагуны и принялся прыгать на волнах, пробивая себе дорогу против ветра, на юг.

13. Бетель

Ещё одно серое утро. Дождь льёт периодически, но когда льёт, обрушивается стеной. Мы стоим на якоре в длинной, узкой бухте с почти непроизносимым названием — Габугхоги, на южном побережье Папуа Новой Гвинеи. Вдали, на входе в бухту, сразу за деревней, видны пенные гребни прибоя, знак плохой погоды в море. Мы собирались поменять место стоянки и сместиться поближе к деревне, в надежде пополнить припасы, но, посмотрев на небо, решили остаться в глубине бухты, прекрасно защищённой рифом и мангровыми зарослями, хоть нам и придётся доедать последние консервы.

Нужно бы половить рыбу, но не хочется. Вода мутная, потому что дожди наполняют реку, впадающую в бухту в пятистах метрах от нас, и она несёт с собой большое количество ила. Местные говорят быть осторожнее с крокодилами, они, по ошибке, могут стать агрессивными, особенно в грязной воде.

Издалека подходит пирога. Это Даона, жена Као, с мальчиком. Они привезли старую дубинку, использовавшуюся воинами. Мы вымениваем её на кусок ткани. Даона говорит только на пиджин, поэтому общаться очень трудно. Нам удаётся понять, что она собирается дальше в «сад». Мы сразу же предлагаем проводить её, в тайной надежде разжиться овощами. Пирога идёт впереди, мы сзади следуем на динги.

Поднимаемся вверх по реке, берегов не разглядеть из за ила и густых мангровых зарослей, растущих прямо из воды и покрытых маленькими острыми моллюсками, из за чего сойти на сушу невозможно. Наконец причаливаем у открывшейся лужайки. Отсюда начинается земляная тропинка, вся густо испещрённая корнями мангров. Идти трудно, ноги то и дело вязнут в мягкой грязи и проваливаются в крабовые норы. В воздухе запах сырости, гнили и кислой травы.

— Может вернёмся? — Предлагает Лиззи.

— Нет. Пошли. Интересно посмотреть где они возделывают огород.

В действительности, кроме желания раздобыть что-нибудь, мне стыдно показать Даоне, что мы не способны даже передвигаться по джунглям.

Тропа длинная и, кажется, никогда не закончится. Умираю от жары, истекаю потом, проваливаюсь в грязь, всё тело покрыто укусами насекомых, но я терплю, иду и не подаю вида. В правой руке мачете, в левой — палка, шорты модели «американский турист», ноги покрыты царапинами и грязью.

Наконец, маленькая хижина, переходим вброд ручей с чистой водой, карабкаемся по склону, поросшему высокой травой и вот, мы в «саду»…это участок джунглей, менее густой, чем вокруг, где тут и там, без всякого порядка, посреди дикой травы, растут ананасы, папайя и таро. Да, фруктами здесь не запасёшься: два спелых ананаса полны муравьёв, несколько плодов папайя, ещё не зрелые.